Тетка ушла собираться на сие малоприятное мероприятие, а мы снова загрустили, переваривая всю ту кашу, которая варилась вокруг нас. Как назло портилась погода, поднялся ветер и задувал так, что дребезжали стекла.
– Отличное начало дня! – Танька недовольно прихлебывала чай. – Переться черт знает куда, по такой погоде!
– Дело ведь нужное, – я тяжело вздохнула. – Сама говорила.
– Говорила... – подруга тоже вздохнула. – А эта фельдшерица, подставная, лихо следы заметает, а наш участковый под ее дудку поет!
– Расскажем все сегодня. Колдунам в смысле, – твердо сказала я, и она не стала спорить:
– Хорошо.
Время приближалось, и вскоре хлопнула входная дверь. Тетка в пуховом платке и парадно-выходном пальто появилась из коридора, сияя румяными щеками.
– Готовы?
– А чего нам готовиться? – буркнула я. – Шубу надела и вперед.
– Вот и замечательно, – она похвалила нас, будто первоклассниц. – Нужно помогать старшим.
– Кто ж их хоронить будет? – спросила я, когда мы уже шли по полю, сутулясь от пронизывающего ветра. – Родных ведь нет.
– Говорят, наши бизнесмены все организовали, – ответила тетка и поцокав языком, выражая свое восхищение, добавила: – Хорошие ведь мужики! И красавцы какие!
– Чего это они так стараются? – удивленно шепнула Танька, но она услышала и воскликнула:
– Потому что люди хорошие! Если человек добро делает, значит обязательно нужно в этом темную сторону искать!
– Да ничего мы не ищем! – Танька надулась, видимо ее раздражала "доброта" колдунов. – Просто интересно!
Возможно, мы бы еще долго обсуждали благотворительность наших соседей, но тут, вздымая снежный веер, возле нас остановился "гелик".
– За вовка промовка... – тихо сказала подруга и отошла подальше.
Окно джипа опустилось, и мы увидели лицо Корнея с вполне миролюбивой улыбкой.
– В Алексеевку?
– А куда ж еще? – кивнула тетка. – Эта дорога только туда ведет. На похороны идём.
– Садитесь. – Корней вышел из машины и открыл перед нами дверь. Прохор, молча, наблюдал, сидя за рулем.
– Ой, спасибо сынок! – тетка, будто это не у нее болели ноги, запрыгнула в теплую машину, а нам ничего не оставалось делать, как последовать ее примеру.
Автомобиль сорвался с места, и Прохор спросил, поглядывая на нас в зеркало заднего вида:
– А вы знали этих бедных женщин?
– Нет! – резко ответила Танька, и он изумленно приподнял брови.
– Тут все друг друга знают, – тетка толкнула ее локтем. – Пусть не лично, но все ж, столько лет рядом живем.
– Ну да, в маленьких деревнях всегда так, – согласился Прохор. – Говорят, гадалкой она, что ли была?
– Ведьмой она была! – с готовностью поддержать этот разговор, ответила тетка. – Самая настоящая!
– Да вы что? – Корней повернулся к нам и почему-то уставился прямо на меня. – И книга у нее ведьмовская была?
– Какая книга? – тетка пожала плечами. – Этого я не знаю.
– У каждой ведьмы есть книга колдовская, – Корней не сводил с меня глаз. – Это так легенды говорят. И в этой книге всякие страшные заговоры и вызовы, и если она попадёт в руки глупого, ничего непонимающего человека, то быть беде.
– Ничего себе... – протянула я, с трудом извлекая звуки из ватного горла. – И такое бывает?
– И не такое бывает... – Корней вел себя очень странно, и я грешным делом подумала – он знает, что книга у нас!
Мы подъехали к дому Лукаси и разговор о книге на этом прекратился. Я быстренько вылезла из машины, помогла тетке и отвернулась от колдунов, не в силах терпеть их пристальных взглядов.
– Смотри! – прошептала Танька, дергая меня за рукав. – У меня мурашки!
Я взглянула на двор ведьмы и увидела две гробовые крышки, обтянутые черной тканью. Они так резко контрастировали с белизной снега, что действительно было жутковато, и я отвела глаза. Возле дома сновали люди, кто-то заходил внутрь, кто-то выходил.
– Ну, что замерли? Пошли, – тетка первая шагнула в открытую калитку, а мы, скрепя сердце, пошли следом.
В доме пахло тем страшным и муторным, что всегда сопровождает такие мероприятия и по моей спине пополз холодок. В большой комнате с ходиками, стояли два гроба, возле которых находились несколько женщин, и только когда тетка поздоровалась, я поняла, что одна из них, фельдшерица.
