Многие, если не большинство, произведений не могут быть точно поняты в отрыве от культуры, к которой принадлежит автор. Это касается и детективов. Монстр описанный в повести Артура Конан Дойля, как похожее на огромную собаку существо с горящими глазами, — разумеется, оказывается вымышленным. Ибо произведение реалистическое. Однако, хотя этого и нельзя понять по диалогам персонажей, — «собаку Баскервилей» выдумал не автор повести. И даже не Баскервили. Это вполне традиционное для мифологии Британских островов существо.
Речь о баргесте или — другой вариант названия — гриме. Псе Одина, отставшем от Дикого Гона, одичавшем и постепенно энглизировавшимся. Сблизившемся по характеристикам с прочими британскими гоблинами (до Толкина, «гоблином» читался любой злой дух).
...Но, кстати, о гримах. Вой этого существа, как и плач баньши, предвещал скорую смерть. Что должно было изрядно деморализовать обитателей Баскервильхолла, окажись они суеверными. Однако, в повести несколько раз подчеркивается, что людьми они оказались рациональными, и изначально считали собаку живым существом… Хотя…
И да. Грим не разрывает свои жертвы, — не может, ибо бестелесен, — а как это случилось со старым Баскервилем, убивает ужасом. Но при этом может оставлять собачьи следы — не только на снегу, но и на камне. Из дополнительных же способностей, в повести никак не реализованных, можно упомянуть полиморфность. При желании, грим принимает облик чёрного шара.
Как всякий призрак, он любит бродить на кладбищах, но в отличие от большинства, не боится «христианской магии». Откреститься от языческого по происхождению демона невозможно. Грим способен даже врываться в церкви. Святая вода и колокольный звон для него ничего не значат. Отбиться от грима можно только — просто — не испугавшись его. Не имея другого оружия, кроме страха, и видя, что оно не сработало, монстр отступает.
Что же касается «проклятия Баскервиллей» внятной логики в данной детали нет. По легенде, не сделав разницы, — что и логично для адской твари, — грим уложил, как негодяя Хьюго Баскервилля, так и его жертву. С какой бы стати ему после этого начать преследовать род — непонятно.
