Данный отрывок является частью создаваемого мною художественного произведения. Всё вышеуказанное является плодом фантазии автора, сходства с реальными лицами и событиями случайны
В рассказе фигурируют сцены табакокурения и употребления алкоголя
…От автора.
Дорогие друзья. Да, именно так я хочу, обратившись к вам, начать мучительный процесс собственного сочинительства и повествования того, что будет изложено несколько ниже. Потому что те, кто будет, надеюсь читать плоды моего творчества, безусловно станут как я надеюсь, моими дорогими друзьями. Признаюсь, что к работой над данным опусом я шёл невероятно долго и путь этот во многом проходил во тьме и был тернист. В Китае говорят, что в тысячемильном путешествии самое сложное сделать именно первый шаг. Конечно, этими словами лишь подтверждается многовековая мудрость этого великого восточного народа. Писательством занимаются многие, политические детективы пишут тоже очень многие. В качестве примера приведу глубоко уважаемого мною английского писателя Фредерика Форсайта, который начал писать свой знаменитый «День Шакала» просто от нечего делать. Меня же на взятие пера вдохновили те обстоятельства, которые возникли в мире после поворотной точки 24 февраля 2022 года. Что произошло в этот день, знает каждый человек в нашем сумбурном мире.
Я с ужасом наблюдал и наблюдаю, что те намётки, те догадки и сомнения, которые я планировал использовать на страницах собственной книги воплотились в кровавой вакханалии того, что сейчас происходит в военной мясорубке на территории Украины. Роман Тома Клэнси «Последняя Инстанция», который меня так же сподвиг на взятие в руки пера, реализуется шаг за шагом. И не описать те исторические события, которые сейчас происходят вокруг меня я так же не мог, хотя писательство я чувствую лишь моё хобби, а вообще я являюсь обычным врачом, одним из многих тысяч работников московского здравоохранения. И, разумеется, никакого литературного специализированного образования у меня нет. Разве что присутствует огромная тяга к чтению. Образованию и всестороннему развитию. Насколько хорошо или плохо у меня это получается, судить безусловно вам, мои дорогие друзья. Готов к любым комментариям и любой критике и жду ваших отзывов с нетерпением. Текст романа я буду выкладывать постепенно. По жанру книга будет политическим детективом, хотя и имеет совсем невинное название «Заклёпка». Война на Украине, а так же операция «Кондор» в Южной Америке в 70-е года прошлого века это к сожалению наша реальность, всё же остальное является плодом моего воображения.
Главный герой книги француз, офицер парижской уголовной полиции. Почему так? Вероятнее всего потому, что один из самых моих любимых авторов Жан Кристоф Гранже, чей литературный талант так же сподвиг и меня взяться за описание своих фантазий. Более того скажу, что это уже будет вторая книга о деяниях данного офицера полиции. Да,да эта книга будет второй из серии «Француз». Сюжет первого романа «Багровая Мгла» возник у меня в голове во время перелёта из Москвы в Париж где-то над территорией Польши. Пребывание в полюбившейся стране с многовековой историей и культурой, практически всегда бывшей дружественной к нашей стране за редким исключением в виде господина Наполеона и Крымской войны так же явилось эдакой мощной катапультой для начала творчества. При этом скажу, что я являюсь патриотом своей многострадальной родины России. Но я решил, что главный герой будет именно французом, человеком из нейтральной страны с нейтральными взглядами у которого по ходу расследования происходит глубокое переосмысление происходящего и переоценка сформировавшихся ценностей. Хорошо это или плохо, судить вам, мои дорогие друзья читателя.
