Дисклеймер: Я совсем маленькая. Я сижу на подоконнике, вокруг разбросан субъектив - опрокинутые башни из субъектива, личные мнения с вытаращенными глазами. В статье темно, вода в абзаце медленно остывает, меркнет. Никого нет;
Иногда даже я устаю от литературных экспериментов и хочется почитать чего-нибудь надежного, гарантированно держащего высокую планку качества. И вот казалось бы, что может быть надежнее, чем роман, получивший мало того, что Букеровскую премию, так еще и саму Нобелевскую! (технически Нобеля выдают не за какое-то конкретное произведение, а просто автору, но формулировка "за повествовательное воображение, которое с энциклопедической страстью представляет пересечение границ как форму жизни", полностью совпадающая с главной темой "Бегунов", не оставляет сомнений). И пускай литературный Нобелевеский коммитет дискредитировал себя еще в пятидесятых, выдав премию Черчиллю, Букер в моем сознании оставался будто бы приличным и адекватным. Во всяком случае, до этой книги.
Концепция
Как это теперь водится у всей "современной интеллектуальной прозы", собирающей наградки, структура "Бегунов" весьма вычурная. Здесь есть героиня, которая постоянно путешествует по миру (потому что она неприкаянная бедолажка, всем плакать и чувствовать родство с персонажем!), и вся книга представляет по сути ее заметки, от описания посещения музея до каких-то пересказанных от лица других лиц историй, на написание которых ее вдохновили те или иные путешествия. Сюжета как такового нет, есть он только иногда в отдельных мини-историях, опять же разбитых на части. Все это абсолютно произвольной длины и я бы рискнул сказать, что смешано без какого-либо осмысленного порядка, хотя в таких утверждениях очень легко ошибиться. Мало ли какие ВеЛиКиЕ сМыСлЫ Токарчук вложила в последовательность, я же быдло, куда мне понять.
В самом по себе строении романа ничего плохого нет, но есть в нем одна очень большая опасность - цена ошибки в каждой главке до жути велика. Обычно сквозной сюжет, сквозные линии повествования позволяют сгладить даже не самый сильно написанный момент. Здесь же текст должен удерживать читателя исключительно за счет атмосферы, мастерства в каждой конкретной точке, концентрации мысли, в каждой истории рождающейся по сути заново. Если бы "Бегуны" с этим справлялись, они заслуживали бы всех премий мира. Вот только они абсолютно не справляются.
Проблемы
Есть две основных причины, по которым роман рассыпается на части - некоторые относительно удачные, некоторые просто ужасающие, - которые никак не согласуются и начинают давить, уничтожать, погружать в сон уже после первых ста страниц.
Первая - мелкий сор огрех, создаваемый в каких-то случаях косяками перевода, а в каких-то так просто абсолютным отсутствием у Токарчук умения описывать (да, я, малолетний владелец блога в интернете, только что сказал, что нобелевский лауреат не умеет в описания, и что вы мне сделаете). И о ней, на абсолютно разрозненных примерах из разных мест, возрастающих в своей критичности, мы поговорим в начале.
Вторая - жутчайшая нечувствительность автора к некоторым темам, контекстам и сюжетам, которые она пытается развить. Подробный базированный разбор главы, на мой взгляд отражающей это ярче всего, мы оставим на сладкое.
Сор
Проблемы перевода и редактуры
Их, собственно говоря, тоже две. Незнание русского языка и неумение делать сноски. Второе, к сожалению или к счастью, проявляется куда чаще первого.
И, уже совсем засыпая, Карен пришло в голову...
Я, конечно, не специалист и уж конечно не переводчик или редактор издательства "Эксмо", выпустившего сей шедевр, но мне всегда казалось, что деепричастные обороты, например, "уже совсем засыпая", должны относиться к тому же слову, к какому и их определяемое слово-глагол, вроде "Уже совсем засыпая, Карен подумала..." Здесь же засыпала, очевидно, Карен, но вряд ли она же выполняет действие "пришло". Да и вообще деепричастный оборот в безличном предложении это весьма сильно. Справедливости ради, подобных ошибок очень мало, буквально две-три на весь текст, но это не оправдание. Нет оправданий тем, кто портит такой великий роман своими недосмотрами!