– Она уже здесь! – зло прошептала Танька, прилипнув ко мне. – Вот что она здесь делает? Книгу ищет!
В дверях показались колдуны, и врачиха моментально приободрилась, ее глаза приобрели соблазнительный блеск, а на щеках появился румянец. Ты смотри, как ее растащило!
Я решила не обращать на нее внимания и подошла ближе к гробу Лукаси. Старухины глаза были закрыты, но лицо, само по себе, выражало страх – рот перекошен, брови застыли в приподнятом положении и это очень пугало. Взглянув на Куколю, я даже дыхание задержала: ее лицо почернело, рот провалился, а на руках, были видны ссадины. Фельдшерица протянула руку и подтянула покрывало, словно специально скрывая эти царапины. Это еще что такое?
Танька взяла меня за руку и сделала шаг назад, но наткнулась на Прохора, и возмущенно подняв глаза, прошипела:
– Что вы под ногами вертитесь?!
Красивое лицо Прохора вытянулось. Он уставился на подругу грозным взглядом и нахмурил брови, отчего между ними образовалась глубокая складка. Мы аккуратно обошли их, и вышли из комнаты.
– Они не злые колдуны! – прошипела Танька, прижавшись носом к моему уху. – Я проверила!
– Как?
– Помнишь, мы читали, как злого колдуна обнаружить? – она порылась за пазухой и извлекла маленькую иконку. – Я подготовилась!
– И что? – если честно я плохо помнила тот список ерунды, что мы откопали в интернете.
– Если с такой иконкой подойти к колдуну, он не сможет в глаза посмотреть! Будет взгляд прятать! – раздраженно объяснила подруга. – А ты видела, как они таращились?!
– Ты в это веришь? – скептически поинтересовалась я и она кивнула:
– Верю!
Мы стояли за старинным громоздким шкафом и если посмотреть из комнаты, то нас можно было и не заметить. Что и произошло. В коридор выскользнула фельдшерица, и мы застыли, боясь пошевелиться. Елена Валерьевна уставилась в потолок и ее лицо, исказила довольная гримаса, будто она нашла то, что искала. Но после этого случилось совсем невероятное – фельдшерица подпрыгнула и прилипла к потолку как большая паучиха. Танька вытаращила глаза и закрыла рукой рот, чтоб не заорать, а я, наоборот открыла его, медленно офигевая от происходящего. Врачиха дернула чердачную дверцу и, не раскрывая ее полностью, влезла в образовавшийся проем.
– Мама дорогаяяяя... – протянула подруга и схватилась за сердце. – Господи, спаси и сохрани!
С чердака послышались звуки двигающейся мебели, шаги, а потом короткий рык разочарования и злобы.
– Не нашла книжку-то! – довольно протянула Танька и тут же испуганно сказала: – Пойдем отсюда! Лучше к людям поближе держаться!
Мы вернулись в комнату, и снова оказались под пристальным взглядами соседей. Они стояли возле стены, а над ними висела репродукция картины "Ленин и Сталин в Горках". Я покосилась на Таньку и заметила, что она еле сдерживает улыбку. Мне самой хотелось смеяться, но не в такой же ситуации, ей Богу... Сжав плотнее губы, я поняла, что колдуны обратили внимание на нас и Корней повернул голову к картине, а потом, что-то сказал Прохору и тот тоже оглянулся. Они оба прищурились и на их скулах задвигались желваки – мы их явно раздражали. Чтобы не бесить их еще больше, мы пошли ближе к тетке и встали за ее спиной. В этот момент в дверях появилась фельдшерица, и тетка услужливо сказала:
– Елена Валерьевна, у вас юбочка в побелке. С правого бока пятно.
– Спасибо, – врачиха, даже не старалась скрыть разочарования. Ее щеки горели, глаза возбужденно блестели, а волосы выбились из хвоста. – Где-то стену обтёрла.
Но мы-то с Танькой знали, что она и где обтирала...
Больше фельдшерица из комнаты не выходила, и было очень заметно, что она нервничает и бесится. Леночка, конечно, улыбалась всем, кто подходил к ней, сочувственно кивала, но нас одурачить она уже не могла. Время подходило к выносу покойниц, и в коридоре началась какая-то суматоха. Через минуту в комнату вошел батюшка, а за ним невысокий, щуплый дьячок, волоча неподъёмное кадило. Я взглянула на врачиху и заметила, как она испуганно дернулась в сторону двери, но проем уже забили люди с улицы и протолкнуться сквозь эту толпу, было просто нереально. Оно и понятно, все интересовались похоронами ведьмы, да и поминки в маленькой деревне – событие, сродни развлечению. И поешь, и выпьешь, и сплетни послушаешь.
