«Табаков русской сцены» — книга, выпущенная к 80-летию Олега Павловича Табакова. В ней об актере, педагоге, режиссере, художественном руководителе двух театров говорят самые близкие — члены семьи и верные друзья. Сегодня публикуем еще один отрывок из этой книги.
Впервые я обнаружил, что мой папа глубоко любим народом, во время нашей с ним традиционной поездки в Саратов. Ребенком я очень любил эти дальние, довольно частые путешествия вдвоем на отцовской машине «Волга», особенно любезной сердцу всех советских волжан. Ведь где еще я мог пообщаться со своим папой один на один? Рано утром, собираясь в школу, и поздно вечером, когда он возвращался домой и делал вид, что ужинает. Еще были совместные походы на закрытые показы кинофильмов и вот эти увлекательнейшие поездки. Остальное время папа работал не покладая рук, в том числе для того, чтобы приобрести наш очередной автомобиль «Волга» — обязательно белого цвета, с неизменным номером 00-58. <…>
Уже ближе к ночи мы въехали на грунтовую дорогу, и вдруг начался ужасающий ливень. Творилось что-то невообразимое, кругом бурлили потоки воды и грязи. Машина встала, а потом медленно сползла в кювет. Папа заметно растерялся, что весьма редко себе позволял, и я понял, что с нами случилась настоящая катастрофа. Вокруг кромешная темень, поблизости никого и ничего, и только вдалеке маячат какие-то огоньки. Мы выбрались из кювета и пошли на них в надежде найти хоть какую-то подмогу. Постучали в дверь первого же дома. Она открылась, и до нашего слуха донеслись звуки голоса Иосифа Давыдовича Кобзона, который пел «Не думай о секундах свысока…» Шел вечерний показ фильма «Семнадцать мгновений весны». Нас пригласили в теплый дом, где на почетном месте стоял телевизор, а на его маленьком экране с водяной линзой мелькали нечеткие силуэты папы и Вячеслава Васильевича Тихонова. Возникла пауза — люди сразу же узнали в стоящем перед ними промокшем и вымазанном глиной человеке Вальтера Шелленберга, но никак не могли поверить своим глазам, слишком уж неожиданным было наше появление. Впрочем, их замешательство продолжалось недолго. Сбежавшееся на зов хозяина мужское население деревни объединилось и в едином шумном порыве вытащило нашу «Волгу» на дорогу. Затем ее быстро оттолкали в отстойник и отмыли. А нас с папой усадили за накрытый стол, кормили и говорили что-то очень-очень хорошее…
Да, сегодняшняя мерцающая популярность с толпами народа у красных дорожек кинофестивалей бывает весьма приятной. Но она не идет ни в какое сравнение с той громадной всенародной любовью, которой пользовались в советские времена наши отечественные звезды. Тогда ночью, в деревне, находясь рядом со своим отцом, я понял, что он тоже имеет отношение к этой огромной любви. Для меня, московского подростка, это было настоящим открытием, потому что до этого момента в моей картине мира существовал только один великий актер — Андрей Александрович Миронов и один выдающийся режиссер — Никита Сергеевич Михалков. Нет, папа, конечно, тоже был актером и иногда режиссером, но все же он прежде всего был моим папой. Однако после того неожиданного ночного происшествия он для меня почти сравнялся с моими кумирами. Во всяком случае, в популярности…
…Меня до сих пор потрясает папина беззаветная преданность тому делу, которым он занимается. И его абсолютная уверенность в том, что все окружающие люди должны мыслить и вести себя точно так же. В лихие девяностые, когда на наших заправках полностью исчез бензин, горючее для машины удавалось покупать только у водителей «поливалок» канистрами. Гаража у меня не было, и багажник моих «Жигулей» восьмой модели всегда был забит емкостями, полными бензина. Однажды летом, по пути в «Современник», я попал в аварию. Столкновение было неизбежным: на светофоре в мою машину на полном ходу врезались «Жигули», невидимые мне из-за стоявшего рядом автобуса. Удар пришелся в заднее крыло, и мою машину отбросило на пешеходный переход; канистры выскочили из раскрывшегося багажника, и бензин начал разливаться. Каким-то чудом он не загорелся. Вторым чудом было то, что я единственный раз в жизни пристегнулся. «Скорая» отвезла меня в Институт Склифосовского. Внешне я был практически цел, только руку порезал, а вот дышать было почему-то больно. Дозвонились до отца, и он сразу же приехал. Рентгенолог попросил меня сделать глубокий вдох. Я набрал воздух в легкие и вдруг потерял сознание. Очнулся я уже на кушетке. Вошел отец. Ему тут же доложили, что у меня сломаны несколько ребер. Посмотрев на меня и спросив что-то у доктора, папа убедился, что все обошлось, и тут же собрался уходить. В дверях он повернулся ко мне: «Да, Тоша, у тебя сегодня спектакль, так что не забудь попросить, чтобы прислали машину из театра, потому что тебе самому будет тяжело добраться». Эту фразу он произнес будничным голосом, как-то впроброс, будто его мысли уже были далеко, но я запомнил ее на всю жизнь. Я прекрасно знаю, сколько раз он сам выходил на сцену, будучи очень больным или смертельно уставшим, но ни один человек в зале об этом не догадывался…
«Театральный подвал» №61 (август-сентябрь 2015).
Читайте другие материалы, посвященные жизни Олега Табакова:
Олег Табаков и Евгений Евстигнеев. Часть первая
Олег Табаков и Евгений Евстигнеев. Часть вторая
Великий русский артист. Валентин Гафт об Олеге Табакове