Итак, после глубокого вдоха, волнуюсь как школьница перед выпускным, постараюсь резюмировать. Я не блогер, не профессионал журналист, у меня нет цели заработка в интернете, я врач и моё дело спасать человеческие жизни. Просто есть огромное желание творить и делиться своим творчеством с окружающими. В случае мало мало-мальски определённого успеха, я выложу и свой первый роман «Багровая Мгла» в основу которого легла знаменитая французская легенда о звере из Жеводана, перенесённая волею судьбы на улицы современного Парижа. А так же и последующие книги, в нескольких из них действие будет происходить в современной России ибо по моей задумке главный герой оставляет со временем службу в полиции, во время одного из своих расследований (это будет происходить в романе «Красная Стрела») в России обретает надёжного русского друга из полиции Санкт Петербурга. В конечном итоге они вдвоём откроют частное детективное агентство в моём любимом городе на Неве. Но это всё в планах, а сейчас…
…Однажды в один жаркий июльский вечер…Замок в самом сердце земли Баден Вюртемберг посреди Шварцбальда, знаменитого чёрного леса. Среди множества собравшихся они избранные. Семеро мужчин и пятеро женщин…Игра началась, цель игры найти среди сырых и мрачных старых катакомб средневековую заклёпку…Сотовая связь, интернет заблокированы, контакт с внешним миром невозможен…
К утру в живых останется только один…
АРКАДИЙ НЕФЁДОВ
ЗАКЛЁПКА
«Серия Француз»
«Француз 2»
ПРОЛОГ
15 километров от города Нойштадт. Баден Вюртемберг
23 декабря 1919 года 21 час 43 минуты местного времени.
Парадоксально, но в первый год после невиданной доселе мировой войны, природа, ужаснувшись тому, что сотворили на истерзанной земле Европы её и божьи создания люди, подарила человечеству на редкость спокойный год, без катастроф и катаклизмов. Весна была настоящей весной. Средь жирных пластов окопной земли появились побеги свежей изумрудной зелени, на дне их приветливо журчали ручьи, а на шматах уже проржавевшей колючей проволоки, напоминавшей скопище дохлых ежей, садились и весело щебетали птицы, приветствуя новую весну. Они напоминали, что жизнь, несмотря ни на что, всё же оптимистично продолжается и не будет взрывов шрапнели, ядовитого горчичного цвета удушающего газа, стелющегося по земле и гниющей плоти бесчисленных солдатских трупов, бывших когда-то людьми, в единой исступлённой бешеной схватке сошедшихся на этой земле непонятно за кого и за какие идеалы. С вложенными в недалёкие головы громкими формулами об некоем абстрактном отечестве, напрочь забывшие о своём индивидуальном микрокосме души, растворённые в пенистом и зловонном стаде под названием «регулярная армия», а по сути к концу войны являвшимся лишь сбродом наскоро обученных убийц, они с неистовым упоением уничтожали себе подобных в самой, пожалуй, бессмысленной войне в истории человечества. Как результат, эти погибшие лишь подтвердили слова Сэмюеля Джонсона, что патриотизм – это последнее прибежище негодяев. И как следствие – помогли всего лишь навсего перераспределить финансовые мировые потоки.
Но природа и весна поглотили уже своих неразумных детей, превращая их в тот прах, откуда они собственно и произошли. Наступило лето с буйством цветом, роскошной зеленью, с капельками росы поутру и после краткого, весёлого и тёплого летнего ливня, ароматами леса, луговой травы и прелой нагретой щедрым светилом солнца земли. В переходный период ночи стали холоднее, в воздухе появилась хрустальная тишина, что казалось, как струны зазвенят нити паутины откуда уже сбежал в укромное логово хитрый паучок и лишь особенно ярко и сочно сияли на небе звёзды. На смену лету пришла осень, лиственные деревья раскрасились талантливым художником в палитру буйства желтых и багряных оттенках. В ставшим суровом и сером небе, затянутым хмурыми облаками потянулись на юг в сторону Африки клинья многочисленных пернатых. Лесной зверь нагуливал жирок перед предстоящей зимой и длительными холодами. Дожди стали всё продолжительнее и холоднее, сухие лесные тропы превратились в жидкую чавкающую под ногами хлябь, а черная зеркальная вода многочисленных лесных озёр уже покрыта опавшей листвой, некоей конечностью лесного чудовища торчали из воды всевозможные коряги. Редкий путник в это время в этих местах, идя по дороге и завидя одинокий дом с потемневшими стенами и высокой двускатной черепичной крышей под пронизывающим дождём с невероятной завистью смотрел, как из кирпичной, увитой плющем трубы, кольцами вьётся дым от дров в камине. И чувство невероятной тоски стремглав охватывало его. Благо, что последнее случалось не часто в этих краях, потому как война начисто отбила на какое-то время желание к подобным праздным путешествиям. Разве что многомиллионные армии обездоленных, нищих, лишенных крова ходили по землям бурлящей в революционных миазмах Европы. Особенно это касалось поверженной и униженной Германии.