Колдуны стояли спокойно, и это тоже говорило в их пользу, ведь по классике жанра, злые ворожбиты, должны были корчиться в присутствии духовного лица, а тем более с церковной утварью наперевес. Но, ни Корней, ни Прохор и взглядом не повели, даже когда по комнате поплыл удушающий запах ладана. А вот Леночка еле держалась... Танька со злорадством наблюдала за ней и, склонившись ко мне, прошептала:
- Смотри-ка, не очень-то хорошо нашей врачихе!
Фельдшерица была бледна как стена, руки ее дрожали, и она комкала край свитерка, чтобы скрыть это. Темными пятнами на этом обескровленном лице горели глаза, и мне даже показалось, что была бы ее воля – перегрызла бы всех и дьячка, и батюшку и даже колдунам бы досталось.
Наконец, сестер понесли из дома и она чуть ли не первая выскочила на улицу, а когда тетка схватила ее за руку, возмущенно воскликнув: – Куда перед покойником?! – злобно взглянула на нее, но темп поубавила.
Кладбище находилось совсем рядом и, пройдя вверх по дороге, мы оказались на заросшем погосте, который похоже давным-давно не чистили. Ветер пронизывал до костей, мороз набирал обороты, и быстренько попрощавшись с покойниками, люди потянулись к выходу из кладбища, а в прозрачном, звонком воздухе раздались глухие удары – замёрзшая земля падала на гробы.
– А где ж поминать будут? – тетка пристроилась к какой-то бабуле и та, взглянув на нее блеклыми глазами, сказала:
– Так в столовой, что при магазине была. Там помещение большое, все поместятся.
Я поискала глазами колдунов и фельдшерицу, и увидела их, идущих чуть позади. Леночка вцепилась в локоть Корнея и притворялась умирающим лебедем. А может и не притворялась – батюшкино кадило сделало свое дело.
– Она, как и родственница ее – Лидка, на Корнея глазом накинула. – Танька тоже заметила, что врачиха уделяет внимание именно Корнею. – Прям зов предков!
Но что еще было странным, так это взгляды колдунов, которые они периодически бросали в нашу сторону. Практически прожигали насквозь своими мистическими очами, и я ощущала как колет между лопатками.
Столовая была старой, еще советских времен, с большими окнами, рамы которых заткнули ватой, спасаясь, таким образом, от сквозняков. Квадратные, с фанерными столешницами столы, составили в ряд и накрыли скатертями, а выщербленные полы вымыли до блеска. В воздухе витал запах борща и компота из сухофруктов.
Мы вымыли руки, и расселись на холодные стулья с неудобными спинками. Корней и Прохор устроились рядом с нами, по обе стороны, а врачиха уселась ближе к Корнею. Танькино лицо сделалось недовольным и, сжавшись, она не двигалась, чтобы не зацепить Прохора. А тот, будто не замечая ее стеснения, развалился на стуле, касаясь коленями ног подруги.
– Прижиматься обязательно надо? – услышала я ее шипящий голос. – Я не люблю, когда меня трогают чужие люди!
– Если бы я тебя трогал, ты бы по-другому запела, – тихо ответил Прохор и Танька сдавленно охнула.
– Ты слышала?! – она повернулась ко мне. – Это ведь нахальство!
– А что ты хочешь от этих грубиянов? – пожала я плечами. – Мужичьё.
– Ты бы полегче с выражениями, – шепнул мне на ухо Корней и по спине пробежали мурашки от его влажного дыхания. – Лучше борщ ещь.
По ряду уже передавали тарелки с борщом и, сунув ему горячую тарелку в руки, я еле сдержалась, чтобы не вывернуть колдуну ее на колени. Странное желание... Они раздражали нас, а это говорило об одном – я видела в нем его предка, и что греха таить – млела.
Все съели кутью, выпили за упокой души и принялись стучать ложками. Борщ оказался вкусным, с хорошим куском мяса в каждой тарелке и я снова подумала, что колдуны не поскупились. Рюмки опять наполнили, и за столом завязался разговор.
– Что не говори, а Лукася хорошая баба была, – сказала женщина в розовой пушистой кофте. – Всегда помогала...
– И гадала хорошо, – поддержала ее соседка. – Вот как она сказала, так и сбылось у меня по жизни.
