Ромка не помнил, как он выбежал из дома Ольги Мироновны. Потом ему казалось, что он не сам выбежал, а откуда-то налетевший ветер вынес его, как пушистый зонтик отцветшего одуванчика, – легко и бесшумно. И Ромка долго бежал, – как невесомый одуванчиковый зонтик, несся бездумно, неведомо, куда… Упал лицом в траву на берегу Айдара, руками обхватил голову. Так стыдно ему никогда не было…
Прошлой осенью – Ромка учился ещё в Малоизбенской школе – они с Тимкой случайно увидели, как девчонки из 9-Б переодевались на физкультуру… Тоже было стыдно, но то был какой-то сладкий стыд, от него даже дух захватило, как на качелях. Они с Тимкой убежали, но, если честно… и – тайно-тайно, совсем тайно, им обоим хотелось задержаться у приоткрытой двери девчоночьей раздевалки. Да боялись, – заметят их девчонки.
А теперь – будто вляпался во что-то грязное, липкое… А ещё Ромке было очень жалко маму и бабушку. Они, наверное, думают, что дядя Слава любит маму, а разве ж он любит, если целуется с другой женщиной. Ромка вспоминал, как любил маму отец. Как кружил её на руках и тоже целовал, – чуть касался губами маминых волос и прикрытых глаз, что-то неслышно говорил маме, а она называла его бесстыдником. И Ромке так легко и радостно было, когда отец кружил маму на руках. Дядя слава так не умеет, – значит, и любить не умеет…
Дома Ромке досталось от мамы и бабушки, потому что он вернулся уже под вечер. И без миксера. Дяди Славы не было, а бабушка яростно взбивала яйца обычным венчиком, – видно, собиралась испечь любимый дяди Славин бисквитный торт с лимонным кремом…
Мама устало и раздражённо снимала с бельевой верёвки Илонкины ползунки и дяди Славины майки с трусами. Ромка снова жарко вспыхнул от стыда. По-мальчишески он понимал, что не сможет рассказать маме и бабушке про дядю Славу, потому что это очень стыдно, и он просто-напросто не знает, как об этом рассказывать…
И на дядю Славу не мог смотреть, когда он появлялся дома после дежурств. И на бабушку, – как она заботливо и предупредительно кружилась вокруг дяди Славы с чашечкой чая и кусочком бисквитного торта на блюдце…
На этот раз Ромку отпустили к отцу на все летние каникулы. Наверное, потому, что дядя Слава оскорблённо сказал бабушке, что у него здесь не пионерский лагерь, чтоб целое лето кормить пацана, – в то время, как у него есть отец. Вот пусть отец его и кормит, а то – больно хорошо устроился этот инвалид! На работу ходить не надо, – не то, что ему, дяде Славе, с этими бесконечными дежурствами!.. Знай, дома сиди… и пропивай всю пенсию! А пацана своего ему, Славику, сбагрил.
Бабушка растерянно хлопала глазами: про то, что Михаил что-то там пропивает, она не знала. Но знала, что продукты они с Татьяной покупают за те деньги, которые Михаил присылает им каждый месяц… А если теперь мальчишка уедет к отцу на всё лето?.. Бабушка догадывалась, что Михаил не будет отправлять им деньги. А как тогда жить, – ведь только на памперсы для Илонки столько денег уходит!..
Таня тоже удивлялась таким переменам: ещё осенью Славик горячо доказывал, что Ромка должен жить с ними, а теперь требует отправить мальчишку к Михаилу…
И только Дашенька знала, отчего Славик злится, – не только на мальчишку, а на весь белый свет… Да потому что дом в Малоизбенке так и не получилось продать. Ну, правильно, – зачем Славику даром терпеть в доме этого волчонка…
У Славика и без мальчишки хватало забот… Богданочка из стеснительной и трепетной девочки превратилась в наглую девицу. Вячеслав Юрьевич давно забыл о том, как Богданочка в ту ночь на базе отдыха примеряла его китель прямо на голенькое смуглое тельце и говорила, что танцы – это так, увлечение, а мечтает Богданочка о службе в МВД. Забыл Славик и о своём обещании – решить вопрос с поступлением в университет МВД. А теперь оказалось, что Богдана окончила одиннадцатый класс, и напрямую напомнила Вячеславу Юрьевичу о своём желании… и твёрдом намерении учиться на юридическом факультете. Более того, поступать в университет они решили вдвоём с подружкой, – Вы же помните, Вячеслав Юрьевич, Снежану? Мы вместе были, когда… – Богданочка медленно и выразительно опустила глаза.
Славик промычал что-то неопределённое, сослался на занятость, на страшно сложные и неотложные дела. И уехал.
