– Хочешь на охоту сходить? – предложил друг.
– Конечно! Ещё спрашиваешь! – ответил, не раздумывая, даже не подозревая, что меня ждёт.
Нет, стрелять я никогда не стрелял, кроме как в городском тире в чёрные металлические фигурки кабана или зайца. Во вмятинах, с отлетевшей от метких выстрелов краской, они совсем не были похожи на настоящих зверей. В живую цель мне стрелять совсем не хотелось. Даже пойманную рыбу, когда крючок распарывает ей губы и начинает идти кровь, мне жалко. Но решил, что всё надо в жизни хотя бы один раз попробовать, так почему бы и не сходить на охоту, не прогуляться?
– Белое не одевай. Вообще ничего яркого чтобы не было, – предупредил друг.
Повезло, что нашёлся в хозяйстве камуфляжный костюм.
Охотиться на уток предстояло у реки со звучным, как шум воды на каменистых перекатах, названием Варжега. Речка неглубокая, но изгибалась, как змея: то быстрое течение, то заводи. Когда пересекал реку вброд, уронил бутылку с питьевой водой. Хорошо, что смартфон не потопил. Наклонился за бутылкой – и замер, разглядев у самых ног стайку серебристых мальков. Пугливые рыбки порскнули во все стороны, испугавшись, но уже через несколько секунд подплыли к моим ногам и доверчиво тыкались в резиновые сапоги.
Дальше споро шли вдоль берега реки. То и дело попадались кусты пахучей чёрной смородины. Прямо на ходу я срывал давящиеся в руках перезрелые ягоды и отправлял их в рот, щурясь от удовольствия, – сладкие! При этом изо всех сил старался не отставать от друга. Так старался, что даже вспотел. Да и день начала сентября выдался погожим, не по-осеннему тёплым. Небо, казавшееся этим непривычно жарким для севера летом будто выгоревшим, мягко и щедро лило на землю яркую лазурь. Лёгкие облака, как в зеркало, смотрелись в воду Варжеги, уже начавшую остывать после прохладных и туманных сентябрьских ночей.
Чем дальше мы шли берегом, тем труднее был путь. Не думал, что на Вологодчине есть такие джунгли-заросли, как в Амазонии! Птица умеет прятаться, не глупая. Бобры устроили завалы из берёз и ив: подгрызли стволы, как точилка карандаши, – ровненько, красиво. Иван-чай вымахал выше человеческого роста, злая крапива прожигала ноги даже через плотную ткань брюк, колючки облепили куртку, а руки покрылись красными волдырями и нестерпимо зудели. Я уже пожалел: зачем попёрся? Уток не видел? Друг ещё шепчет: пригибай голову, чтобы птица не заметила тебя с воды. И не хрусти ветками. И не отставай. Последнего я боялся больше всего: вдруг вместо утки – меня… Конечно, с птицей трудно спутать, но всё бывает.
Мы продолжаем лазить по дебрям, выслеживая уток. Друг поднёс палец к губам: тише! С нами на охоте был отец моего товарища, он первый и бабахнул. От неожиданности я вздрогнул. Так и должно быть: по старшинству отец первый подстрелил утку. Он нёс её за длинную тонкую шею, из головы птицы сочилась алая струйка крови.
– Живая ещё…
Мне показалось, что утка укоризненно смотрела на меня: «Живёшь, а я умираю из-за тебя…».
Когда друг добивал птицу, я отвернулся и зачем-то машинально заложил руки за голову, будто меня привели на расстрел.
– Не люблю так, когда не сразу... Не хочется, чтобы мучилась, – оправдываясь, сказал друг, который заметил мою реакцию.
Потом мы снова бесшумно разводили руками кусты около воды, крались, словно шпионы. Ружьё друг всё время держал наизготовку. Нет никаких птиц! Неужели не перехитрим уток? Неужели они умнее нас? В этот момент и появился так называемый охотничий азарт, который я раньше не понимал. Удивлялся, как это мой друг, добрый малый, любит охотиться. Он рассказывал, что впервые чуть ли не первоклассником собирался с отцом на охоту. Но, когда ему дали подержать ружьё, через несколько секунд слабые руки паренька предательски задрожали.
– Погоди, вот перестанут руки дрожать – возьму на охоту, – улыбнулся отец.
И друг всю зиму тренировался, отжимался. Батя слово сдержал: весной парнишка впервые пошёл на утку.
