Он стоял у истоков двух самых влиятельных хэви-металлических групп и выпил столько, что хватило бы наполнить Нил, был повержен судьбой, но снова поднялся, обрел Бога и все еще сохраняет амбиции сделать Megadeth величайшей в мире группой, играющей метал.
Дэйв Мастейн жив и здоров. Спустя два года после того, как врачи вылечили его от рака горла, он сидит в домашнем офисе в Теннесси и рассказывает Classic Rock о своей жизни и карьере лидера Megadeth. Для своих шестидесяти Дэйв выглядит очень хорошо: на его лице появились несколько морщин, а длинные волосы, когда-то огненно-рыжие, теперь имеют заметную седину. Но после 20 лет трезвости он выглядит намного лучше, чем в 1988 году, когда я впервые брал у него интервью во время гастролей Megadeth по США, где они выступали на разогреве у Dio. В те дни Мастейн был бледным как призрак, что обычно происходит из-за пристрастия к тяжелым наркотикам. Сейчас он вспоминает об том времени с легкой улыбкой: «Это было давно».
Дэвид Скотт Мастейн родился 13 сентября 1961 года в Ла-Месе, штат Калифорния, небольшом городке к востоку от Сан-Диего. Там он пережил трудное детство: его родители разошлись, когда ему было четыре года, а отец Джон был человеком-проблемой и рано умер из-за алкоголизма. В подростковом возрасте Мастейн тоже пристрастился к алкоголю, а потом еще к наркотикам и хэви-металу. Его привлекала грубая сила британских групп — Judas Priest, Iron Maiden, Motorhead, а игра на гитаре давалась легко.
В 1981 году, когда Мастейну было 19 лет, его первая группа Panic распалась после того, как их барабанщик Майк Лефтвич погиб в автокатастрофе. Это была трагедия, которая оказала глубокое влияние на жизнь Мастейна. Распад Panic побудил его отправиться на поиски новых возможностей, и он обрел их в группе из Лос-Анджелеса под названием Metallica.
Мастейн провел в группе в качестве лидер-гитариста менее двух лет, но за это время успел сыграть важную роль в создании звучания, которое впоследствии получило определение трэш-метал и произвело революцию в тяжелой музыке. В конце концов его буйные пьяные выходки оказались слишком сильными даже для группы, получившей в среде музыкантов погоняло Alcogollica. Мастейн был уволен в 1983 году, когда Metallica готовилась к записи своего дебютного альбома Kill 'Em All.
Его заменил более стабильный во всех отношениях персонаж — Кирк Хэммет. Но даже в отсутствие Мастейна на первые два альбома Metallica попали песни, в написании которых он принимал активное участие. В первую очередь это The Four Horsemen и Jump In The Fireиз Kill ’Em All, а также заглавный трек Ride The Lightning на пластинке 1984 года. А когда Мастейн нашел в себе силы совершить камбэк и в 1985 году вывел на мировую сцену свой новый проект Megadeth с их дебютным альбомом Killing Is My Business… And Business Is Good! – он объявил войну. Как говорил гитарист о своей бывшей группе: «Я жажду крови — их крови».
В конце концов, это была война, которую он не мог выиграть ни при каких условиях. Для этого не хватило всех его уникальных способностей композитора, гитариста и вокалиста, которые проиллюстрированы классическими альбомами Megadeth, такими как Peace Sells… But Who’s Buying? (1986), Rust In Peace (1990) и Countdown To Extinction (1992). Ведь рекордные общие продажи дисков, превышающие 50 млн экземпляров, пусть и выглядят монументальными, но легко затмеваются 125 млн копий, проданных Metallica. Однако сегодня в разговоре с Classic Rock Дэйв Мастейн предпочитает не зацикливаться на негативе.
Он с гордостью говорит о том, чего добился вместе с Megadeth. Он с оптимизмом вспоминает о времени, проведенном в Metallica, и великодушен в том, что говорит о них сейчас. Но прежде всего, он гордится тем, как ему удалось изменить свою жизнь.