Но напрасно Вячеслав Юрьевич рассчитывал на Богданину девичью скромность, зря думал, что она не станет навязываться взрослому и занятому женатому человеку… Через пару дней Богданочка позвонила и сказала, что ждёт Вячеслава Юрьевича в «Топольке». Вячеслав Юрьевич понял, что дела обстоят серьёзно, когда увидел, что за столиком Богдана сидит не одна, а с подружкой Снежаной…
Девчонки, казалось, совсем не замечают, как хмурится Вячеслав Юрьевич… Богдана и Снежана весело и громко смеялись, при этом ели уже по второй порции мороженого,– посовещались и выбрали теперь с клубничным сиропом, а до этого заказали, чтобы Славик принёс им пломбир с тёртым шоколадом…
Наконец, Снежана аккуратно промокнула губы салфеткой, – дала понять, пора поговорить о деле. Серьёзно обратилась к Вячеславу Юоьевичу:
- Мы с Богданкой узнавали, – в этом году конкурс на юрфак просто немыслимый… Без Вашей помощи не обойтись, – нахальная девчонка сказала это так, будто была уверена, что своими словами осчастливила Вячеслава Юрьевича… и что он должен не помнить себя от радости, – за предоставленную возможность помочь Снежане с Богданочкой без проблем поступить на юридический…
Славик осторожно поинтересовался:
- Снежана, а Ваш папа… У него, наверное, понадёжнее связи…
Девчонки переглянулись, одновременно замахали руками:
- Ой, нет, нет!.. – Снежана объяснила: – Что Вы, Вячеслав Юрьевич!.. У моего папы… и его лучшего друга, подполковника Бережного… – Снежана невинно смотрела Славику прямо в глаза: – Он тоже в милиции работает, этот папин друг. И у них строгий принцип: в жизни всего надо добиваться самостоятельно. Папа так и сказал: не поступишь, – пойдёшь работать няней в детский сад! – Снежана была убеждена, что Вячеслав Юрьевич ни в коем случае не захочет, чтобы она работала няней в детском саду… и ни за что не допустит этого…
Напоследок эти хамки пожелали апельсиновый сок, непременно – фреш… и с пирожными тирамису… Вячеславу Юрьевичу осталось порадоваться, что у девочек такой хороший аппетит.
Дома Славик не стал ужинать, – будто это он съел две порции мороженого: с тёртым шоколадом и с клубничным сиропом… и запил апельсиновым соком фреш с пирожным тирамису. Хмуро и молча прошёл в спальню и сделал вид, что от усталости мгновенно уснул…
А утром Вячеслав Юрьевич вошёл в кабинет подполковника Бережного. Бережной мельком взглянул на капитана:
- А ты догадливый, Уваров. Я только что собирался пригласить тебя.
Славик молча положил на стол Бережному рапорт. Подполковник внимательно, но без удивления ознакомился с рапортом об увольнении из органов. Кивнул, поднял глаза на Уварова:
- Это самое правильное, что ты сейчас можешь сделать.
Славик улыбнулся, неопределённо повертел ладонью в воздухе, объяснил:
- Решил сменить сферу деятельности. Уезжаю. На Крайний Север.
Бережной снова одобрил Славика:
- Это ты правильно придумал. А перед отъездом тебе надо будет ещё кое-что решить. Например, вопрос о выплате алиментов твоей бывшей жене… – Бережной полистал лежащие перед ним документы: – Уваровой Людмиле Борисовне. И вот ещё заявление, – Бережной снова нашёл нужную бумагу: – Лапиной Анастасии Дмитриевны, проживающей в Дальних Камышах. Ты у нас, оказывается, многодетный отец, Уваров. – Подполковник задумчиво покачал головой: – Четырёх девчонок на ноги поставить – дело серьёзное…
Ромка замечал, что маме и бабушке совсем не до него. Ему даже показалось, – они просто не заметили, что приехал Ромкин крёстный, не заметили, как Ромка взял сумку с вещами и уехал с крёстным в Малоизбенку, на всё лето.
Первым делом Ромка с Тимкой – конечно, батя с крёстным помогли – отремонтировали велосипеды. У мальчишек была тайная задумка: ещё раз съездить к старому террикону «Заперевальной», если надо, – подправить ту халабуду-шалаш, где прошлым летом они пережидали дождь.
Но оказалось, что таинственную тень можно увидеть не только дождливым вечером. Как-то мальчишки сидели на траве, – чуть поодаль от Орлиного кургана. Отсюда хорошо было видно большущее гнездо орла. В Малоизбенке таких орлов называют курганниками, – потому что они часто делают гнёзда на вершинах скифских курганов. Можно было даже рассмотреть орлицу в гнезде. А над курганом кружил орёл. И какая-то сонливость была вокруг кургана… То ли от того, что орёл не взмахивал крыльями, а парил… То ли от запаха примятых зеленовато-сизых листьев полыни. Или от тишины, – привычный гул работающей шахты сюда почти не долетал. Ромка с Тимкой сонно смотрели на орла, а от знойного полуденного солнца над курганом каким-то матовым сиянием медленно поднималось марево. Потом Ромка с Тимкой не могли вспомнить, закрывали они глаза или нет, – в этой полудреме у кургана… Только от марева легко откачнулась тень, – едва различимая, светлая-светлая… и всё же чуть темнее этого светлого полудня. Длинные распущенные волосы уже знакомо взлетали, – как от ветра. Мальчишки онемели, молча следили взглядом за тенью, пока она не исчезла, – так же незаметно, как появилась. Ромка толкнул друга:
- Тимка!.. Видел?
Тимка молча кивнул. Мальчишки, не сговариваясь, подхватились с травы, со стороны Сухой балки объехали Орлиный курган. Казалось,тень растаяла прямо в зарослях шиповника. Батя говорил о штольне, что выходила на поверхность из забоя «Заперевальной» где-то здесь, у Орлиного кургана…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15