Начало 90-х. Лето. Лагерь для школьников «Голубые озёра». У меня отряд – 13-14-летние девочки и мальчики. Обычный такой лагерь, с линейками, кружками, столовской несъедобной кашей по утрам и кефиром с батоном вечером. Высоко над головой шумели сосны. Тихо плюхало о берег чистое озеро. (Говорили, что в прибрежных зарослях озерной травы прячутся червяки-волосы, они присасываются к купающимся и по венам пробираются к сердцу. Это было очень, очень страшно).
Вечером солнце заваливалось за горизонт, озеро сверкало золотыми и алыми чешуйками, сосны в вышине светились расплавленной медью, и над лагерем плыла музыка. Девочки её очень любили. Таня Буланова пела «Спи, мой мальчик маленький». В тринадцать все девочки слушают душераздирающие песни.
Иногда, надо отдать должное, включали композицию «Одинокий пастух». Тихая белая ночь охватывала опустевший лагерь (только отдельные запоздавшие дети быстрыми перебежками шныряли от туалета к палатам), медные трубы сосен с чернеющей кроной уходили в небо, густой смолистый запах нагретых днём стволов перемешивается с влажной прохладой озера.
Перед сном девочки просили что-нибудь им рассказать. Иногда они рассказывали мне. Тихонечко пели песни. Дворовые, которые сейчас уже не поют. И одну из них я вскоре снова услышала. На концерте к родительскому дню…
На зелёной открытой уличной сцене по углам установили колонки. Мне выдали список выступающих, коих должно было представить почтеннейшей публике. Где-то в середине концерта, когда родители вдосталь наумилялись доморощенным танцам, гимнастическим номерам домашней заготовки и хоровым бодрым песням, настал черёд той самой, дворовой-чувствительной.
На сцену вышла девочка Наташенька из отряда помладше, лет 11-12. Ножки-палочки, ручки-веточки, смугловатое, слегка недоумытое личико. Буйная темно-каштановая шевелюра её топорщилась крупными кольцами. На Наташеньке была пышная светлая юбочка, но, поскольку вечерний ветер с озера был прохладным, воспитательница накинула на девочку свою большую коричневую кофту с толсто подвёрнутыми рукавами, которую забыли снять перед выходом на сцену. Отсюда вид у Наташеньки был слегка сиротский, жалостный.
Петь Наташенька собиралась в сопровождении баяниста дяди Коли, мужчины ближе к 60 годам. Вместе они составляли дивный ансамбль, ибо Дядя Коля в этот вечер принарядился в белую майку-алкоголичку, в которой уютно устроилось изрядное пузцо, торчащее над ремнём потёртых штанов с пузырями на коленях. Лысину деликатно прикрывала белая парусиновая кепка. Получалась классическая пара послевоенных нищих, перемещающихся поездами по нашей необъятной родине с песнями из разряда «Разлука ты, разлука» и «Вот мчится поезд по уклону».
Дядя Коля развернул мехи, Наташенька распахнула чёрные глазищи и тонким проникновенным голосом запела:
Пусть яркой луной озарится
Тот старый кладбищенский двор
И там над сырою, сырою могилой
Рыдает молоденький вор.
Наташенька пела со всей ответственностью за судьбу незадачливого подростка (или не подростка?).
Ах мамочка, милая мама,
Зачем от меня ты ушла?
Меня воспитать, воспитать не успела,
Отца-подлеца не нашла…
Публика, затихнув, слушала. Дети переживали, взрослые затаились.
А там за высоким забором
Спокойно живёт прокурор…
Он судит воров по закону, закону,
Не зная, что сын его вор!
«Там» - это, наверно, за кладбищенской оградкой… Получил прокурор квартирку от государства, новую, с видом на кладбище. Бывает. (Хотя почему прокурор кого-то судит - непонятно).
И вот на скамье подсудимых
Тот мальчик несчастный сидит
И голубыми своими глазами
Он на прокурора глядит.
Окончилась речь прокурора,
Преступнику слово дано:
— Судите меня по закону, закону,
Такое вам право дано.
Сочинители не определились в моральных установках, кто тут у нас хороший – отец-подлец, который над мамой сыночка надсмеялся, но таки представитель закона, или же молоденький воришка, который нарушитель, но пострадавший от жизненных невзгод? Кого жальче, граждане-товарищи?
Вот выстрел, вот выстрел раздался,
На землю парнишка упал
И, умирая, он на прощанье
Отца-подлеца он проклял.
Вот тут интерееесный вопрос. Чего ж такого парниша натворил, что его под расстрельную статью, а? По УК СССР 1960г., ст. 89-101 максимум за кражи – 15 лет с конфискацией. А вот по УК РСФСР 1926 года за «Разбой, т.-е. открытое с целью завладения чужим имуществом нападение отдельного лица, соединенное с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего», да ещё и повлекшее смерть или тяжкое увечье потерпевшего - «при признании судом лица, совершившего преступление, особо социально – опасным», - с повышением вплоть до расстрела. Так что непрост, непрост был «мальчонка с голубыми глазами».
Но в 13-14 лет это всё не волнует, важно, что прокурор плохо поступил по отношению к маме мальчика! А потом ещё и сына осудил на расстрел!!!
Но и это ещё не всё, дети любят истории, которые хорошо заканчиваются))
«Ах мальчик, мой миленький мальчик,
Зачем ты так поздно сказал?
Сказал бы ты чуточку, чуточку раньше,
И я бы тебя оправдал»!
Опять-таки сомнительные моральные коллизии, но в седьмом классе это вообще не важно. Тайна раскрыта, вот что интересно! И финал:
Пусть яркой луной озарится
Тот старый кладбищенский двор
И там над сырою тройною могилой
Счастье летает порой!
«А почему над тройной могилой и вдруг счастье?», - спросила я озадаченно у отрядных своих девчонок. «Ну как же вы не понимаете!» - наперебой стали объяснять наивной вожатой дети: «Прокурор раскаялся и застрелился!» «И они все наконец-то встретились!»
Всем прижизненного счастья и любви - остаюсь искренне Ваша, Умная Эльза!
