Записки дочери Николая I, великой княжны Ольги Николаевны, о Пушкине и Дантесе подтверждают интерес императора к этому делу и дают основание говорить о несомненном его влиянии на семейные дела Пушкина уже в этот период времени. В них есть строки, во-первых, подтверждающие поручение Бенкендорфу разоблачить автора анонимных писем и, во-вторых, говорящие о царском приказе Дантесу (в другом месте фигурирует именно это слово — «Дантесу было приказано жениться»):
«Дантес должен был жениться на младшей сестре* г-жи Пушкиной, довольно малоинтересной особе. Но было слишком поздно; разбуженная ревность не смогла быть отвлечена. Среди ШЕСТИ ТАНЦОРОВ находился Дантес! Несколько дней спустя он дрался на дуэли, и Пушкин был смертельно раненый его рукой. Можете представить себе впечатление на Папá … Я помню слёзы Мамá, смущённый вид дяди Карла в течение долгого времени».
* Тут Ольга Николаевна ошибается: Старшая — Екатерина, круглолицая, смуглая, с чёрными глазами и широкой улыбкой. Средняя Александра — задумчивая, с умным глубоким взглядом и строгим профилем. Особым успехом они в свете не пользовались. Красавица Наталья была младшей из сестёр.
Коротенький отрывок из письма исключительно ёмкого содержания, смысл которого менее всего интересен приказом Дантесу жениться на Екатерине.
Выделение в данном контексте «ШЕСТИ ТАНЦОРОВ» позволяет понять, что речь идёт не просто о постоянных кавалерах в свите императрицы на балах, но о «действующих лицах» в конфликте, ближайших друзьях Дантеса, «красных» кавалергардах. Однако о них чуть позже.
Слёзы императрицы легко объясняются тем, что они были вызваны «впечатлением» Николая I, который узнал о степени участия Её Величества в судьбе Пушкина от Бенкендорфа, который в то время осуществлял по приказу царя негласную слежку за парой «императрица—князь А.В. Трубецкой». Николая I интересовал не Пушкин, его интересовали отношения Александры Фёдоровны с её фаворитом. Пушкин и Дантес оказались для Бенкендорфа как бы побочным «продуктом» наблюдений за государыней и «красными» кавалергардами, среди которых был и Дантес.
Немного истории: князь Александр Васильевич Трубецкой — штаб-ротмистр лейб-гвардейского кавалергардского полка, старший брат С.В. Трубецкого, фаворит императрицы Александры Фёдоровны, которого она за бархатные глаза нежно называла «Бархатом». Верховодил группой офицеров, входивших в круг близкого окружения Александры Фёдоровны (Г.Я. Скарятин, А.Б. Куракин, Ж. Дантес, А. Бетанкур). Императрица называла их «мои четыре кавалергарда». Поручик А.Б. Куракин — сын министра двора, родственник Нессельроде. Штаб-ротмистр Г. Я. Скарятин, сын крупного вельможи, одного из убийц Павла I. Штаб-ротмистр А.А. Бетанкур, ближайший друг Дантеса и Идалии Полетики. О нём писала она Дантесу в Париж: «Это один из моих верных, я вижу его через день». На свадьбе Дантеса и Екатерины Гончаровой Бетанкур — шафер со стороны жениха.
Впрочем, тут же рядом с ними крутились Г. Опочинин, А. Строганов, младший брат Идалии Полетики, и М. Урусов (брат Петра Урусова, тоже князя, поручика л.-гв. Драгунского полка, адъютанта А.Х. Бенкендорфа). Все под стать друг другу, этакие «шалуны из молодежи», избранный кружок «ультрафешенебельных»* офицеров Кавалергардского полка. Что их объединяло? Если коротко, таких всегда называли «золотой молодёжью». А тогда в светских кулуарах этот узкий круг элиты офицеров кавалергардов её Величества императрицы Александры Фёдоровны называли «Красными». По цвету парадной формы кавалергардов, которая была красной.
