Муж полюбил “батины шутки” задолго до подходящего возраста, так что, вероятно, я пропустила пару тревожных звоночков. А может – и больше. В свою защиту скажу, что это ребячество тогда казалось очень стильным.
Давайте я быстро введу вас в курс дела. Весь год, когда мы со Стивеном стали жить вместе, каждый раз, когда мы обменивались фразами “Я люблю тебя”, он щипал меня за щеку и кричал: “Бзззз, сделай себе чертовы вафли”.
Никто из нас даже не любил вафли — ему просто нравилось портить момент. И я злилась и ворчала, его тупая фишка меня расстраивала. Да боже мой, это просто выводило меня из себя.
Поэтому одним прекрасным утром, хорошо выспавшись, я вошла на кухню и едва заметила его странный вопрос.
– Ты видишь мою улыбку?
Я взглянула на Стивена от кухонного островка.
– Что?
Он откинулся назад и моргнул.
– Что?
– Показалось, ты что-то сказал.
Он пожал плечами и потряс головой. Видимо, померещилось.
Пока я наливала себе кофе, он снова повторил. В этот раз тише.
– Ты видишь мою улыбку?
Ну вот, опять. Обычно шутки Стивена были не смешны первые пару недель, пока его неустанное упорство не начинало щекотать мое чувство юмора.
– Очень забавно, дорогой, – сказала я, зевнув. Затем обошла островок и подошла поцеловать его, но заметила (болячку) (ранку)… под его левой ноздрей. – У-у, намажь чем-нибудь.
Выходя, я услышала, как Стивен зашелся сильным кашлем.
Следующие несколько дней казалось, что все в порядке. Он периодически вставлял эту шутку где-то в диалогах, а потом вел себя как ни в чем ни бывало. Раз или два он даже упоминал ее в телефонных разговорах.
– Дорогая, я в магазине. Нам не нужны – Ты видишь мою улыбку – бумажные полотенца?
Стивен купил какую-то мазь для все более растущей болячки, хотя, похоже, она не особо-то помогала. А может, вообще ухудшала ситуацию.
Однажды вечером, когда мы сели ужинать, он съел пасту и уставился мне прямо в глаза, скривив губы в жуткой усмешке.
– Ты видишь мою улыбку?
Я отложила вилку.
– Так, хватит. Уже неделя прошла, а мне все еще не смешно.
– Ты о чем?
– Да об этой дурацкой шуточке про улыбку.
Он наклонил голову.
– А?
– Даже. Не. Начинай. Прекрати немедленно.
Завязался спор, он требовал объяснений, а я все больше и больше раздражалась.
– Ты не можешь просто признать, что шутка не взлетела, и перестать?
– Ну, взлетают только шутки про самолеты. Но я и правда не понимаю, о чем ты.
Напряжение спало, поскольку я наполовину застонала, наполовину усмехнулась над его остротой.
Позднее, когда я принимала ванну с ломтиками огурца на глазах, дверь в дальнем конце ванной со скрипом открылась.
– Стивен? – окликнула я.
Еще скрип.
– Эй?
Я выскользнула из ванной, поймав огуречные кружочки. В ванной никого не было. Скорее всего, дверь распахнулась от сквозняка. Я погрузилась обратно в воду.
Позже, вытираясь, я заметила на запотевшем зеркале над раковиной улыбающийся смайлик и подпись: “ТЫ ВИДИШЬ МОЮ УЛЫБКУ?”
Стивен уже лег спать, поэтому лекцию о личных границах пришлось отложить на следующее утро.
Немного после полуночи кошмарный сон о падении в черную бездну разбудил меня. На мгновение ощущение перенеслось и в реальный мир, наверняка потому, что матрац продавился под нашим весом. Я распахнула глаза в попытке избавиться от остатков кошмара и увидела, как Стивен стоит прямо надо мной на четвереньках, прижав свой нос к моему.
Я едва не закричала. Болячка Стивена увеличилась. Сейчас он выглядел как подросток, объевшийся варенья. Он что, ковырял эти струпья?
– Что за хрень? – заорала я.
Он тут же перекатился на свою половину кровати и, отвернувшись к стене, сделал вид, что храпит.
Я сильно ударила его по затылку.
– Да ты мне чуть инфаркт не устроил.