Но это не касалось данного места. Места, где человеческое существо было довольно редким явлением. Места, где огненные жерла первой войны практически не сумели отметиться. Места, издревле известного как Шварцвальд, чёрного леса, который в изобилии рос здесь в отрогах задумчивых и седых гор, серые с редкой порослью скалы вздымались над этим сумрачным зеленым ковром, что был здесь с незапамятных времен, ещё за долго до появления здесь пращуров разумного человека. Место, где великаны елей раскинули свои пушистые вечнозелёные кроны, существенно перекрывая доступ солнечного света в глубины леса отчего внизу практически всегда царил какой-то призрачный чёрный полумрак. Там, внизу среди витых струек тумана, бывшего здесь частым гостем, весело бежали ручьи со стальным и черным цветом вод в теснинах валунов, сплошь покрытых толстым ковром мягкого мха и лишайников. Немолвными стражами спокойствия Шварцвальда застыли в месте и во времени мясистые папоротники, яркие цветы покрывали эти изломистые и холмистые склоны, бесчисленные овраги и каменные кручи, поваленные старые деревья через эти ручьи и речки, покрытые густым мхом, напоминали кости старого поверженного гигантского тролля из старинных немецких эпосов. Казалось, что вот-вот, из многочисленных нор и оврагов покажутся маленькие мастеровые гномы с длинными окладистыми бородами и хитрыми пронырливыми глазками деревенских мужиков, предлагая налево и направо свой товар, а благородный гимн нетленной природе возвестят под чарующие звуки арф высокие и статные, златоволосые благородные эльфы. И надо сказать, что подобные персонажи были бы здесь более уместными нежели люди. Недаром Шварцвальд являлся неиссякаемым источником как для бесчисленных легенд, сказок и поверий, недаром чёрный лес являлся обителью мириад загадочных волшебных и потусторонних персонажей. И недаром этот удивительный памятник природы в сердце немецкого Баден Вюртемберга являлся источников вдохновения для немецких поэтов и мечущихся в творческом поиске писателей.
Но сейчас наступило безраздельное царство зимы. В этом году земли Баден Вюртемберга, Баварии и соседних французских Эльзаса и Лотарингии, что в общем-то для последних не было характерно. И если в окрестностях Кольмара, Мюлуза и Страсбурга это было скорее исключением из правил, то пушистый белый хрустящий покров был присущ зимам в горах, покрытых чёрным лесом. В Эльзасе сугробы покрыли истерзанную шрапнелью и снарядами землю, где в войну шли тяжелые бои с огромным количеством человеческих жертв и явились эдакими бинтами, которыми земля стремилась закрыть кровоточивость израненной плоти. В Шварцвальде же, не тронутом войной, снежные сугробы были эдакой белой пуховой периной, которым земля поспешила укутаться в своей тягучей зимней спячке. Снизилась активность бесчисленных зверей леса, заметно смолкли и без того немногозвучные голоса весёлых птах. Лишь изредка ледяную тишину морозного дня нарушал барабанный стук вездесущего дрозда да редко сонно пела свою грустную зимнюю песнь одинокая птица, взывая к теплу и яркому солнцу неминуемого вслед за зимой и весной лета. Но на дворе был лишь конец декабря 1919-го года, наступал канун весёлого праздника Рождества, которое должно было наступить на следующий день и до лета было ещё ой как долго. Тем не менее нетронутая первозданность зимнего леса с меховыми пушистыми белыми шапками на елях, белым ковром под ними, белого до синевы снега, не тронутого грязью человеческой цивилизации, располагала как раз именно к весёлому праздничному настроению. Казалось вот-вот и лесную хрустальную тишину нарушит звон бубенцов, раскатистый хохот старика с белой бородой в красном кафтане в оленьей упряжке на санях, весело стремглав пронзающего лесные дали, освещённый изломистыми сквозь вековые стволы елей луками яркого солнца короткого зимнего дня, да останутся следы санных полозьев на иссине сверкающем мириадами бриллиантовых расцветок снега. Ещё раз подчеркну, что сам этот лес таил внутри себя нескончаемое волшебство, причем как и чёрную, так и белую её ипостаси. На чаше весов составляющего это леса добро и зло колебались друг относительно друга приблизительно в равных пропорциях, уравновешивая друг друга. Днём было царство белой магии, ночь же всецело принадлежала силам зла.