Однако острота языка, которой славился Дэйв Мастейн в молодости, никуда не исчезла. Это становится очевидным, когда он отвечает на вопросы о бурных годах жизни или недавнем решении уволить басиста Дэвида Эллефсона, который был участником Megadeth почти 30 лет. Это также очень заметно на агрессивном новом альбоме группы, который получил название в классическом мегадетовском стиле — The Sick, The Dying… And The Dead!
— Давай начнем сразу с нового альбома. Как бы ты его охарактеризовал?
— Долгожданный. С выхода последнего диска прошло уже шесть лет. Никто не планировал, что у нас будет пандемия, и я, конечно, не планировал заболеть раком. Но я очень доволен этим альбомом. Там я делаю то, что мне нравится больше всего, а именно играю на гитаре.
— Это тяжелый альбом с тяжелыми темами, которые затрагиваются в таких песнях, как Psychopathy, Junkie и Dogs Of Chernobyl.
— Совершенно верно. У Megadeth есть песни о войне, политике, оккультизме, песни о жизни и смерти, несколько песен в жанре фэнтези и несколько стандартных песен для подрастающего поколения о быстрых машинах и вечеринках. Но через какое-то время, когда у тебя написано уже более чем две сотни песен, становится почти не о чем писать!
— Есть ли на этом альбоме твои политические высказывания?
— Я так не пишу. Я рассказчик историй. Я не говорю людям, как им думать. Слушатель должен решить сам. И я знаю, что, если я переусердствую со стихами, ничего не получится. Это как та сцена в фильме «Пурпурный дождь», где парень говорит Принсу: «Единственный, для кого твои песни имею значение, — это ты сам».
— 14 мая прошлого года во время записи нового альбома ты уволил Дэвида Эллефсона после того, как в твиттере появились его видеозаписи откровенного сексуального содержания. После всего, через что вы с ним прошли, насколько трудно тебе было сказать ему, чтобы он ушел?
— Я бы не хотел говорить о нем. Это все осталось в зеркале заднего вида, и мне совершенно неинтересно об этом говорить.
— Хорошо, давай двигаться дальше. Когда Эллефсон ушел, ты пригласил для записи альбома басиста Стива Ди Джорджио из группы Testament. Но он не стал присоединяться к Megadeth на постоянной основе.
— Он отлично бы вписался в нашу группу, но активное переманивание парней из других команд не по мне. Когда Metallica проделала такое с Клиффом [Бертоном], чтобы утащить его из группы Trauma, мне было по-настоящему дерьмово, и я никогда про это не забывал. Я знаю, что мне бы не понравилось, если бы кто-то пришел и забрал одного из участников моей группы.
— Из нынешнего состава Megadeth два парня работают с тобой уже несколько лет: гитарист Кико Лоурейро и барабанщик Дирк Вербурен. На время гастролей у тебя есть басист Джеймс Ломензо, который ранее был полноправным участником группы. За эти годы очень много людей приходило и уходило из Megadeth. Ты все еще ощущаешь это группой или больше похоже на твой сольный проект?
— В Megadeth есть общий дух, и когда мы собираемся вместе, мы все проникаемся им. Поклонники ошибочно приписывают его мне, но это суть Megadeth. Чаще всего можно безболезненно заменить несколько музыкантов в группе, но нельзя без последствий поменять ее голос. Посмотрите на Van Halen. Я люблю Сэмми Хагара, но для меня его присутствие в Van Halen не более логично, чем Эксла Роуза — в AC/DC. Мне непривычно слышать такой вариант. Странная вещь — смена вокалиста. Это как если вы соберетесь выпить воды, а окажется, что это водка — совсем не то, чего ждете. Так что в Megadeth я голос, я основной автор песен, но я, конечно, не группа Megadeth.