Он прикинулся, что только что проснулся, а уголки его рта дергались, как будто кто-то тянул их невидимыми ниточками.
– Ой, это за что?
Он прислонился к изголовью, одной рукой потирая затылок, а другой расчесывая ссадину под подбородком.
Отворачиваясь, я сказала:
– Шутка уже приелась, и совсем не смешно.
Он начал возражать, но тут же закашлялся. Потом поднялся и вышел в коридор.
– И дерматологу покажись, – крикнула я вслед.
Когда зазвенел будильник, дальняя сторона кровати была пуста. Я пересекла коридор второго этажа и зашла в ванну. Стивен стоял у раковины, уставившись на свое отражение. Он пальцами растягивал и шевелил губы, уже побледневшие в уголках.
От двери я сказала:
– Слушай, извини за вчерашнее. Но ты напугал меня до чертиков. Мы можем сделать вид, что ничего не случилось?
Он растянул уголки губ в усмешке. Десны выглядели нездорово.
Я закатила глаза.
– Ну отлично, – сказала я, выходя в коридор.
– Ты видишь мою улыбку? – крикнул он вслед.
С работы я позвонила матери и минут двадцать рассказывала ей все.
– Он никак не успокоится со всей этой хренью про улыбку.
– Скажи честно. Объясни, насколько это бесит тебя.
Звучало разумно. Стивену, конечно, нравились подростковые шуточки, но все-таки у него и детство в заднице не играет; весьма вероятно, мы сможем как-то договориться и, забыв обо всем, отправиться куда-нибудь на романтический ужин.
Когда я вернулась, Стивен сидел в гостиной на первом этаже, бешено строча что-то в блокноте.
– Можем поговорить? – спросила я.
Он все так же склонялся над блокнотом, сосредоточившись на письме.
– Извини, что вспылила прошлой ночью. Я не хотела так сильно ударить тебя. Но эта шутка, она реально меня достала. Как думаешь, все-таки сможем сделать вид, что ничего не было?
Нет ответа.
– Пожалуйста, ответь мне. Хотя бы дай знать, что слушаешь меня.
Я подошла к нему и выхватила блокнот. Стивен резко вскочил, напугав меня, и отобрал его обратно. Мельком я увидела, что в нем были написаны повторяющиеся слова. “ТЫ ВИДИШЬ МОЮ УЛЫБКУ?”
Он улыбнулся, обнажив невероятно белые зубы. Отбелил он их, что ли? Это уже выходило за рамки шутки. Больше похоже на реальную психическую болезнь.
– Стивен, поговори со мной. Что не так?
Он прокашлялся.
– Ты видишь мою улыбку?
Он отбросил блокнот в сторону и шагнул ко мне, вытягивая руки. Тонкие струйки крови из прокушенной губы стекали по его подбородку.
– Ты видишь мою улыбку?
Я отступила в коридор.
– Стивен…
– Ты видишь мою улыбку?
Он сильно закашлялся, а затем хрипло прорычал это еще раз. Потоки слюны текли с бледных губ.
Я развернулась к двери на каблуках. Стивен шел за мной.
– Ты видишь мою улыбку?
Он шел следом за мной из дома, а потом и по подъездной дорожке. А когда я закрыла дверь своего Форд Эскорт, начал стучать по стеклу.
– Ты видишь мою улыбку? Ты видишь мою улыбку?
Пока я заводила машину, он выдохнул на стекло, чтобы оно запотело, и написал буквы “Т-Ы В-И” задом наперед. Чудом я не переехала его, пока выруливала по дорожке задним ходом.
Когда я добралась до матери, мои глаза покраснели и опухли от слез. Поведение Стивена совершенно не заинтересовало полицию. “Да, конечно, ваш муж повторяет что-то про улыбку, уже выезжаем”. Медиков тоже. “Вам скорую прислать из-за странной сыпи?”
Стивен не отвечал ни на мои сообщения, ни на звонки. В ту ночь я засыпала, молясь, чтоб с ним все было в порядке, как будто пытаясь поддержать его на расстоянии.
Мать велела мне держаться подальше, пока не найдем кого-нибудь, кто мог бы сопроводить меня домой, но в той пустой холодной постели мне снились кошмары о том, как Стивен ранит себя. Ему была нужна помощь. Это не могло ждать.
