Завтра рано утром ребята уезжали, и Марго для последнего вечера у костра выбрала все самое лучшее: рваные на коленях и бедрах джинсы, розовую блузку с глубоким декольте (когда мимо матери проходить будет, надо, чтобы та не запалила – а то переодеваться заставит или вообще дома оставит). Длинные волосы свои Марго решила собрать в толстую косу, в которую вплела розовую ленту.
Зеркало благодушно улыбнулось - девочки в шестнадцать лет прекрасны и без розовых лент. А уж с ними и подавно.
Как ни рвалась Марго попасть в лагерь как можно раньше, но все-таки сдержала себя, и отправилась по знакомой тропинке вместе с сумерками. Со всех сторон в лагерь стекались местные. Москвичи приезжали раз в год, разбивали палаточный лагерь на окраине, устраивали вечерние костры для всего города, пели песни, ставили спектакли, показывали фокусы. Костяк экспедиции - молодые парни-студенты, и местные девчонки раз десять уже поделили их между собой, подрались, но помирились, ибо мальчишки все равно не обращали ни на кого из них особого внимания. Того самого внимания! Ну, вы понимаете?
Шутили, приобнимали, обменивались телефонами, но никого не выделяли.
В этом плане Марго было даже легче, чем остальным. Она-то ни в кого не влюблена. Ни в кого конкретно. Ее чувство было выше, чище, лучше. Она любила весь лагерь – с их палатками, самодельным навесом над кухней, душевой кабиной, где вместо шторок приспособили огромные пакеты для мусора.
Приходить все-таки стоило раньше. В последний вечер у костра собрался почти весь город и занял свободные места на самодельных деревянных лавках вокруг. Поэтому Марго встала у столба (даже наполовину за столбом) – так далеко от огня, что часам к трем ночи замерзла, а комары выбрали ее законной жертвой. Она, как и всегда, не разговаривала, а только смотрела на всех влюбленными глазами и упивалась счастьем момента.
Москвичи благодарили местных, щедро раздавали номера телефонов, дарили самодельные бусы из шиповника, угощали кашей с тушенкой и газировкой из ларька.
Марго жмурилась от удовольствия и повторяла про себя: «Закончу школу, поеду поступать в Москву. Закончу школу, поеду поступать в Москву». В какой-то момент она совершенно уверовала в то, что все будет именно так, как задумано, и улыбка ее стала еще шире.
Около трех часов ночи, когда основная масса еще и не думала расходиться, к костру прибежала мать Марго – злая, красная от смородиновой настойки, которую пила каждый день, пока еще прячась от Марго. Мать больно схватила ее за ухо и поволокла домой. Пение у костра слышалось все глуше, пока не стихло вместе с оранжевым настроением огня.
Утром Марго хотела встать пораньше, чтобы проводить экспедицию в Москву, наконец, решиться и сказать им, какими близкими людьми стали они ей за эти дни, пообещать, что скоро приедет к ним – пусть ждут, обязательно пусть ждут!
Но Марго проспала. Только мать отправила сначала в магазин, потом заставила убирать квартиру и читать по летнему списку Диккенса. В итоге в лагерь Марго вырвалась только к вечеру.
Никого уже, конечно, на месте не оказалось. Над импровизированной кухней развевался баннер известного ресторана быстрого питания. Там, где стояли палатки трава еще оставалась мятой. Около очага, где разводили костер, валялась вязанка хвороста.
Тоскливо побродив между забытым мусором, Марго принялась складывать хворост в очаг. Достала зажигалку. С первого раза разожгла костер. Убедившись, что он занялся, села на скамью. Впервые ей хватило места.
Грусть все не унималась. Марго пыталась представить, чем в данный момент занимаются московские ребята, и воображение неизменно подкидывало одну и ту же картинку – как они все, нарядные, красиво причесанные, идут по Красной площади и смеются.
Чего это они смеются? Марго насупилась, поворошила костер длинной палкой, а когда языки огня перепрыгнули на нее, встала и быстро, пока факел не погас и она не передумала, пошла к душевой. Пламя стрпмительно побежало снизу-вверх по «шторкам», а потом перебросилось на деревянный каркас.
-Вот! – ликовала Марго, чувствуя неожиданное возбуждение. – Вот вам! И чтобы мне сделаете? Улыбаетесь? Ну, и улыбайтесь! Мне тоже весело. Мне очень, очень весело!
Впервые за долгое время глаза ее сияли, отражая блики огня. Марго была счастлива и опустошена. Хотелось танцевать и плакать. Хотелось еще огня. Она знала – как только все, что она тут подожжет, догорит, ей останется только пустота.