* «Ультрафешенебли» — выражение, встречаемое в переписке Петра Вяземского, которое он использовал, имея в виду касту, представляющую «сливки общества», «выдающихся дам». Молодые люди, входящую в неё, имели свой кодекс норм поведения, в соответствии с которыми вели себя нагло и дерзко — ещё бы, у них надёжные покровители: древние родословные и близость к трону. Открытое бравирование интимными связями с самыми красивыми и знатными женщинами высшего света входило в этот неписаный кодекс. Попасть в круг «ультрафешенеблей», т.е. самый верхний, придворный, слой общества, считалось большой честью. Поэтому нет ничего удивительного, что все «записные» повесы, «модные» жуиры, светские «львы» и известные бонвиваны — среди них братья Булгаковы, Александр Тургенев, граф Соллогуб и сам князь Вяземский — в той или иной мере стремились быть причисленными к этому кругу, который пользовался близостью и симпатиями императорской семьи. По одной из версий именно молодому князю А.В. Трубецкому и молодой жене (ей 41 год, при том что у неё 11 детей) старика (ему 64 года) генерал-адъютанта князя В.С. Трубецкого, княгине Софье Андреевне Трубецкой, именуемой «Матерью всего Красного», а также «Красным морем» и «Покровительницей целого «моря» «красных детей», приписывается главная интрига, приведшая к дуэли Дантеса и А.С. Пушкина. Впрочем, по другой версии, «Красной матерью» и «Красным морем» была непосредственно императрица Александра Фёдоровна, которая в то время приближалась к своему 40-летию и окружённая 20-летними кавалергардами из «ультрафешенеблей», предавалась безудержному веселью.
И третье, свидетельские показания очевидца о «смущённом виде дяди Карла в течение долгого времени». (Непосредственно в дневниковой записи 16-летней царской дочери, которую она сделала в 1837 году, написано даже жёстче: «…дядя Карл был долгое время очень угнетён и жалок»). Однако о новом персонаже, брате Александры Фёдоровны, принце Фридрихе Карле Александре Прусском*, задействованном в событиях, имеющих прямое отношение к пушкинской трагедии, требуется разговор особый.
* Не путать с Карлом, наследным принцем Вюртембергским, за которого вышла замуж великая княжна Ольга Николаевна. А.О. Смирнова-Россет отозвалась на этот брак следующим образом: «Красивейшей из дочерей нашего императора суждено было выйти за учёного дурака в Виртембергию; la Belle et la Bête, (красавица и зверь — А.Р.) — говорили в городе».
Имевшая обыкновение быть честной в своих суждениях о людях, если это не касалось её лично, Долли Фикельмон в «Дневнике» за 1836—1838 годы набросала некоторые характерные особенности брата Александры Фёдоровны, который в России, надо признать, появился в силу довольно «специфических» обстоятельств. Осуждённому у себя на родине к пожизненному заключению за убийство в приступе гнева палкой своего слуги, ему позже наказание смягчили… и отправили в Россию, под опеку сестры. Каким он предстаёт со слов Фикельмон?
«…принц Карл, брат Императрицы, принц незначительный и порою неприличный: 36-летний, разыгрывал из себя мальчишку, танцевал как сумасшедший, разговаривал только с юными девицами и младшими лейтенантами, волочился шокирующим образом за юной Раух*, красивой, семнадцатилетней особой, с серьёзным лицом, стройным станом и сдержанными манерами».