Казалось, что как только безраздельная мгла холодной зимней ночи окутывала эти горы поросшие вечным девственным лесом, то тотчас же деревья превращались в эдаких демонов-истуканов, немых и мрачных преддверий преисподней, которая должна была распахнуть свои врата по мановению волшебного посоха обезумевшего от слепой ярости мага, перешедшего на сторону зла. Вечнозелёные еловые лапы превращались в когти чудовищ невероятных размеров, готовых стремглав унести с собой в земные глубины зазевавшегося спутника. Мягкий и добрый сверкающий снег с наступлением сумерек и темноты преображался в топкое ледяное болота, готовое захлестнуть любое живое существо и утащить его в свою глубину навеки веков. Такие приветливые ручьи среди валунов днём ночью превращались в холодные капканы. В ногу зазевавшегося случайно путника впивались мириады ледяных стрел отчего последний моментально терял равновесие и падал в воду, где тысячи и тысячи холодных иголок яростно терзали уже его тело и была вполне большая вероятность того, что путник уже никогда не подниматься вновь. А в низинах, оврагах, под корягами в норах появлялись уже не весёлые с хитринкой гномы, а сверкали лютой злобой и неизмеримой яростью глаза троллей, орков. Глухо ворчали в своих теснинах вечно голодные людоеды огры. Прятались под чёрными зеркальными гладями озёр зловещие никсы (в европейском фольклоре аналоги российским водяным), крался за покрытыми лишайниками и мхами деревьями ощетинившийся багряно-мохнатой шестью, два двух полусогнутых ногах, подняв вверх к полной луне свою цилиндрическую безобразную физиономию с мясистым носом, длинными сальными волосами, вытянутой челюстью с кривыми мощными зубами и призрачным желтым цветом маленькими глазками хозяин этого леса – оборотень, порождение самого зла и плода фантазий безумных собирателей местного фольклора. Остальная нечисть лишь хитро шушукалась за его спиной и трепетно благоговела перед этим дьявольским отродьем. В общем следует сказать, что ночь всецело принадлежала им, силам зла и горе было тому путнику, который осмелился войти в эти чертоги тьмы.
