Это третья по счету книга воспоминаний прославленной советской актрисы, которая на протяжении нескольких десятилетий пленяла зрителей своим шармом, неуемной энергией, искромётными импровизациями и драматичными пассажами. Людмила Марковна описывает время с 1980-х до начала 2000-х годов. Это был непростой переходный период наплыва новых идей, коммерциализации и чрезмерной либерализации культуры, который выбивал у многих почву из-под ног. В драматичную эпоху перестройки Гурченко не сломалась и осталась верна себе. Она была по-прежнему востребована в кино, а в 1990-2000-х годах даже стала шоу-вумэн. В этом бешеном ритме жизни Гурченко в нужный момент умела остановить саму себя, чему и посвятила свою книгу.
Красной нитью через повествование проходят щемящие душу воспоминания о счастливом детстве, трудностях семейной жизни и актёрской профессии. Гурченко всегда работала на пределе своих возможностей и осознавала, что такой темп подрывает ее здоровье. Поэтому она взяла за правило хотя бы иногда делать короткие передышки и говорить себе «нет». За свою долгую и плодотворную карьеру Людмила Марковна заработала себе репутацию трудной актрисы. Тем не менее, она всегда оставалась востребованной, и во время неоднозначных перестроечных перемен осталась на плаву.
Гурченко признается читателям, что самый одинокий в мире человек – это артист. Она с горечью делится своим профессиональным опытом, который состоит не только из всесоюзной славы, но и лжи, лести, обмана и даже ненависти. Тем не менее, она продолжала работать, не покладая рук. Актриса резко высказалась об отношениях с прессой, зато уделила немало теплых слов отцу, который был самым дорогим человеком в ее жизни. Вообще, Людмила Марковна пронзительно прощается со своим прошлым, которое все-таки было для нее счастливым, несмотря на критику коллег и прессы, периоды забвения и неудачи в личной жизни.
Книга «Люся, стоп!», в первую очередь, будет интересна любителям творчества актрисы. Но она также наверняка приглянется и рядовому читателю, мало знакомому с классикой советского кинематографа. Хотя Гурченко не слишком заботилась о хронологии и логике повествования и периодически переходила от одного воспоминания к другому, ее искренность все-таки подкупает с первых же строк книги, где она прямо обращается к «народу и зрителям».