* Элизабет Фридерик Мария Лаура (Елизавета Фёдоровна) фон Раух — «любимая фрейлина императрицы», по словам Анны Тютчевой. В её «Воспоминаниях» читаем: «Элиза Раух, пруссачка по происхождению и настоящая немка по характеру. Это была девушка лет более тридцати, несколько сухая и угловатая как физически, так и нравственно, но с остатками красоты и умом колким и властным (одним из признаков расы соотечественников графа Бисмарка). Как бы то ни было, она сумела стать угодной и необходимой императрице и была предметом скрытой зависти всех своих товарок, менее её любимых. Она была центром небольшого полу-немецкого кружка, который с успехом добивался милостей императрицы. Рассказывали, что в ранней молодости она была предметом глубокой страсти со стороны брата императрицы, принца Карла Фридриха, но что из уважения к прусскому королевскому дому она отклонила сделанное ей принцем предложение на ней жениться».
Безусловно, флирт был непременной составляющей придворной жизни, однако, далеко не всегда в стенах Аничкова дворца он ограничивался женским кокетством, особенно когда дело касалось членов императорской семьи. По версии пушкиниста В.Е. Орлова, потакая капризам принца, Александра Фёдоровна устроила приватный бал с намерением увидеть «в кадрилях» Наталью Николаевну и брата Карла: это было бы ей «так сладостно»! Ограничился ли тот бал лишь «кадрилями»? Или баламут Карл сам, либо с помощью Дантеса пытался соблазнить Наталью Николаевну, и насколько та попытка была успешной? Ответа нет! Да это и не важно.
Вопрос если и возникает, то лишь относительно Дантеса. Он тут с какого боку? Придётся вспомнить, что в Россию Дантес прибыл с рекомендательным письмом именно принца Фридриха Карла Александра Прусского. Так что Дантес был ему, можно сказать, обязан. Поэтому поспособствовать домогательствам брату императрицы он почёл за дело чести. А потому отказать ему в «помощи» не мог. К тому же этот шаг стал для него своеобразной местью Натали за её отказ сблизиться с ним.
Но, похоже, слух о потворстве императрицы страсти своего брата каким-то образом дошёл до Пушкина. А ведь при встрече с царём Пушкин довольно ясно выразил желание охладить притязания самого Николая I, а тут возникает ещё один участник «охоты» на Наталью Николаевну, брат императрицы, «искуситель», известный своим фривольным обращением с дамами.
Ясное дело, ни против одного, ни против другого что-либо предпринять Пушкин не имел возможности. Последняя встреча с царём окончательно убедила его, что царский двор — такая среда, живущая по своим неписанным законам, куда или вообще не нужно соваться, или следует полностью подчиняться им. Эта «машина» перемалывает всех, кто рассчитывает сохранить себя и остаться счастливым и жизнерадостным. От неё нет защитного «шлема».
У него был выбор: оставить всё как есть, либо вызвать на дуэль Дантеса, так или иначе имевшего отношение к событиям последнего времени вокруг Натали. В поведении Дантеса, по большому счёту, не было ничего особо необычного, его «неутомимое волокитство» вполне соответствовало придворным нравам. К тому же он не являлся главным действующим лицом. Но он был одним из тех, кто покрывал нового высокопоставленного «искусителя» и виновника происшедшего, которого выгораживали и Геккерн, и Трубецкие, и императрица, и Николай I. Хотя с последним у Пушкина, как он полагал, был вроде бы джентльменский уговор.
Время завязало их жизненные пути особым узлом — на века. Если подходить формально, в игре-дуэли, начатой в 1826 году, похоже, царь всё же переиграл поэта. Но на поле mind games или, говоря по-русски, так называемых «игр разума», Пушкин, возможно, и одержал победу над Николаем I. Не случайно перед кончиной он заметил, что «...гений с одного взгляда определяет истину, а истина сильнее царя» (выделено Пушкиным — А.Р.).
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования «Как наше сердце своенравно!» Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1—81) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!»
Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:
Эссе 60. Пушкин: «…не прибавляй беспокойств семейственных, — не говоря об измене»
Эссе 61. Пушкин желал брака с юной прелестницей? Он его получил
Эссе 62. «Донжуанский список» Николая I вряд ли был короче пушкинского