— Кстати о Сэмми Хагаре. Он появляется в качестве гостя на твоем новом альбоме, где играет на гитаре и поет в кавер-версии своей песни 1979 года This Planet’s On Fire (Burn In Hell).
— Мне нравится голос Сэмми с тех пор, как я услышал первый альбом Montrose. Люди постоянно называют лучшей песней на этом альбоме Rock Candy, но моей любимой была и остается Make It Last. Чего там говорить, в Panic, группе, где я был до Metallica, мы даже исполняли на концертах пару песен Montrose — Bad Motor Scooter и I Got The Fire.
— Другой приглашенный музыкант на новом альбоме — Ice-T, который читает рэп в композиции Night Stalker.
— Мы с ним давно дружим. Я как-то сыграл на его треке, а теперь он — на моем. Он хороший парень, но его музыка чересчур задиристая. Когда он записал эту песню Cop Killer [из безымянного дебютного альбома группы Body Count 1992 года], это многих напугало.
— У тебя самого в первые дни существования Megadeth была пугающая репутация. Обозленный на мир молодой человек, вышедший из-под контроля.
— Многое из этого было наигранным, просто сценический имидж. Все, что от меня требовалось — это выйти из дома, затянуть ремень потуже, сделать глоток виски и просто орать на всех, кто готов был меня слушать.
— Но это было не просто актерство. Как-то ты уже рассказывал, что с раннего возраста чувствовал, как тебя переполняет гнев.
— Это правда. Когда я в детстве раскрашивал рисунки, мне постоянно хотелось выйти за контур. На самом деле я вообще не хотел раскрашивать — я хотел сжечь эту еб…ю книгу! Я хотел править миром, и как только я взял в руки гитару, сразу двинулся к намеченной цели. Я бил свою гитару, высекал молнии из струн.
— Ты говорил, что отец у тебя был алкоголиком. Возникало ли когда-нибудь ощущение, что твое погружение в алкоголизм и наркоманию было в каком-то смысле предопределено?
— Мне всегда было любопытен процесс опьянения, и это обстоятельство манило меня в бездну. Есть много других людей из того времени, которые не дожили до сегодняшнего дня, но я все еще здесь, чтобы рассказывать байки про ту жизнь. Я считаю себя по-настоящему счастливым. У меня есть винодельческая компания, и я всегда пробую вино, когда мы делаем новые купажи. А когда мой сын Юстис женился, было чертовски жарко, и я не собирался просто сидеть на солнце и пить воду, чувак! Но те дни, когда я искал проституток, чтобы они помогли мне найти героин в районе Мулен Ружа? Те дни закончились. И, честно говоря, я не знаю, почему ты заговорил про это. Как-то нечестно. Я имею в виду, б…, такое как-то не очень лестно слышать.
— Но десять лет назад ты не постеснялся рассказать истории о наркотиках в своей автобиографии. Наоборот, изложил все это в жутких подробностях.
— Я что хочу сказать... Мы чего? Хотим в очередной раз мусолить эту тему? Или нам стоит поискать новые сюжеты? Ты же видишь, что я живу и дышу, и у меня есть другие темы для разговора? Это ты задал такой вопрос. И что бы ты ни написал потом, я просто надеюсь, что никто из тех, кто видит во мне пример для подражания, прочитав все это, не подумает, что лучшим решением является что-то вроде героина. Потому что именно так я попал в ловушку. Гар [Самуэльсон, бывший барабанщик Megadeth] сказал мне, что если я хочу быть великим, я должен поступить так.
— Ты явно лучший пример для подражания, чем он. Такое понимание приходит после рождения детей?
— Может быть. Я просто помню, как сюжет про Megadeth показали в программе «По ту сторону музыки» на телеканале VH1, а мой сын еще учился в школе и пришел домой в слезах, потому что другие дети дразнили его из-за этого. Я сказал ему: «Люди будут много говорить о твоем отце, и тебе придется к этому привыкнуть. Просто будь сильным». О моем отце тоже говорили гадости, и мне было особенно больно, когда такие вещи говорила мама. Я тогда думал: «А вы когда-нибудь пытались понять этого парня?» И я не знаю, как обстояли дела на самом деле. Все, что я знаю, это то, что мне не разрешали с ним видеться.
— Ты говорил, что в детстве музыка была способом бегства от реальности. Что такого было в британском хэви-метале, что вызывало в тебе столь мощный отклик?
— После всего того, что я говорил ранее, не могу поверить, что произнесу это, но я продавал пакеты марихуаны одной девушке, которая работала в музыкальном магазине, а она, в свою очередь, давала мне послушать импортные пластинки, и почти все они были британскими. Так я приобщился к музыке Iron Maiden, Motorhead, Budgie… И в их музыке чувствовалась какая-то натуральность, в то время как большая часть американской музыки казалась мне перепродюсированной. Есть песня Budgie, где можно услышать, как барабанщик дает отсчет своим хай-хэтом, а на заднем плане разговаривают музыканты, и я подумал: «Это так круто». Они прямо как будто сидят вот здесь». Мне было так грустно узнать, что [басист/вокалист Budgie] Бурк Шелли умер в этом году.
— В последние месяцы своей жизни Бурк дал интервью Classic Rock, в котором рассказал о своей вере. «Я не боюсь смерти», — говорил он. — «Я хочу провести отведенную мне вечность с Иисусом Христом на небесах».
— Даже одного признания, что я верую, хватило, чтобы вызвать поток негативной реакции, как со стороны моих хейтеров, так и поклонников. Но теперь ты говоришь мне, что Бурк уверовал и обрел покой, и это делает меня счастливым. Мне странно, как на это реагируют другие люди. Ты думаешь, они радуются за тебя. Но это не всегда так. Надо просто научиться принимать это.
— Были ли у тебя какие-либо сомнения в правильности публичного признания себя в качестве христианина?
— Нет, потому что признание просто выскользнуло само собой. Я сказал об этом как ни в чем не бывало, как сейчас говорю с тобой. Не то, чтобы я думал-размышлял накануне, как будто это какой-нибудь решительный поступок. Если кто-то говорит, что он католик, всем плевать. Но если ты говоришь, что ты христианин, на тебя смотрят, как будто у тебя две головы! Так что с некоторых пор я просто держу все это в себе. Я не рассказываю людям, как жить. Когда я шел по пути черной магии и колдовства, это серьезно портило мне жизнь в течение очень долгого времени. Но я счастлив там, где нахожусь прямо сейчас.
— Этот интерес к черной магии нашел отражение в нескольких ранних композициях Megadeth. Тебе комфортно петь эти песни сейчас?
— Угу. Когда мы едем с гастролями, то исполняем песни со всех пластинок. Находились люди, которые говорили: «Дэйв больше не будет играть The Conjuring, потому что он стал совсем другим парнем». А я такой: «Что, простите?»
— Так что же побудило тебя принять христианство на данном этапе?
— Все очень просто. Я был в довольно плохой физической и моральной форме, и спросил себя: «Чего мне терять?» Это были три слова, которые я сказал. Мне хватило.
— Ты заявлял в своей автобиографии «Мастейн» нечто, что показалось немного странным…
— Ну мне не привыкать быть странным, согласись? Так о чем ты?
— Ты, рассказывая о времени, проведенном в Metallica, утверждаешь: «Я был лидером группы». Довольно громкое заявление, не находишь?
— С чего это вдруг?
— С того, что парни, которые основали эту группу, Джеймс Хэтфилд и Ларс Ульрих, такие альфа-самцы, которых еще надо поискать в музыкальном бизнесе.
— О, нет. Из нас троих ярко выраженным альфа-самцом был только я. Почему-то именно я вынужден был заниматься всем, когда был в группе? Почему именно меня они всегда просили поговорить с промоутерами и выбить деньги? Почему именно я должен был сражаться за всех? Почему именно мне приходилось общаться с публикой в перерывах между песнями?
