Среди советских художников, заявивших о себе на рубеже 1950-1960-х годов, Дмитрий Жилинский занимает особое место. Ему удалось «переложить» на современный язык стиль высокого Возрождения и древнерусского искусства. И оказалось, что его современники удивительно похожи на персонажей Кранаха, Дюрера, Ван Эйка, Боттичелли.
В сиюминутном он разглядел вневременное. Что-то похожее сделал Андрей Тарковский в своем «Зеркале», где совершенно русский зимний вид, прекрасно снятый Георгием Рербергом, становился почти копией брейгелевских «Охотников на снегу», а девушка у огня превращалась то ли в леонардовскую мадонну, то ли в вермееровскую «Девушку с жемчужиной».
Современник художников так называемого «сурового стиля» (вспомним хотя бы Коржева и Попкова), Жилинский хотел быть другим, писать по-своему. «Я только жил одновременно с ними», - говорил он позднее. Если и говорить о «суровости» его стиля, то все это скорее идет от мастеров прошлого, с которыми он разговаривал почти всю жизнь.
И говорил о них с теми, кто смотрит на его картины. Одна из картин Жилинского так и называется – «Разговор о Дюрере и Кранахе». При этом на холсте собеседника нет. Он стоит перед ним.
Если здесь имена двух художников-классиков называются прямо, в других работах они скрыты, не так очевидны. «Под старой яблоней» - явное продолжение старинной темы «трех возрастов» в искусстве. А пейзаж «Белой лошади», кажется, мог быть написан Альтдорфером. Только он поместил бы туда святого Георгия с драконом, почти слившихся с листьями и травой.
«Он во всем ищет и находит самые узнаваемые и самые неповторимые, особенные черты, заставляя нас верить в безусловное существование на земле именно этих растений, этих предметов, этих людей, ощутить их уникальную индивидуальность в своем роде и всегда красоту" – написал о Жилинском художник Анатолий Никич. И в этом сочетании уникальности и узнавания и была основа его стиля.
