Разместив большое семейство Корнейчуков в уже знакомом доме Петра Карповича, профессор вернулся в Москву поскольку события начинали развязаться быстро и в небезопасном направлении. Противник, который до сих пор не был нами идентифицирован, переходил к открытым действиям и только интуиция бывшего десантника помогла избежать серьёзных проблем. Как он мог просчитать вероятность критического варианта развития событий никто, да и он сам, понять не мог.
Но знал Константин Сергеевич в себе эту особенность ещё с юношеских занятий боксом: чувствовать намерения противника. Как-будто имел он какой-то дополнительный, по сравнению с остальными людьми, орган чувств, который осознавал замысел противника, как только тот, что-то намеревался сделать. Он прямо слышал мысль соперника на ринге:
«А теперь прямой в голову»
и даже руки опускал Костя, чтобы облегчить тому решение задачи. Но сам-то он уже знал, что будет дальше. И едва перчатка противника начинала движение, Костя уходил корпусом влево и провалившийся в пустоту удар, делал оппонента незащищённым для встречной атаки.
Особенно обострилось это чувство после контузии. Сколько было боевых операций, когда приходилось принимать абсолютно непонятные для командования и подчинённых решения, которые потом при анализе результатов оказывались единственно верным ответом на замыслы и действия врага.
Так и сейчас. Понял Костя, что будет делать враг, ещё до того, как появились первые признаки опасности, грозящей внукам и жене боевого побратима, коим считал Профессор своего спасителя Василия Егоровича. И противник раскрылся. Нет, его не опознали, он по-прежнему был не известен. Даже цели его были не ясны. Но степень своей опасности он продемонстрировал. И это был прогресс. А главное он клюнул на приманку. Он уверовал в то, что имеется и у него неизвестный конкурент, а то и противник. И это была маленькая победа в бое с тенью. Константин не знал с кем он боксирует, но уже переигрывал неизвестного врага.
Борис Петрович был по-хорошему удивлён результатами оперативной комбинации, которую организовал его соратник. Он сомневался в необходимости осуществления плана Профессора, но считал, что обеспечить безопасность семьи втянутого в эту историю старого участкового – лишним не будет. А выяснилось, что это было очень своевременным и эффективным решением. И старый опер по-хорошему позавидовал интуиции, на которую ссылался Константин.
В результате не только оградили от неприятностей семью старого полицейского, но и получили кое-какую информацию о противнике. Хотя и оставался он ещё неизвестным. Но сломавшая его планы комбинация Профессора всё равно заставит оппонентов засветиться.
- А не кажется тебе странным, что, говоривший с тобой по телефону Шкипер, применил устройство для изменения голоса? Может он боялся, что узнаешь. Тогда это кто-то из тех с кем ты можешь быть знаком, - спросил Борис Петрович, выслушав Профессора.
- Сейчас на многих смартфонах можно записывать разговоры. Автоматически. Поэтому скорее всего он просто не хотел оставлять след. Хотя мне и показалось, что я с этим человеком, если и не знаком, то слышал его. Интонации эти уже слышал.
- Но думаю, что очень скоро они объявятся и это хорошая новость. Но вот то, что ты будешь в виде приманки – не совсем здорово. Это меня тревожит. И нужно быть очень, очень осторожным, - говорил Борис Петрович, вырисовывая на листе бумаги, что лежал перед ним, различные геометрические фигуры, как он это делал, когда приходилось принимать решение сопряжённое с большим риском.
Именно в этот момент я присоединился к разговору старших товарищей. Я подошёл к скамейке, что стояла чуть поодаль от аллеи, где сидели старшие товарищи. И в этот момент зазвонил мой мобильник. Увидев, кому я понадобился, я включил громкую связь:
- Рад вас слышать, Тамара Трофимовна, - весело сказал я, - И Борис Петрович, вам привет передаёт. Вы на громкой связи.
Тамара Трофимовна сделала небольшую паузу, будто бы внося коррективы в то, что хотела сказать:
- Добрый день, Лаврентий Дмитриевич и Борис Петрович. К нам завтра обещают наведаться наши муниципальные и местные власти. Я имею в виду Любомира Спиридоновича и Карину Константиновну. Вопрос всё тот же – переезд шахматного клуба. Они приедут к полудню, но нам бы желательно обсудить нашу позицию до их визита. Не могли бы мы собраться часам к десяти. Если вы не против, то я приглашу ещё и Юлию Сергеевну.
- Ну, если Юлия Сергеевна будет, то Лаврентий точно согласен, - рассмеялся Борис Петрович, - А я само собой. Пенсионерам дома делать-то особо нечего. Почему бы не посетить мероприятия, где будут красивые женщины?
Тамара Трофимовна похоже хотела перебить, но последняя фраза её сбила с мысли и потребовалось немного времени, чтобы собраться для ответа.
- Значит договорились, - невнятно ответила она и закончила разговор.
- Ой, не буди вулкан страстей, - прокомментировал услышанное Константин Сергеевич.
Старый опер не стал развивать эту тему, а обратился ко мне:
- Что скажешь относительно нашего адвоката?
- Если вы про Юлю, то я могу быть необъективен…
- О, как, - усмехнулся Борис Петрович, а Профессор только пожал плечами, вроде, как показывая: «А кто бы сомневался».
- …поэтому вам лучше на моё мнение не опираться, - продолжил я, не обращая внимания на усмешки друзей, - Но то, что она не выгораживает Арбузова – это может говорить, что она на нашей стороне.
- Может, - согласился Профессор.
- А может и не говорит, - добавил опер.
- Может и не говорит, - согласился Профессор и с Борисом Петровичем.
- Есть странности в её поведении, - продолжил бывший полицейский и Профессор опять согласно кивнул, а потом добавил:
- А может, просто Лаврентий барышне голову вскружил, вот она и ведёт себя странно.
Я не успел, что-либо ответить и мои собеседники громко засмеялись. Я тоже посмеялся, но потом всё же попытался прояснить ситуацию:
- Так мы можем доверять Юлии? – спросил я.
- Мы? – спросил Профессор и внимательно посмотрел на меня, - Можем, - и сделав паузу добавил, - А вот ты, даже не знаю.
Друзья опять рассмеялись. Но увидев моё раздражение, Борис Петрович пояснил:
- Я не буду вдаваться в детали, каким образом я это сделал, кто и чем мне помог, но в отношении Юлии Сергеевны все подозрения сняты, - и увидев моё любопытство, добавил, - Для тебя же лучше не знать деталей.
Последней фразой он ещё больше разогрел моё любопытство. Но я понимал, что если Борис Петрович сказал, что не раскроет источники информации и сами факты, говорящие о непричастности девушки к нашим оппонентам, то и пытаться бесполезно.
Дома я поделился с Петровичем своими сомнениями по поводу Юлии. Вернее даже не относительно её, а о том, что мои друзья узнали наверняка, что ей можно доверять, но факты, это подтверждающие, мне не сообщают. И меня это смущает.
Петрович, подумав не долго, сказал:
- Думаю, что самая вероятная причина состоит в том, что скажи они тебе, допустим, что следили за девушкой, то ты со временем, можешь, случайно или в порыве искренности, сообщить ей о слежке. А доказать, что не причастен был не сможешь. Будут проблемы, рассуждал Петрович, - Это как версия, - он немного помолчал, а потом добавил, - Но сдаётся мне, что причина твоего смущения скорее кроется в другом. Это просто ревность, что кто-то знает о Юлии Сергеевне больше тебя.
Вот тут точно было о чём задуматься.
