Конечно, для принятия Луизой новой жизни имело значение то, что ее дети, продукт ее стыда, каким она их видела, были хорошо устроены. Мария-Анна, в частности, произвела фурор своим танцем на карнавальных торжествах в начале года, это было восхитительное зрелище: девочка в черном бархате и бриллиантах. Мадам де Севинье описывала, как король был очарован и восторгался ею, и все остальные, разумеется, охотно последовали его примеру.
В семь с половиной Мария-Анна уже понимала приоритеты двора. В середине бала она подошла к герцогине де Ришелье и озабоченно спросила: «Мадам, не могли бы Вы сообщить мне, доволен ли король мной?» Она также понимала необходимость быть забавной. «Всякая всячина вылетает из ее прелестного ротика», – продолжала мадам де Севинье. – Она очаровывает людей своим остроумием, которого ни у кого больше нет».
Партнером маленькой девочки в танце был юный Принц Крови, тринадцатилетний Луи-Арман, сын принца де Конти. «Ах, маленькие жених и невеста!» – шептались придворные, ибо такая высокая партия отнюдь не исключалась для дочери Луизы. Показательным в иерархии внебрачных детей короля и их матерей был тот факт, что Луиза называла Марию-Анну (узаконенную королевскую кровь) «мадемуазель», но ее саму называли «мачехой».
Через несколько недель после отъезда Луизы и вскоре после официальной регистрации развода Атенаис двору была представлена следующая партия внебрачных детей. Для этого наблюдательного мира должно быть было очевидно, что Атенаис довольно скоро пополнит их число: ее пятый ребенок от короля, Луиза-Мария, которая получила титул мадемуазель де Тур и прозвище «Ту-Ту», родилась в ноябре. (Ту-Ту посчастливилось родиться после официального развода, и поэтому, в отличие от своих братьев и сестры, она не была плодом этого хитроумного двойного прелюбодеяния.)
Луиза-Франсуаза, герцог дю Мэн и граф де Вексен были под присмотром их гувернантки Франсуазы Скаррон. Маленькую девочку нужно было нести, как и Мэна, который из-за своей хромой ноги еще не мог ходить в возрасте четырех с половиной лет.
Это был тревожный момент для Франсуазы, тридцативосьмилетней женщины скромного происхождения, вышедшей замуж за простого драматурга. Но помимо дружбы с Атенаис, которая обеспечила ей положение, у Франсуазы уже был еще один союзник при дворе. Это был Король.
Франсуаза д'Обинье родилась 27 ноября 1635 года: таким образом, она была на три года старше короля, на пять лет старше Атенаис и почти на десять лет старше Луизы де Лавальер. С самого начала обстоятельства ее жизни были необычными; а по меркам того времени они были неблагоприятными.
Хотя она точно не родилась в тюремной камере, как позже предполагали ее враги, ее отец Констан в то время находился в тюрьме в Ньоре близ Пуатье. Франсуаза, вероятно, родилась недалеко от места его заключения (мемориальная доска отмечает ее предполагаемое место рождения в Отеле дю Шомон, улица дю Пон, 5, Ньор). Преступлением Констана был заговор против Ришелье, но на самом деле это было не первое его пребывание в тюрьме, ранее его обвиняли в похищении и изнасиловании.
Происхождение Франсуазы было примечательным: ее дед Агриппа д'Обинье, умерший до ее рождения, был знаменитым поэтом, но гугенотским (протестантским) поэтом. Гугенотское происхождение, как и позор ее отца, сделало Франсуазу изгоем.
Оно противопоставлялось традиционно католическому воспитанию Луизы, дочери солдата, храбро служившего королю, или величию рождения Атенаис, дочери герцога с ее хваленой кровью Мортемара.
Мать Франсуазы, Жанна де Кардиллак, шестнадцатилетняя девушка, когда вышла замуж, была дочерью тюремщика Констана. Она была католичкой, и через несколько дней после ее рождения Франсуаза приняла католическое крещение, при котором ее крестной матерью была Сюзанна де Боден, дочь губернатора города, барона де Нейана. Само событие и связь позже должны будут сослужить Франсуазе хорошую службу.