— После того, как тебя выгнали из Metallica, чувство предательства подгоняло тебя вперед, но горечь и обида оставались с тобой надолго.
— А что другого можно было ожидать от двадцатилетнего пацана и гитариста одной из самых горячих новых групп в мире, который только что словил глоток реальности? С этого момента все пошло под знаком ох…ой вражды. Куда бы я ни пошел, везде было: «Ну, как дела в Мета… эээ… Мегадэт?»
— Тебе трудно говорить о Metallica?
— Нет. Мне действительно плевать. И знаешь, что? Я люблю этих парней. Я отправил Джеймсу СМС всего пару дней назад после того, как он где-то заявил, что не уверен в качестве своей игре. Я написал: «Джеймс, я люблю тебя, и мне очень нравится твоя игра». Он не ответил. Конечно, нет. Да и почему он должен был это делать? Просто я хотел, чтобы он знал, что у меня тоже были такие загоны, но сейчас их нет. Должен напомнить вам, что, когда я присоединился к Metallica, Джеймс вообще не играл на гитаре. Он просто взял ее в руки и начал играть, когда я еще оставался в группе. Но давайте будем честными, сейчас Джеймс — один из лучших метал-гитаристов в мире. Так что, если у него есть эти страхи, то это обманчивые ощущения, потому что он умопомрачительно талантливый парень. Ну а я просто чувствовал, что мне нужно что-то сказать ему. Я не стал писать об этом в твиттере. Просто не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что я написал такое. Но я рассказываю тебе, потому что, эй, ты сам поднял эту тему!
— Ты достиг с Megadeth всего, о чем мечтал?
— У меня был план: стать самой главной металлической группой в мире. Не знаю, может быть, все еще впереди. Но что касается американских метал-групп, то лишь единицы из них могут утверждать, что они главнее Megadeth. По мне так это великое достижение.
— А каким достижением в личной жизни ты больше всего гордишься?
— Женат, причем успешно, причем уже более тридцати лет, воспитал двоих замечательных детей. Я думаю, что любой хороший родитель хочет, чтобы его потолок стал полом для его детей. Я был суперстрог со своими детьми, и со временем это окупилось. Теперь они оба взрослые и хорошо приспособлены к жизни. Что касается лично меня, то здесь вообще работает правило: если дожил до такого возраста, то значит все делал правильно. Ты сумел зайти так далеко, а кто-то нет. Клифф Бертон умер в 1986 году, Гар Самуэльсон — в 1999-м, а Ник Менца, еще один барабанщик Megadeth, — в 2016-м. А еще в 1992-м я сам чуть не умер от передоза. Даже не знаю, как долго был в отключке, когда это случилось, но я уже не видел света. Как я говорил ранее, эта бездна может поглотить тебя. Быть любопытным — это одно. Умереть от этого — совсем другое.
— Прошло уже сорок лет с тех пор, как ты создал Megadeth, а исполнение такой музыки требует больших физических усилий. Сейчас ты ощущаешь это сильнее?
— Иногда бывает трудно. Музыка поедом жрет мои руки, и за годы исполнения трэш-метала, я получил много повреждений суставов. Мы все страдаем от этого — у Джеймса [Хетфилда], у Тома [Арайи, ранее игравшего в Slayer]. Мы все трое перенесли похожие операции. Но это жизнь, она меняется с возрастом. И мне помогает то, что я умею отделять личную жизнь от работы. У меня много друзей, которые не имеют ничего общего с миром музыки, и это действительно круто. И поэтому каждый раз, когда я выхожу на сцену, я могу просто снять напряжение и отдать все, что у меня есть.
— Судя по тому, что ты только что говорил о Джеймсе Хэтфилде, тебе удалось помириться со многими людьми, с которыми поссорился в прошлом.