А мы всё выслеживаем птицу. Мне неловко, чувствую себя лишним и мешающим настоящим охотникам. А если друг уйдёт пустым – прослыву невезучим напарником…
И как он её увидел? Точнее, их? Выстрелов было два, и сбитых птиц –
тоже две. Причем обе упали в Варжегу. Пришлось делать рогатину, чтобы подцепить уток из реки. Я беспокоился, что они могут утонуть, пока друг ищет подходящую корягу.
– Не боись, теперь они от нас никуда не денутся, – успокоил тот.
Итак, две утки успешно извлечены из воды. Я провёл рукой по холодным крыльям, которым больше не летать, погладил. Жалко всё-таки… Но теперь я понял друга: охотничьи гены у мужчин в крови и передаются из поколения в поколение. И ещё: охота – это тяжёлая работа.
– Поздравляю с трофеем! – хвалю товарища и сам тоже радуюсь.
– С полем! Так говорят при удачной охоте, – поясняет новичку.
Заслужили привал на бережке, нашли открытое место у тихой воды. Земля была тёплой, присели на траву. Друг достал из рюкзака термос, налил в крышку чаю, первому протянул мне – будто я заслужил. Это был самый ароматный чай, что я пил за последнее время! Чаинки прилипали к губам и зубам, пахло каким-то чудесным тонким фруктом.
– Что это ты добавил? – не удержался я.
– Да это же лимон!
Не узнал! Вот что значит чай на свежем воздухе!
Покусывая сухой стебелёк луговой тимофеевки, из которого солнце вытянуло все соки, я в задумчивости смотрел на высокий пригорок над Варжегой, заросший выгоревшими за лето травами, на старые липы.
– Да, здесь раньше была моя деревня… – поймав мой взгляд, вдруг признался отец друга.
А я ведь как чувствовал, что в таком красивом месте должны были жить люди! И тут отец рассказал совсем не охотничью историю про одного местного жителя.
Мужчина, как и многие молодые люди, переехал за лучшей жизнью в город – районный центр, устроился на аэродром техником. Женился, купил мотоцикл «ИЖ», тогда одну из самых популярных моделей. Пока не было самолётов, гонял по взлётной полосе со скоростью ветра. Однажды жена попросила съездить в магазин. Как назло, у мотоцикла перегорела фара. Супруг долго отказывался ехать: смеркалось, но всё же уступил жене. На перекрёстке при въезде в город на мотоцикл налетел грузовик… Насмерть обоих. А водителем грузовика оказался свидетель на их свадьбе. Потом его еле спасли – перерезал вены в гараже. Каково жить после этого? Хотя виноват ли он был?
Пока слушали историю, не заметили стремительного приближения грозовой тучи. Сплошной отвесной стеной хлестнул ливень. Мы побежали к тем самым липам на угоре, где когда-то была деревня, чтобы укрыться. Молния, словно давая себя хорошенько рассмотреть, красовалась перед нами, надолго замирая на почерневшем небе. Гремел гром, будто гигантские камни перекатывались в железной бочке.
Под липами дождь, конечно, доставал нас меньше. Но поздно: я был мокрый насквозь. Друг снял с себя куртку, заметив, что я начинаю мелко дрожать. Когда замерзаешь, надо двигаться. Гроза чуть утихла, но дождь продолжался, и мы решили направиться к машине. Намокшие брюки сползали вниз, пришлось подтянуть ремень. Через несколько минут выглянуло солнце, и от одежды пошёл пар. Я не мог сам подняться в налитых дождём тяжёлых сапогах на высокий берег Варжеги, и друг протянул руку. Ладонь у него оказалась почему-то сухой и тёплой. В карманы куртки и брюк набились семена летних трав, а из головы всё не выходила история про техника на аэродроме.
Дома меня уже ждала жарко натопленная баня, и я не заболел после своей первой утиной охоты.
Почему не называю имени друга? Человек он скромный, не любит публичности. Боюсь, прочитает – и не понравится ему моя писанина. А может, тихо улыбнётся про себя. Я слишком дорожу дружбой с ним, боюсь её спугнуть, как уток у реки Варжеги.
Да, в тот день из-за внезапной грозы даже подержать в руках ружья я не успел. Но это не так и важно.
Tags: Проза Project: Moloko Author: Попов Артём