– Бабское это дело, в гадания верить! – фыркнул участковый и погладил свою фуражку, лежавшую возле тарелки. – Ерунда! Что ж она, сама себя от смерти не уберегла?
– Так может это так не работает, – предположила я, и он повернулся ко мне.
– Вам-то, правду нагадала?
Все головы повернулись к нам, а тетка удивленно протянула:
– А когда это вы гадать ходили?
– На днях, – услужливо проинформировал ее участковый и снова посмотрел на нас. – На что гадали?
– На любовь! – рявкнула Танька и раздраженно вытерла рот салфеткой. – На что еще женщины гадать могут?
Прохор с Корнеем уставились на нас и я поежилась под этими подозрительными взглядами.
– На днях, говорите, у Лукаси были? – Корней приподнял светлые брови. – Как интересно...
– Я же говорю, странные они, – добавил Прохор, склонившись так, что мы оказались в ловушке их огромных тел.
– Ленка ваша, не странная! – прошипела Танька, не удержавшись. – Шныряла по Алексеевке, вынюхивала! И вообще, она...
Таньке не дала договорить фельдшерица, она поднялась и сказала:
– Давайте помянем добрые души, так нелепо покинувшие этот свет. Я их не знала, но уверена, что покойные женщины, были хорошими, иначе их бы не пришло проводить в последний путь столько людей.
– Ты гляди, какая добрая! – снова зашипела Танька. – У нас в деревне и черта лысого придут провожать!
Но милая Леночка, оправившаяся от батюшкиного кадила, вдруг выдала:
– Машенька, ведь одна осталась... Сиротка девочка. Хочу удочерить ее, семью дать...
У меня глаза полезли на лоб, а Танька закашлялась.
– Какая умничка! – закудахтали бабы, а у меня от страха за ребенка засосало под ложечкой. Невероятно! Чего она к ней прицепилась?!
– Все, мое терпение лопнуло! – я швырнула ложку и еле сдержалась, чтобы не заорать на всю столовую правду о этой твари. – Пусть делают, что хотят! Думают, что хотят! Я расскажу!
– Что это ты расскажешь? – Корней с интересом повернулся ко мне. – Что-то случилось?
– Скоро узнаешь! – рявкнула я и намахнула стопку вина.
Поминки закончились, и народ потянулся к выходу. Красный закат, пугающим алым знамением завис над деревней и у меня даже зубы заломило от предчувствия. Тетка, без зазрения совести напросилась к колдунам в "гелик" и нам ничего не оставалось делать, как забраться в машину, следом за ней.
– Ну, что, едем? – нетерпеливо заерзала тетушка, поглядывая на Прохора. – Мне бы уже отдохнуть... Телевизор посмотреть...
– Сейчас, – ответил он, постукивая по рулю. – Лена еще с нами поедет.
Таньку перекосило, а я возмущенно огляделась – куда? Тетка заняла половину сидения. Да и ехать с этой мозгоедкой, мне совсем не улыбалось.
Врачиха пришла через несколько минут, обласканная бабами, с полным пакетом пирожков и конфет. Уселась возле тетки и джип сорвался с места.
– Вот и молодец, что там села, – проворчала Танька, зажатая между нами. – Благодетельница-милашка!
Я посмотрела в зеркало заднего вида и заметила взгляд Прохора, казалось, он читал по губам.
Тетка всю дорогу что-то заливала фельдшерице, а та внимательно слушала ее и улыбалась, а мне делалось противно от этого притворства.
Прохор подъехал к медпункту и, поблагодарив, она вышла, не забыв попрощаться с нами. Только мы расселись посвободнее, как тетка заметила пакет, забытый врачихой. Она открыла дверь и крикнула:
– Елена Валерьевна! Пакетик забыли!
Я повернула голову, глядя, как врачиха возвращается к машине и вдруг увидела ещё одну фельдшерицу, стоявшую на пороге медпункта. Покрываясь липким потом страха, я тряхнула головой раз, другой, а потом воскликнула:
– Их две!
– Не поняла... – Танька застыла в неудобной позе и когда тетка вывалилась из машины, чуть не упала.
– Это у меня галлюцинации? – прошептала тетушка, переводя взгляд с одной Лены, на другую. – Или их и, правда, две?
По лицам колдунов я поняла, что вторая фельдшерица не галлюцинация и не действие домашнего самогона. Она сбежала вниз и подошла ближе, а потом, обняла Елену Валерьевну.
– Я так соскучилась, сестричка!
– Сестричка?! – рявкнули мы с Танькой, в один голос. – Сестричка?!