А вот что касается избыточных примечаний, это настоящий бич книги. Ответственные за это редактора, видимо, обычных читателей за людей не считают, поэтому поясняют все подряд, даже то, что определено уже автором.
Вот вам цветочки. В какой-то момент героиня рассказывает о строении очередной части человеческого организма:
...именно миндалевидному телу человек обязан обонянием, эмоциональностью...
Примечание, относящееся к слову "телу" и дающееся внизу страницы:
Область мозга, имеющая форму миндалины и расположенная внутри височной доли головного мозга. Миндалины играют ключевую роль в формировании эмоций.
Ох, да вы что, правда что ли? Скажите, а какую-нибудь роль, в появлении нууууу... допустим, эмоций, миндалевидное тело играет? А то я как-то не очень понял. Или вся эта справка с Википедии дается нам ради информации о его расположении внутри мозга? Может быть, жаль вот только, что эта информация нам АБСОЛЮТНО не нужна, вот ни секунды.
Но это еще куда ни шло, вот вам ягодки. И здесь уж вам, простите великодушно, придется наслаждаться фотографией страницы, поскольку я отказываюсь это переписывать:
А теперь, уважаемые знатоки, внимание! Вопрос: как вы думаете, о чем речь идет во всей последующей главе на три страницы? Правильно! Об экспедиции Кука, мать его)))))))))))))) Нет, хорошо, конечно, быть в историческом контексте, когда читаешь художественное переложение событий, но не таким же образом, черт побери. Представьте, что вам в начале произведения выдают краткий пересказ, причем даже не с брифли, а максимально сухой, лишенный всего интересного описательный ряд (впрочем, половина современных аннотаций создается по такому принципу).
Даже если бы сам роман был великолепен, эти сноски в лучшем случае, если вы умеете их игнорировать, сбивали бы с толку. Люди же, подобные мне, которые читают абсолютно все, обречены корчиться в муках примерно на каждой второй странице. Хотя чему удивляться, ведь этот шедевр нам, простому быдлу, без пояснений не понять.
Проблемы (с башкой) автора
Итак, надеюсь, вы готовы к настоящему веселью. Каждый нижеследующий отрывок характеризует определенную, скажем так, ступень проклятости и степень грехопадения, и для каждого есть в тексте еще несметное количество аналогов того же уровня. Не все из приведенных мною примеров требуют какого-либо либо комментария, но я все-таки постараюсь пройти с вами этот путь до конца.
- В описании банального включения ноутбука это, на первый взгляд, просто немного странная клишейная образность, но ничего, можно жить. На самом же деле, именно такие малютки - предвестники апокалипсиса, red flag о том, что с текстом что-то не так.
...уже в следующее мгновение экран озарился холодным свечением...
- Натыкаясь на подобное, последовательно задаешь три безответных вопроса: что простите?.. Как... Зачем??? У этого нет контекстуального оправдания, это просто еще более яркий след желания автора выражаться максимально претенциозно и заумно. И когда у Токарчук заканчиваются безобидные штампы из предыдущей категории, вы наблюдаете вот это:
Теперь рот наполняется слюной, а горло сжимает спазм - предательский оргазм наоборот.
- Следующая стадия болезни - эпитетов нам мало, мы хотим произвести революцию в мире метафор, и превращаемся из почетного лауреата литературных премий в клоуна-начписа, желающего писать покрасивше:
...и когда эти слова срываются с ее губ, она вдруг видит их со стороны и пытается затолкать языком обратно, но - поздно.
- Приближаемся к кульминации. Недостаточно просто образно выделить что-то конкретное, теперь опишем какое-нибудь место, скажем, курилку в аэропорту так, будто бы мы абсолютно конченные или нам платят за символы:
Он миновал застекленную курительную, где постившиеся во время долгого перелета любители никотина блаженно предавались пороку. <...> Доктор воспринимал их [курильщиков] как особый подвид, имеющий специфическую среду обитания: не воздух, а смесь дыма и двуокиси углерода.
