Поезд был похож на огромную упрямую и шуструю змею, только что его упругое тело, извиваясь проскользнуло мимо старого здания вокзала, и вот уже дребезжащий хвост почти растворился в тумане влажного июньского утра, раз - и как будто не было его. Жанна с тоской смотрела вдаль, но там, в зеленом тоннеле высоченных тополей, достающих острыми вершинами до зарождающихся утренних облаков было уже пусто, змея ускользнула, унося с собой Володю, старую веселую жизнь и надежды. Жанна даже как-то неуловимо изменилась, сгорбилась, сникла, ее яркая красота потускнела, и Настасья с удивлением увидела перед собой не шикарную невестку, а растерянную взрослую, не очень умную девочку, брошенную посреди улицы нерадивыми родителями. И сразу из сердца Насти исчезла черная тучка, мешавшая рассмотреть женщину, жалость захлестнула его, и, обняв Жанну за захолодевшие от прохладного воздуха плечи, она прошептала на ушко
- Брось, девочка. Не грусти. Время быстро пролетит, незаметно. Не успеешь оглянуться - муж вернется, заберет тебя. Все будет хорошо, просто подожди.
Жанна хотела было выпростаться, но что-то остановило ее, и она не двинулась, наоборот, чуть прижалась к Настасье, как будто искала защиты.
Первый месяц жизни в одном доме с невесткой прошел тяжело - Жанна никак не могла привыкнуть к сельской работе, ей было трудно все. Рано вставать она вообще не могла, ходила первые два часа, как сомнамбула, шаталась, сбивая углы, но все-таки вставала, стыдилась валяться, когда все в доме трудились, уже с пяти все крутилось каруселью. И от этой постоянной и непривычной усталости все у нее внутри просто сочилось раздражением, она его тщательно скрывала, но взгляд выдавал.
-Господи, Насть! Неужели тебе никогда не хочется заняться чем-нибудь еще? Кроме жратвы вот этой вечной - коровы, куры, свиньи! Вы что - все это съедите? Не тресните? Тебя не тянет книгу почитать, в кино сходить что ли, я уж не говорю там о театрах или музеях? Собой заняться, прическу модную соорудить, духи купить? Ты же не старая еще, красивой можешь быть. А ты все в свинарнике, да в коровнике. Это разве жизнь?
Настя молчала. Как она могла объяснить этой городской и совершенно чужой девушке, что этот дом, эта река, эти поля и степи неоглядные, подсолнухи, поляны ромашек в сосновом бору, ветер вот этот свободный, пропитанный полынями, небо цвета и высоты необыкновенной, облака, похожие на легкие парусники - все вот это в ее крови. И если у нее отнять это - кровь станет холодной и бесцветной, и с ней она не проживет и дня. Незачем и нечем ей будет жить…
- Жанна, слушай, а твое имя можно как-то сократить? Ну скажи - ласково тебя называли в детстве? Или прям вот так всегда - Жанна!
Женщины не заметили даже, что их разговор давно слушает Сашок, подкрался тихо, как тать, сел на лавку у окна, затаился. А тут вылез, как хитрый еж, смотрит колюче, пытает. Жанна растерянно глянула, подняла плечи, но ответила
- Отец Ниткой звал. А мама Наной. А тебе зачем?
Сашок улыбнулся, встал, подсел к ним за стол, плеснул себе молока из глечика
- Нитка? Здорово! А можно я тоже тебя тоже Ниткой буду звать? Не против?
Жанна внимательно всмотрелась в лицо Сашка, не издевается ли он, кивнула
- Зови, что уж. Не жалко.
- Так вот, Ниточка. Завтра мы на покос собрались, вот тебя хочу взять. Поучишься траву сгребать, обед нам сваришь на костре. И тебе развлечение и нам помощь. Что скажешь?
Жанна чуть поморщилась, помолчала. Подошла к полке у окна, где стояла всякая всячина, подвигала пузырьки, вытащила один, нюхнула.
- Вот! Одеколон гвоздичный. У вас же нет ничего другого, вы ископаемые. А там комарья небось, да слепней! Съедят заживо.
…
Солнце вылупилось огромным желтым цыпленком из белоснежного облачного яйца, моментально разогнало последний утренний туман, позолотило верхушки спящих деревьев, поцеловало теплыми губами щеки и носы дремлющих в телеге женщин, и быстренько начало подниматься вверх - пора за работу, лето в разгаре. Сашок ловко управлял старой кобылой - уже мало у кого осталась такая роскошь, но они сохранили - все сподручнее с лошадью в селе, и сено довезти, и навоз, соседей не напросишься. До луга оставалось совсем немного, Настя окончательно пришла в себя, потеребила за коленку Жанну, шепнула.
- Просыпайся, сонька. А то вареная будешь, не разойдешься. Подъезжаем. Вовка твой обожал с нами на покос ездить, носился по лугу, как стриж! Вот бы его сейчас с собой!!! Соскучилась, небось? По любимому-то…
Жанна неохотно открыла глаза, потерла щеки ладонями, хмыкнула
- По любимому? Ну да…Ну да…
…
- Нитка, ты прямо кашку сварганила, лучше, чем в ресторане. Можешь ведь! Я тебя теперь всегда с собой буду брать, повар ты высший класс! Вон, глянь на этот запах вкуснючий какой великан к нам пробирается. Генка прет! С Садовой, помнишь его, Насть? Женку похоронил в том году, один кукует. Лопайте быстрее, а то не останется ничего, он пожрать мастак!
Сашок шутил, хорошее настроение от удачного покоса прямо лучилось с его разгоряченного, слегка обгоревшего лица. Жанна сдержано ухмыльнулась, подложила ему добавки, глянула туда, куда он махнул рукой. А там и вправду, заслоняя широченными плечами белый свет, шел человек. И солнечные лучи просвечивали сквозь волнистую гриву его густых, кудрявых волос, превращая их в белое золото.