Клаус Мюнц уже давно не верил ни в бога, ни в чёрта, ни в ад, ни в рай, справедливо полагая, что за прошедшие четыре года с 1914 по 1918 годы как бог, так и сатана, ужаснувшись тому, что сотворили друг с другом люди, их порождения, давным давно покинули земную юдоль. Князь тьмы вероятно был поражён той безумной фантазии, тем пыткам, той изуверской смерти и увечьям, которые люди наносили друг другу и с каким особым рвением и упоением уничтожали друг друга. Мюнц, несмотря на то, что всю жизнь тянул лямку егеря в замке с невероятно красивым названием «Штернбильд Адлер» ( Sternbild Adler, чертог орла, нем.), с незапамятных времен багрового средневекового рассвета 11-го века принадлежавшего баронам Фон Борг. Где-то с середины 18-го века в расцвет правления Фридриха Великого ветвь Мюнцев и ветвь баронов Фон Борг пересеклись и с тех пор мужские представители рода Мюнц служили егерями у аристократов из древнего немецкого рода, причем чёрный лес Шварцвальд был для них скорее более родным домом нежели застывший хищным орлом на высокой скале гигантский замок, являвший собой подлинный шедевр архитектурного искусства. Как казалось, четыре башни в углах крепостных стен из тёмного камня как будто являются природным продолжением скалы, на которой и был воздвигнут этот архитектурный опус. Массивная жилая башня была увенчана четырьмя маленькими башенками с конусообразными черепичными верхами с флагштоками и являлась как бы своеобразным выростом аппендиксом в основании северной стены. На всех без исключения башнях красовались зубчатые балюстрады, являвшимися не столько предметом искусства и восхищения, сколько были продиктованы суровой необходимостью средневековых реалий. В области Брайзгау с 13-го века бывшими территорией передней Австрии под пятой несгибаемых исполинов Габсбургов (одна из старейших и сильнейших монархических фамилий Европы) между сильными мира сего так же велись кровавые междоусобные войны как и во всех иных местах старушки Европы и тёмный лес никак не являлся исключением. В особенности под пятой воинственных и кровожадных графов Фон Борг.
Так что зубчатые стены имели очень даже практическое, отнюдь не эстетическое значение. Сверху на осаждающих, если они могли подняться с трёх сторон на изломистые серые скалы с редкой порослью чахлых растений, огненной рекой лилась кипящие смола и масло, со омерзительным свистом летели стрелы с подожженной паклей, угрюмо падали гигантские валуны. И стоит ли говорить о том, что нападавшие снизу не имели практически никаких шансов. В замок можно было попасть лишь сквозь массивные дубовые окованные железом ворота в основании южной стены, выложенные бурым, а впоследствии в конце 19 го века, когда хитрый и дальновидный лис имя которому было Отто Фон Бисмарк объединил Германию, охряно-красным кирпичом. В 19-м веке неприступность стен замка уже утратила своё практическое значение. Но на заре 12 века это была суровая и неприступная крепость, способная выдержать многомесячные осады. И способствовали этому два серьёзных фактора: первым являлась практически возведённая в ранг абсолютизма неприступность замка, а вторым фактором было наличие широко разветвлённых секретных тоннелей, пробитых в горах отнюдь не старательными гномами и эпосов и сказок Шварцвальда, но обречёнными пионами графа Ульрика Фон Борга, безжалостного и зловещего пращура древнего рода. Эта сеть тоннелей и лазов соединяла замок под землёй с близлежащей деревней, одной из многочисленных в вотчине графа. Недостатка в провианте в замке таким образом не наблюдалось. Следует добавить, что о системе этих тоннелей знали лишь сам граф и его ближайшие вассалы и так же к этому необходимо присовокупить то, что несчастные строители вместо обещанного вознаграждения подучили удар кинжала в сердце и перерезанное горла. Их тела были свалены в одну из ниш средь разветвлённых ходов и коридоров и скоро благодаря уникальному микроклимату подземелья превратились в мумифицированные фигуры подобно тем святым, что мы можем наблюдать в пещерах Киево-Печерской лавры и в подземельях Печорского монастыря, что на Псковщине.
Башни крепостные стен и основной жилой были украшены длинными и узкими бойницами и окошками. На массивном теле основного жилого здания ажурно вписывались и как будто невесомо парили над скалами изящные каменные балконы. Многочисленные посетители, видевшие воочию это творение рук человеческих, отмечали его невероятное сходство со знаменитым замком «Нойванштайн» в Баварии. Разница заключалась в том, что «Штернбильд Адлер» был построен в начале 13-го века на голой пустынной скале, на шесть веков раньше игривого плода фантазий баварского короля Людвига 2-го. И было удивительно, как такой архитектурный шедевр появился в этих сказочных местах во времена раннего средневековья. Забегая немного вперёд я скажу, что спустя несколько лет после 1919-го года замок посетила такая небезивестная и неоднозначная историческая личность как Адольф Гитлер. Его современники и историки, зная тягу последнего к величественному мистицизму, в коем он видел ипостаси древнего немецкого рода и его героическую непокорённую сущность признавали, что бывший ефрейтор пришёл в неописуемый восторг при виде замка и вдохновленный его суровыми формами, горными вершинами, а так же музыкой Вагнера, которую он слушал в замке весь вечер в гостях у Карла Фон Борга, был вдохновлен на размещение одной из своих основных резиденций в Альпах в Бергхофе, хотя последний никак не походил на этот суровый и величавый замок. Но тем не менее при малейшем удобном случае Гитлер из безвестного венского художника, ночевавшего под постами на залитых дождём мостовых и полуслепого ефрейтора 1-й мировой и прошедший путь до одного из худших кровавых диктаторов в мировой истории невероятно любил этот «чертог орла» и почитал за счастье побывать там. Равно как за счастье принимать великого фюрера почитал и Карл Фон Борг, спонсировавшего весьма щедро как безвестного спесивого оратора среди бюргеров в мюнхенских пивных, так и вождя третьего рейха впоследствии. Граф из старинного дворянского рода стал одним из главных теневых финансистов нацистского правительства немецкой военной машины. Но это было уже всё потом…
А сейчас Клаус Мюнц, потомственный егерь волшебного чёрного леса вокруг скалы с замком, родовых земель семьи Фон Борг и служивший ей верой и правдой не один десяток лет, внезапно стал изгоем. И всего к этому привела одна единственная маленькая вещица, которую он тесёмкой привязал к своей впалой груди. Мужчина этот был когда-то высок и статен, даже скорее грузен, широкоплеч с добродушным округлым обветренным горными ветрами красноватым лицом и импозантными усами жителя лесов и гор, знавшего свои территории как свои пять пальцев. Если можно было бы смотреть на его фотоснимки до войны, то возникала здравая мысль о том, что этот чистокровный немец с хитрым прищуром лукавого взгляда вполне уместно бы смотрелся с кружкой пенистого напитка в рекламе одного из сотен сортов местного вкуснейшего пива. В данном контексте есть одно но – до войны. Для миллионов жителей земли в целом и Европы в частности события июля-августа 1914 года, начиная с убийства эрцгерцога Франц Фердинанда 28 июня и первых боёв в августе, явились эдаким своеобразным судьбы, порогом в которым были всего лишь два термина «до» и «после».
Статным, пышущим здоровьем, несмотря на любовь к пиву и шнапсу, а так же трубочкам с душистым табаком, любителем женщин, кои одаривали этого крупного породистого самца, живущего в соприкосновении с удивительным миром природы и волшебного чёрного леса, что, как известно, привлекает немало внимания противоположного пола, Клаус Мюнц был до войны. Его призвали в начале 1915 года несмотря на категорические возражения ещё молодого Карла Фон Борга. Обстоятельства сложились так, что Мюнц в качестве ефрейтора отдельного батальона горных стрелков баварского 17 полка, объединившего уроженцев как Баден Вюртемберга так и Баварии (в действительности такого полка в немецкой армии 1-й мировой не существовало), прошёл вместе с этими головорезами вояками славный боевой путь. Он побывал в двух жесточайших мясорубках 1-й мировой на Сомме и в полях Вердена ( одни из кровопролитных сражений 1-й мировой войны на западном фронте во Франции). Более трёх четвертей состава полка опытных вояк полегло в этих битвах, а у Мюнца не было ни царапины. Егерь уверовал в счастливую свою звезду и посчитал себя баловнем судьбы. Но злодейка судьба предательски отомстила ему в самый неподходящий для этого момент. Звёздчатый крупный осколок шрапнели пробил лёгкую материю шинели ефрейтора, пронзил ему грудь, круша рёбра и выворачивая сизо-красную лёгочную ткань и упал в хлюпающую дождевую грязь на дне окопа вместе с кусками плоти, выдранного из тела мужчины ровно в 10:47 утра 11 ноября 1918 года, а через минут в одиннадцать утра над оцепеневшей и измученной войною Европой послышался тягучий и протяжный, такой радостный и так всеми долгожданный колокольный звон… (в 11 утра 11 ноября 1918 года наступило перемирие, означавшее конец 1 мировой войне). Мюнц получил своё тяжелое ранение в 10 47, а в 10: 59 погиб последний солдат в этой войне, Генри Гюнтер, разжалованный из сержантов, пытавшийся героизмом вернуть себе чин и погибший от пулемётной очереди во время бессмысленной штыковой атаки в департаменте Мёз во Франции
Но егерь об этом не знал ибо благодаря волне мощнейшего болевого шока он скошенным снопом повалился на жирную, набухшую от промозглых холодных осенних дождей, изрытую бороздами воронок от снарядом землю. Обширность раны была такова, что если бы Мюнц продолжал оставаться в сознании, то неминуемо умер бы. Судьба, точно ужаснувшись деяниям рук своих дважды сжалилась над пышущим здоровьем мужчиной. Вторым проявлением милосердия оной судьбы явилось то, что рядом оказались его товарищи, которые взвалили его истекающего из пульсирующей раны в области грудной клетки в грязной завшивленной шинели и свисающей каски, знаменитого старомодного «пикельхельма» с остроконечным рогом, измазанным землёй (каска солдат и офицеров германской империи практически полностью вытесненная новым типом касок «штальхельм» в 1915 году. Последние носили солдаты верхмахта и СС во время 2-й мировой войны.) и понесли его в лазарет. Последний так же по большому счастью находился совсем недалеко.
Ещё одним подарком судьбы оказалось то, что в лазарете находился величайший военный хирург, специализировавшийся именно на ранениях грудной клетки. Операция началась незамедлительно в сопровождения гулких раскатов. Только теперь это был ревущий бас артиллерии, но звучный перелив колокольного звона. Он был той мелодией, которую так давно ждали выжившие в этом зловещем огненном горниле миллионы солдат мужчин, женщин, их жён и матерей, стариков, их голодных оборванных и несчастных детей. Лишённые света и тепла, лишённые подчас куска хлеба, надежд на будущее и хотя бы мало-мальски счастливую и добрую жизнь, стоявшие у порога в туманную и непредсказуемую неизвестность, пожираемые начавшейся в Европе лихорадки гриппа «Испанки», которой суждено было унести в дальнейшем миллионы жизней, тем не менее все они были счастливы и ликовали! Да, да, они все были просто-напросто счастливы, потому что просто наконец-то закончилась эта безумная никому не нужная за исключением небольшой кучки власть имущих, война.
Но неизвестность туманного будущего была ещё впереди. А в этот момент тягучий колокольный перезвон медленной, но прекрасной рекой плыл над Европой. Он возвещал эпидемию испанки, тёмную накипь голодных бунтов. На берегах реки колокольного звона было суждено окончить дни аж четырём империям, перекроив навсегда границы старого континента (как известно вследствие первой мировой войны прекратили существование Германская, Австро-Венгерская, Османская и Российская империи). В их бесславном конце уже в буре лихолетья рождались вихри кровавых вакханалий германской и в особенности русской революции, унёсший ещё бесчисленное количество жертв в безумной гражданской войне, где брат шёл на брата, отец на сына, дочь на мать и на бабушку. Но этот колокольный звон означал и жизнь одного безликого среди миллионов егеря, которую спас виртуоз хирург для того, чтобы оный горный житель сыграл определённую и отнюдь немаловажную роль в нашей истории. И в тот момент, когда толстые, но крайне искусные пальцы хирурга ушивали изодранные сосуды и ткани лёгкого Мюнца, грязной тесёмкой к левому плечу оного был привязан странный предмет – позеленевшая от времени выполненная из грубого сплава металла заклёпка, более по форме напоминавшая овал нежели круг, впаянная в неровный кусок другого металла в котором торакальный хирург практически безошибочно угадал качественную крупповскую.