- Это передача специфического виденья героя, скажет кто-нибудь. Что ж, упоминание о среде обитания и двуокиси углерода это действительно скорее специфика доктора, но что по поводу пороков и постов? Нет, доктор там не верующий. А даже если и да, есть, помимо специфики героя, еще понятие уместности. Ни один адекватный персонаж не имел бы подобных мыслей, проходя вдоль обычной курилки. Доктор там вполне адекватен, а вот насчет Токарчук не уверен. Но для тех, кого это не убеждает, вот образец чистейшей, как сейчас принято говорить, графомании:
Блау подал свой паспорт для контроля, служащий смерил его коротким профессиональным взглядом, сравнивая два лица - на фотографии и за стеклянной перегородкой. Видимо, никаких подозрений Блау не вызывал, а потому через мгновение оказался на территории чужого государства.
- Вопросы к целесообразности этого абзаца существуют сразу на нескольких уровнях. Зачем нужно упоминать об этом эпизоде? Что он привносит в сцену, где Блау (тот самый наш доктор) размышляет о своей дальнейшей работе, для которой он прилетел? Добавляет реализма, не дает оторваться от реальности происходящего? Сомнительно, но допустим. Зачем он настолько подробен? Показать детали наблюдений самого Блау? Вряд ли, учитывая, что он поглощен размышлениями. И если первое предложение, со всей его уродливой и ненужной распространенностью, хоть сколько-то уместно, в чем суть второго? Намек на то, что Блау мог бы вызвать подозрения? Из дальнейшего текста никак не подтверждается. И, конечно же, вишенка на торте, "территория чужого государства", канцелярит, к тому же употребленный в ненужном предложении в ненужном абзаце. Бинго. Как говорится, потраченного времени жаль, трехкратно переваренные средства выразительности.
- Для любителей покричать "Литературу нельзя уместить в рациональные шаблоны!!!" отмечу, что вся эта цепочка целесообразностей не понадобилась бы, если бы текст обладал целостностью за счет идеи, атмосферы или чего-либо еще. Когда же никаких эмоциональных, поистину мастерских средств соединения и обоснования присутствия абзацев не остается, приходится дать обвиняемому последний шанс и прибегнуть к логике. А теперь, закрывая эту часть разбора, дам вам насладиться слогом автора в естественной, что называется, среде обитания. Короткая главка, целиком состоящая из абстрактного рассуждения (а это то, с чем Токарчук справляется лучше всего, представьте, что там в частях с действием):
В некоторых странах люди говорят по-английски. Но не так, как мы, прячущие родной язык в ручную кладь, в косметичку и использующие английский только в путешествии, в чужих странах и при общении с посторонними людьми. Это трудно себе представить, но английский - в самом деле их язык! Зачастую единственный. Им не к чему вернуться, или обратиться в минуты сомнений.
Какими же потерянными они, должно быть, чувствуют себя в мире, где любая инструкция, текст самой дурацкой песни, меню в ресторане, деловая корреспонденция, кнопки в лифте - все существует на их приватном языке. Кто угодно может в любую минуту понять их слова, а записки, вероятно, приходится специально шифровать. Где бы они ни оказались, все имеют к ним неограниченный доступ - все и вся.
Я слыхала, что уже высказывались предложения взять их под защиту, быть может, даже выделить им какой-нибудь малый язык, один из тех, вымерших, невостребованных - пусть у них будет что-то свое, личное.
Здесь даже присутствует достаточно интересная мысль о потерянности и отсутствии приватности англоговорящих носителей. Но она настолько погребена под жуткими оборотами (ручная кладь), нелепыми до смешного утрированиями - намеренными (весь последний абзац) и нет (чушь про шифрованные записки) и вытянутыми за жилы страданиями, что вместо слегка безалаберного и безразличного рассуждения пожившего человека, каковым задуман весь роман, это превращается в инфантильный, крикливый и позерский спич подростка, изо всех сил стремящегося подчеркнуть свои исключительность и индивидуальность.
Таковы "Бегуны" целиком и полностью, и таков будет мой конечный вывод, но перед этим нам предстоит пройти второй круг Ада. Милости прошу на тотальный разбор попытки в стилизацию.
Пишу значит девочки про Восток
Глава "Гарем" рассказывает историю о султане маленькой страны, против которого среди знати готовится заговор. И в целом все это должно напоминать по атмосфере эдакую сказку тысячи и одной ночи или борхесовскую повесть (Борхес вообще упоминается в романе даже не единожды).К сожалению, получается очень и очень слабо. Взглянем на начало:
Никакие слова не способны описать лабиринты гарема. А раз слова бессильны, то, может, нам помогут соты в улье, извилистая система кишок, человеческие внутренности, слуховые ходы, спирали, тупики, аппендиксы, мягкие округлые туннели, заканчивающиеся на пороге тайной комнаты.