— Что говорят старые ирландцы? Если ты затаил на кого-то обиду — копай сразу две могилы. В моей жизни все еще достаточно вещей, которые добавляют мне седых волос. Но у меня есть дочь, которой немного за двадцать, и у нее есть парень — мне больше не о чем беспокоиться!
— Оглядываясь назад на свою жизнь сейчас, есть ли у тебя какие-либо сожаления?
— Ага. Я сожалею, что не попрощался с Гаром. Когда наши пути разошлись, это было действительно ужасно, потому что Гар и Крис [Поланд, тогдашний гитарист Megadeth] продавали [музыкальное оборудование], чтобы купить себе героин. Каждый раз, когда мы собирались в турне, нам приходилось ходить по всем окрестным ломбардам, чтобы выкупить все эти вещи обратно. Так что, когда мы расставались, все было очень плохо. А потом однажды, много лет спустя, во время гастролей, мы проезжали через Флориду, и я встретил Гара, и он выглядел совсем иначе — и не в хорошем смысле. У него были очень длинные волосы, а глаза запали куда-то очень глубоко. В итоге у него отказала печень, и он умер. Если бы я знал об этом заранее, то нашел бы возможность пообщаться с ним немного больше. Постоянно было так: «Привет, я звякну тебе через пару дней». И не звонил. Сейчас я очень сожалею об этом.
— Тем не менее, ты, кажется, доволен своим сегодняшним положением дел.
— Ну, у нас в Теннесси есть поговорка: не в собаку корм. И еще одна: если собираешься бегать в стае с большими собаками, учись писать в высокой траве.
— Странное выражение. Может пояснишь, какое отношение оно имеет к тебе?
— Скажем так, сегодня мне требуется немного более сильный повод, чтобы разозлиться. В прошлом, когда люди говорили обо мне гадости, я разбирался, кто это был, и сразу соображал: «Ага, этот парень что-то говорит и хочет, чтобы я ответил, потому что у него выходит новый альбом. Ему же нужен дешевый пиар». Обычно всякий раз, когда я что-то говорю, это происходит в ответ на чьи-то слова. Слышишь, я очень редко начинал бросаться дерьмом первым. Но когда кто-то что-то говорил в мой адрес, я тогда сразу включался: «Ну что ж! Игра началась!»
— Но больше уже так не делаешь?
— Ты имеешь в виду, способен ли еще так поступать? Думаю, в случае необходимости, я все еще могу быть таким. Если бы у меня не было отличной новой пластинки, и мне бы была нужна дешевая реклама, я бы начал нести о людях всякую чушь и бла-бла-бла. Но, к моему счастью, мне в подобном нет надобности. Новый альбом Megadeth в сторонней помощи не нуждается.
— Ну что же, если ты с Megadeth в добром здравии, и твоя жизнь течет спокойно и гладко, как мало кто мог предвидеть в 80-х, что тогда ждет Дэйва Мастейна в будущем?
— Я хотел бы провести остаток своих дней в шаговой доступности для молодых групп, чтобы помочь им принять правильное решение своими рассказами о том, что я сделал, или чего я не сделал. В любом случае, мои решения и поступки привели меня к результату, которого они либо захотят, либо не захотят достичь. Надеюсь, я получу возможность передать кому-то весь тот богатый опыт, который у меня есть. Не хочу забирать его с собой в могилу. Мой сын занялся менеджментом, а дочь — хоть и певица, но она не играет метал, так что все пока впустую, если только…
— Если только что?
— Если только не мой маленький рыжеволосый внучок, который играет на Flying V! Но не будем загадывать.
Текст: Пол Эллиотт. Перевод: Алексей Демин
Оригинал: Classic Rock 304 (август 2022)
Альбом The Sick, The Dying… And The Dead! выходит 2 сентября на UMC. Чтобы не пропустить самую первую рецензию на него в день выхода, подписывайтесь на дзен-канал RockAD.