И он был абсолютно прав. Эта заклёпка, сделанная явно раньше по времени, была искусно впаяна в вырезанный кусок одной из девяти сверхтяжёлых пушек «Большая Берта», что были выпущены на заводах концерна Крупп. Пушка с заклёпкой участвовала и в осаде Льежа в августе 1914 года и в печально знаменитом сражении под Верденом в 1916 году, длившаяся с февраля по декабрь, где господь и сатана забрали в свои чертоги полмиллиона погибших душ. Эта пушка была вдребезги разбита прямым попаданием снаряда из французской гаубицы, от артиллеристов и прислуги остались лишь кровавые ошмётки мяса и мозгов, а от грозного орудия покорёженные куски металла. Об этом стало известно Дитеру Фон Боргу, дяде юного графа Карла, который по собственной инициативе дал добро на впаивание в металлический остов пушки древней реликвии семьи Фон Борг – металлической заклёпки с доспехов ещё самого Ульрика Фон Борга, основавшего династию на заре средневековья. Пожертвовав таким образом величайшим фетишем семейства, Дитер, угрюмый фанатик Вильгельма 2-го в частности и прусской военной машины в целом, желал внести свою посильную и довольно оригинальную лепту в разящие удары немецкой военщины.
И слава неуязвимости оберегала это орудие на протяжении трёх лет той кровавой войны на всех континентах. Но как говорили мудрые люди, то, что имеет начало, имеет и конец. Конец большой Берты наступил в начале декабря 1916 года на берегу реки Мёз недалеко от городка Верден, навсегда пополнившего печальные страницы истории. Как я уже говорил, Дитер Фон Борг быстро прознал про это. Клаусу Мюнцу было дано задание – во что бы то ни стало разыскать разбитое орудие и маленькую заклёпку. Шансы выполнить это среди огненного и земляного ада равнялись практически нулю, но егерь с честью справился с этим граничащим с безумием поручением. Он привязал этот стальной символ к своему телу в ожидании часа встречи вассала со своим сеньором. Первым, кто из посторонних увидел данный предмет, был эскулап, виртуоз хирургии. Надо сказать, что врач был не особенно сильно удивлён увиденному, ибо за годы войны он каких только не насмотрелся фетишей и оберегов. Люди всяческим образом пытались себя обезопасить во время чудовищных сражений. Вот только это помогало далеко не всегда. И сейчас, разглядывая интересную вещицу, так тщетно хранимую егерем, хирург тоже полагал, что она не слишком сильно поможет её хозяину, ибо ранение было чудовищным, мужчина потерял огромное количество крови и лишь чудо могло помочь ему выжить. Врач думал, что эта заклёпка на добрых нескольких десятков лет сделана ранее металлической пластины. Он ошибался, разница в возрасте между заклепкой и металлом пушки исчислялась веками. Безжизненно лежал мужчина без сознания, его бледные резко заострившиеся черты лица угрюмо смотрели брезентовый потолок походной операционной западного фронта.
Но тем не менее чудо всё же случилось и Клаус Мюнц выжил. Несколько дней он отчаянно балансировал между жизнью и смертью. Харон, сын Эреба и Нюкты, перевозчик душ в подземной реке Стикс несколько раз порывался забрать с собой душу егеря, но силы света несколько раз подряд сумели вытащить его из своих оков и вернуть в лоно света и жизни. Несколько раз в течение этих дней нитевидный пульс мужчины пропадал вовсе, по телу его пробегали агональные судороги, дыхание его становилось редким, шумным (описывается агональное дыхание Куссмауля) и постепенно замедлялось. Благо врачи, неусыпно дежурившие у его постели, вводили больному лошадиные дозы камфоры благодаря котором жизнь возвращалась к егерю.