Этот абзац задает дух всего дальнейшего повествования. И если вас смутило сравнение лабиринта с кишками, не переживайте, вы не одни. Анатомический подтекст, пронизывающий в принципе весь роман, здесь особенно заметен своей искусственностью и чужеродностью.
Среди этого множества коридоров, прихожих, таинственных ниш, крылечек, двориков расположены спальни молодого владыки, при каждой — царская ванная, где в подобающих роскоши и покое совершается царская дефекация.
Каждое утро юный султан выходит из объятий матушек и нянюшек в мир, словно переросток, делающий первые шаги. Облаченный в парадное платье, он играет свою роль, а ближе к вечеру с облегчением возвращается к своему телу, своим кишкам, к мягким вагинам наложниц.
Кишки, вагины, дефекация. Вот три кита, на которых стоит вся экспозиция рассказа. При этом по внешнему облику всего остального текста можно без сомнений сказать, что отвращение и отторжение - вряд ли те эмоции, которые Токарчук пытается вызвать. Скорее уж ей нетерпится опять доказать свою высокоинтеллектуальность и мастерство, совместив несовместимое. Вот только на практике подобные идеи заканчиваются провалом куда чаще, чем грандиозным успехом. Да и даже если взять за основу подобную идею, ничто не может оправдать употребление слова "дефекация", учитывая существование "испражнения". Тот же посыл, куда большая аутентичность и близость к атмосфере.
Деловые люди, купцы, консулы, какие-то подозрительные советники — они рассаживаются перед юношей на узорчатых подушках, отирают пот со лбов (вечно прикрытые пробковыми шлемами, они напоминают своей поразительной белизной подземные клубни — стигмат дьявольского происхождения этих людей). Другие, в тюрбанах и чалмах, теребят длинные бороды, не догадываясь, что этот жест выдает их лживость и плутовство. У каждого к молодому владыке какое-нибудь дело, каждый предлагает посредничество в переговорах, уговаривает сделать единственно правильный выбор. От всего этого у султана начинает болеть голова. Государство невелико — несколько десятков селений в оазисах каменистой пустыни, из природных богатств — только соляные копи. Ни выхода к морю, ни порта, ни стратегических мысов или проливов. Жительницы этой маленькой страны разводят чечевицу, сезам и шафран. Их мужья переводят караваны путешественников и купцов через пустыню, на юг.
Стоит вам забыть о туалетных и генитальных делах султана и начать погружаться в будто бы вновь появившуюся атмосферу востока, вы сразу же получаете "стратегические мысы и проливы". Не будем говорить о том, что эта информация избыточна, раз государство не имеет выхода к морю, не будем даже говорить о том, что это до жути шаблонная и штампованное выражение, уместное скорее в отчете, чем в художественном тексте. Вздохнем, покачаем головой и двинемся дальше.
Между прочим, против султана готовится уже настоящее покушение и мать предлагает ему бежать.
— В пустыне у нас есть преданные родственники, они не откажут нам в помощи. Я уже послала гонца с весточкой. Там мы переждем самые трудные времена, а потом, переодевшись и забрав свои драгоценности и золото, двинемся на запад, к портам, и убежим отсюда навсегда. Осядем в Европе, но не слишком далеко, так, чтобы в ясную погоду видеть африканский берег. Я еще стану развлекать твоих детей, сынок, — говорит мать, причем если в возможность бегства она действительно верит, то в игры с внуками — уж точно нет.
Допустим, мы смиримся с тем, что при всей своей громадной эрудиции автор называет посланника в Азии типично восточноевропейским словом гонец. Но уж казалось бы, понимание того, что пренебрежительно-шутливое слово "весточка" стоит заменить приличным "весть" должно присутствовать. Здесь, возможно, проблема скорее в переводе, но я позволю себе в этом усомниться - все-таки перевод с польского на русский вряд ли мог сильно исказить текст.