Жанна уже родила двух сыновей, Констана и Шарля, когда появилась маленькая девочка, которую в детстве будут называть Биньеттой. Констан умер при загадочных обстоятельствах в 18 лет, но Шарль д'Обинье, всего на год старше своей сестры, вырос и стал тем бедствием, которое не нужно ни одной семье, но бывает во многих.
В любом случае, настоящая семейная жизнь Биньетты не протекала во вредной для здоровья атмосфере тюрьмы и вокруг нее (хотя она навещала отца по воскресеньям, молча наблюдая, как он играет в карты со своими тюремщиками). Волшебным местом, которое она полюбила не только тогда, но и на всю жизнь, был замок Мюрсе́й недалеко от Ньора.
Любимый Мюрсей был домом сестры Констана, маркизы де Виллетт, которая ввиду бедственного положения Констана и бедности Жанны приняла к себе Биньетту. Помимо ее тети и доброго дяди – «Вы были моим отцом в моем детстве», как позже она написала маркизу де Виллетту, там были три хорошенькие светловолосые дочери, все старше ее, и единственный сын Филипп де Виллетт, родившийся в 1632 году, который сыграл важную роль брата.
Для маркизы де Виллетт маленькая Биньетта была фактически пятым ребенком. Но она была к тому же бедной родственницей. Такое положение дел вряд ли уменьшило естественное чувство незащищенности Биньетты. Воспитанная в контакте с роскошью, она знала, что та не обязательно продлится до взрослой жизни, учитывая, что у нее вряд ли будет приданое, которого требует даже жизнь в монастыре.
Чтобы приучиться к этому, Биньетта не имела в своей комнате камина, сняла шляпки, принадлежавшие ее очаровательным двоюродным сестрам, и носила деревянные туфли, которые сначала были слишком велики, она успела в них вырасти, а до тех пор должна была набивать их соломой. Тем не менее Биньетта любила Виллеттов, чувствовала к ним благодарность и вообще вспоминала эти дни в Мюрсейе как самые счастливые дни своего детства.
Со временем Констана освободили. Расслабления и домашнего уюта не последовало: скорее, приключения и опасные путешествия. Весной 1644 года, когда Биньетте было восемь с половиной лет, она воссоединилась со своей семьей, чтобы отправиться во Французскую Вест-Индию.
Два месяца морского путешествия были ужасными во всех смыслах. Гораздо позже бывшая Биньетта расскажет епископу Меца о том, как лихорадка на борту почти довела ее до смерти: ее труп уже собирались выбросить за борт, когда мать, целуя ее в последний раз, увидела едва заметные признаки жизни. «Ах, сударыня, – многозначительно заметил епископ, – из такого состояния не возвращаются просто так».
Сначала они пришвартовались в Гваделупе. Однако там жизнь радикально не улучшилась. Жанна была строгой матерью. Биньетте не давали возможности попробовать прелести дикого острова и другой культуры. Ее образование было обычным, благочестивым (все еще протестантским) и проходило внутри дома. Тем временем пост губернатора острова Мари-Галант оказался вакантным. Но после непродолжительного пребывания там семья поселилась на Мартинике.
Неудовлетворенный Констан вернулся во Францию, оставив Жанну «и отцом, и матерью» для своих детей, как она сама выразилась. Вечно борясь с бедностью, Жанна была для дочери сильным образцом женской выносливости в трудных обстоятельствах. И неудивительно, что Биньетта из наблюдений за своим отцом и из разговоров с матерью вывела далеко не идеальный образ всего мужского пола.
Еще одно ужасное путешествие последовало, когда Жанна увезла семью обратно в Европу в 1647 году к отцу. Но Констан умер к концу августа. По крайней мере, для Биньетты это было возвращение к прелестям Мюрсея, к родственной жизни, смешанной с тяжелым трудом: именно в этот период ее заставляли работать на ферме и в других местах, пасти индеек, иногда и босиком, хотя, заботясь о сохранности цвета лица благородной дамы, ей великодушно предлагали маску для носа.
- Продолжение следует, начало читайте здесь: «Золотой век Людовика XIV — Дар небес». Полностью историческое эссе можно читать в подборке с продолжением «Блистательный век Людовика XIV».
Самое интересное, разумеется, впереди. Так что не пропускайте продолжение... Буду благодарен за подписку и комментарии. Ниже ссылки на другие мои статьи:
