О чём фильм? А ни о чём! Это так кажется. Стиль «нахождения в потоке», свойственный шестидесятникам, создавал ощущение той самой ниочёмности. Если же смотреть внимательно, «Июльский дождь» (1966) – это много событий и – гамма чувств.
Снято в псевдо-документальной манере, будто оператор подглядывает за героями, а они живут, как могут. Люди, машины, приезды-отъезды послов, а фоном – кто-то невидимый крутит настройку приёмника, ища музыку всех континентов – от популярной классики до молодёжной попсы.
А ещё нам показывают лица эпохи чинквеченто – то было модно в те годы, мыслить себя «в прекрасном», быть наследниками этого всего и, разумеется, Возрождения. Это не просто листы в типографии, где трудится главная героиня – это манифест поколения. Отцы и деды были от сохи, а мы-то... мы - это неон, нейлон, кибернетика и романы братьев Стругацких.
Перед нами пара интеллектуалов, живущих …вне законного брака (и это – тоже манифест поколения), как принято в Париже, в романах Франсуазы Саган. Поразительно, что ещё лет 5-6 назад было бы невозможно вообразить подобных мужчину и женщину в качестве положительных персонажей.
Напомню, что всё тот же Марлен Хуциев снял и «Весну на Заречной улице» (1956) с её устойчивым мотивом «крепкой семейности». В «Июльском дожде» ребята, которым под 30, просто живут вместе. Володя и Лена. Александр Белявский и Евгения Уралова. Они красивы и современны.
Он, как водится, крутой-молодой учёный, чьи открытия «ворует» начальство. Она – инженер в типографии, но ещё и балуется переводами. Оба не имеют своей квартиры, но она им не особо нужна – их бытие напоминает …июльский дождь.
Я не просто так упомянула в начале слово «поток». В самом начале некто Женя одалживает незнакомой девушке – нашей героине – свою непромокаемую куртку. Это было возможно только в 1960-х – отдать вещь и не особенно надеяться на возврат. Куртка - незначительная деталь потока, ибо вокруг всё такое - дивное.
Женя звонит Лене …потому что она ему нравится, а не ради куртки. Понравилась, как мимолётное виденье и - силуэт в журнале «Юность». Телефонные диалоги – отдельная сказка. Вообще, в этом фильме главное – болтовня, от которой все там устают, но остановиться уже не могут. Разговор - это парадигма эпохи.
Никогда люди так много и - так массово не говорили. Все разговоры были «про вообще» - туда помещались и цитаты из классиков, и шутки, и умности, и откровенная дурь, впрочем, всегда поданная, как эффектная реплика. Смеялись. Пели.
Обсуждали великое и прекрасное будущее, которое вот-вот настанет. Были патриотами, ибо сложно не быть патриотом космической сверхдержавы, которою все уважают, а не боятся. Но при том, слыли космополитами – танцевали «ихние» (sic!) танцы и учили буржуйские наречия.
Центральным, хотя, эпизодическим (и такое бывает!) героем является бард Алик, сыгранный Юрием Визбором. Слегка разочарованный циник, он каждый раз с новой «дамой сердца», причём каждый раз выбирает глупее себя – он бы выбрал главгероиню, да она честно просит его …не петь.
Авторы показали тупиковость, которую не ощущали тогдашние студенты и доценты-с-кандидатами. Алик – это и есть вечно-юные шестидесятые, но в том-то и штука, что юность не бесконечна, а кто её длит намеренно – печален под своею маской. И дамы сердца будут всё глупее раз от раза.
В финале девушка, а точнее взрослая 27-летняя женщина Лена отказывается выйти замуж за Володю. Потому что она его не любит, да и предложение он делает как бы через силу. Ему неохота, но часики-то тикают. Да и Лена - хороша. Лучше не отыщет.
С Володей было интересно дружить и трепаться, ехать куда-то в ночь, на тусовку, где очкастые мальчики сосредоточенно танцуют модные танцы и глубокомысленно курят над чашечкой кофе. Но оказалось, что реальность – вообще другая. 1960-е предпочитали июль и - тёплый дождик, а вот 1970-е - уже осень.
Zina KorZina (c)
- Cтатьи о фильмах 1960-х годов:
1. «Я шагаю по Москве» - фильм о не случившихся возможностях.