После этого долгое время, при описании вторжения крестоносцев на Восток и отстранения султана, текст на удивление гладок, вы расслабляетесь, начинаете наконец-то плыть и мреть в жарком экзотическом очаровании, которого так долго ждали. Затем, перед самым побегом встречаете вот это:
Жены? Никаких жен, ни старых, ни молодых они хороши во дворце. Впрочем, никогда он в них особо не нуждался, спал с ними лишь по той причине, по которой каждое утро взирал на бородатые физиономии советников. Ему никогда не доставляло удовольствия раздвигать их роскошные бедра, проникать в мясистые закоулки их лона. Наибольшее отвращение вызывали в молодом султане волосатые подмышки и мощные выпуклости грудей. Поэтому он следил, чтобы в эти убогие сосуды не упала ни одна капля ценного семени — чтобы ни одна капля жизнетворной жидкости не оказалась потрачена зря.
После этого, пока вы еще не успели отойти от новой порции необоснованно подробной мерзости, султан убивает свою мать и сбегает, вместо жен прихватив дюжину детей, которых он предпочитает и в постели. Они становятся очередными бегунами, история которых пронизывает все времена и народы.
Текст может содержать в себе какие угодно описания чего угодно, я не считаю, что существуют запретные темы. Но я свято верю в понятия уместности и чувства слова, которые во многом и составляют писательское мастерство. Если мерзость или неподходящий к контексту фрагмент вставлены просто так (а поверхностная идея связи всего через тему анатомии человека это, считай, отсутствие идеи), это приемлемым быть не может.
Вывод
Самое обидное во всем этом то, что Токарчук, судя по всему, действительно очень умна. Время от времени проскакивают нетривиальные мысли, пласт использованных знаний в культуре и истории огромен, а некоторые новеллы получились действительно отличными. И все-таки, как бы ни были великолепно подспудно развиты темы, какими бы незаметными деталями не были связаны персонажи, разбросанные во времени и пространстве, все это не может существовать без хоть сколько-нибудь внятного языкового и литературного инструментария, который (во всяком случае в русском переводе) просто ужасен. Основная формула романа - "движение есть жизнь". В рамках "Бегунов" любое движение мысли безнадежно упирается в словесный и стилистический тупик. А значит и жизни тут тоже никакой нет.
Бонус
Это должно было быть в основном обзоре, но в ходе подготовки пришлось столкнуться с несколько противоречащими данными. В одной из глав, где женщина летит по приглашению своей первой любви, чтоб устроить ему эвтаназию, в печатной версии книги есть мягко говоря странная вещь.
От начала к концу главы курсивом выделены числа, от десяти до одного, вроде обратного отсчета. Например,
— Десять, — сказал таксист. Она заплатила.
Или
Нашла свой выход — номер девять, села так, чтобы его видеть, и открыла книгу.
Это уморительно минимум по трем причинам. Во-первых, читателя принимают за идиота, который не заметит этого без подсказок, так еще и козырнуть этим пытаются отчаянно. Мол вот смотрите, какой символизм, обратный отсчет к смерти! Во-вторых, между выделенными курсивом числами есть и другие, полностью сбивающие этот отсчет. То есть, например, между условными шесть и пять может вполне встретиться выражение "три к одному", или просто любое случайное число. Это делает курсив в буквальном смысле единственным связующим звеном всего приема - без него этот отсчет уловить невозможно, его, считайте, просто нет. Когда некий символизм включается таким беспардонным путем, это одновременно смешно и жалко. Таким образом можно и отдельные буквы курсивом гротескно выделять, собирая в отдельный текст, много ума не надо. И, наконец, в-третьих, одно из чисел, четверка, выделено даже не в начальной форме:
Окна комнаты, где он лежал, выходили на заснеженный двор с четырьмя огромными соснами...
И вот здесь становится ну уж совсем смешно, это проигрыш по собственным же правилам поддавков. Обратный отсчет все так и делают ведь, не правда ли? Шесть, пять, четырьмя, три, два, один.
Однако, в электронной версии этого выделения курсивом нет, поэтому на кого грешить - на автора или же на гигантов мысли из русской редакции, - не слишком понятно. Кто бы это ни был, суть "Бегунов" подобный прием передает безупречно: пафосное натягивание совы на глобус с жутко умным видом.