Когда я въехала на подъездную дорожку, то заметила, что дом погружен в темноту. Мерзкий запах ударил в ноздри, стоило только открыть входную дверь. Слегка знакомый медный запах.
Откуда-то сверху раздавались глухие удары. Я медленно поднялась по ступенькам.
В коридоре я включила свет и чуть не вскрикнула. По стенам тянулись слова “Ты видишь мою улыбку?” Они покрывали каждый сантиметр от пола до потолка. Сердце забилось чаще.
Дверь в ванную была слегка приоткрыта. На цыпочках я подкралась ближе, цвет надписи казался то красным, то черным. Я подумала тогда, что, наверное, это помада или краска.
Осторожно постучала в дверь.
– Стивен? – позвала я так тихо, что едва услышала саму себя. Спустя некоторое время зашла внутрь.
Муж скорчился в углу, голый, спиной ко мне. Он возил красной, как вареный омар, рукой, размазывая слово “В-И-Д-И-Ш-Ь” по бежевым плиткам, прерываясь только чтобы обновить “чернила”, сплевывая густую красную мокроту на пальцы. Вот дерьмо, так на стенах он писал своей кровью.
– Ты видишь мою улыбку? – прорычал он, спазм прошел по всему телу. Что-то неправильное было в его голосе. Он говорил, как в кресле у стоматолога с распорками во рту.
Я невольно отпрянула назад. Дверь скрипнула. Голова Стивена взметнулась.
Я выбежала в коридор и рванула к лестнице. На середине спуска Стивен схватил меня за ноги, отправив нас обоих вниз.
Я приземлилась на спину. Прямо над моей головой вращались две размытые лампочки. Я наблюдала за ними, пока два Стивена с покрытыми запекшейся кровью ртами не перекрыли мне обзор.
Он прижал меня к полу. И среди ужасных хрипов, вырывающихся из его горла снова и снова, повторялись четыре слова.
ТЫ ВИДИШЬ МОЮ УЛЫБКУ?
Когда зрение прояснилось, я поняла, что это не просто кровь покрывает его лицо. Сухожилия и мышцы челюсти выступали из кровавой каши, дергающиеся, вибрирующие, как перетянутые гитарные струны. Местами были видны даже части кости. Губы и плоть вокруг были где-то обкусаны, где-то срезаны, а где-то оторваны. На щеках кожа просто висела лоскутами.
Он приблизил лицо вплотную, его жуткие челюсти оказались буквально в сантиметрах от моего рта.
– Ты видишь мою улыбку? – мерзко выдохнул он.
Из его рта вывалился большой лиловый язык, пытаясь забраться мне в правую ноздрю. Я изо всех сил отталкивала его, куски плоти забивались мне под ногти.
Неожиданно он захрипел, как кошка, откашливающая шерсть, обнажил зубы. Я воспользовалась возможностью выкрутиться из-под него и сбежала на кухню, где вооружилась ножом для стейков.
Он последовал за мной, оскалив клыки.
– Я тебя, блядь, предупреждаю! – проорала я.
Он ухмыльнулся, хотя я поняла это в основном по его глазам – эти сумасшедшие глаза, казалось, смеялись. Стивен приближался, двигая челюстью туда-сюда.
Наконец он присел. И я воткнула нож прямо в его горло. Тело Стивена обмякло и упало на пол.
***
Парамедики ужаснулись по прибытии.
– Это самая безумная херня, которую мне когда-либо доводилось видеть, – сказал тот, что повыше.
Полицейский просто не мог поверить моей истории. Все еще заикаясь, я рассказывала, как Стивен калечил себя, прежде чем напасть снова и снова. Меня отвезли в участок для официального разбирательства, а потом мать забрала меня к себе. И мой рот почему-то никак не хотел оставаться закрытым.
Я плакала у нее на плече, снова и снова облизывая губы. Язык на ощупь напоминал ковер, к тому же в моем животе что-то непрестанно переворачивалось. Изжога, наверное.
В конце концов желание открыть рот и широченно зевнуть победило. Мама отшатнулась с беспокойством на лице.
– Что ты имеешь в виду, дорогая?
Я бросила непонимающий взгляд и почесала зудящий рот.
– В смысле “что я имею в виду”?
Она протянула руку и вытерла слезу с моей щеки.
– Как же я могу не видеть твою улыбку?
~
Перевела Заикина Екатерина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.