Предыдущая глава: https://zen.yandex.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/krai-strany-ch3-62d52c16c8e53e490f8aee17
Учения были не сложными для боевых частей. Для инструкторского полка, выполняющего торпедометания по фактическим подводным лодкам раз в год были серьезным испытанием. С понедельника начались перелеты.
Наземный транспорт ушел в Крым накануне. Весь личный состав расположился в казарме. Управление полка в отдельном домике. Многочисленное начальство Центра по всем специальностям тоже здесь. С удивлением отмечаю, что представителя Политотдела нет. Все понятно. Я вновь «крайний». Но меня это не волнует. Оно и лучше. Я провожаю и встречаю экипажи. Фотоаппарат постоянно в работе. Фотолаборатория тут же печатает снимки. Каждый вечер новая фотогазета с итогами работы. По вечерам часть экипажей проверяют качество списанного над морем спирта. На вертолете специальный бачок с этой жидкостью. На «висении», когда винты вертолета поднимают соленую пыль до кабины, ею надо омывать стекла. Экипажи экономят драгоценную жидкую валюту, разворачиваясь против ветра. Это положено делать по инструкции. Но высота висения позволяет находить "золотую середину" экономии. Потом все это делится согласно договоренности. Я прекрасно знаю кухню процесса, но не вмешиваюсь. Мало того, отказываюсь от любого вида участия в дележе. Я убежден, что несмотря на отсутствие представителя Политотдела, «там» все равно все узнают. Мотивирую тем, что хочу поплавать с маской и трубкой. Подводный мир здесь великолепен. Вот бы где служить. Забытый восторг встречи с красотой. Итогом плавания целая сетка мидий и крабов. Рыб не могу подстрелить. Соленая вода имеет другое преломление света и я просто «мажу» при каждом выстреле.
Наконец тренировочные полеты заканчиваются. Впереди самый ответственный день. Торпеды вывезены и накрыты чехлами. Маршрут движения лодок известен. Глубину погружения торпед уменьшают наполовину, чтобы избежать столкновения с лодкой. Я уже проводил все экипажи и готовлю последнюю фотогазету. Суеверные летчики отказываются фотографироваться перед полетом.
- Вот прилетим обратно. Тогда и снимайте нас … в любом виде. Хоть голыми.
Я вижу группу лейтенантов и подхожу. Замполит эскадрильи пытается оправдать продслужбу на жалобу техников, что питание здесь хуже чем дома. Майор убеждает подчиненных, что в жару мясо вообще вредно есть. Поэтому его и нет в рационе. Я начинаю поддакивать воспитателю.
- Английские ученые доказали. Что употребление мяса сокращает жизнь человека на двадцать пять процентов.
- Во, во, подхватывает майор, слушайте умного человека… .
- Я не закончил. А отсутствие мяса сокращает жизнь того же человека на пятьдесят процентов.
Наступает неловкая тишина. Лейтенанты молчат. Майор возмущен.
- Не ожидал Заки Гарифович. Это удар в спину.
- Ну что Вы Александр Павлович. Просто надо говорить правду подчиненным. Вы видели сколько среди нас проверяющих? И очень многие из них не стоят на довольствии. А Военторговской столовой, как в Центре, здесь нет. Вы хотите, чтобы они умерли с голоду? Уверен, что нет. Поэтому мы и делимся своим питанием с ними. И с вашей стороны это очень благородно. Я даже специально отмечу ваше великодушие… при удобном случае.
Целый день полк работает без замечаний. Все торпеды сброшены. Отказов нет ни одного. После прохода над лодкой они всплывают и экипаж наводит на них «торпедолов». К вечеру выясняется. Все торпеды подняты. Это означает успешное завершение учений. Моя газета готова и уже висит на стенде. С наступлением темноты десятки костров вокруг базы говорят о том, что люди «отмечают» событие. Только сегодня к вечеру я понимаю, что устал. Даже плавать сил нет. Я специально не подхожу ни к одной группе. Просто лежу на солдатской койке с книгой и делаю вид, что никого не вижу и не слышу. Мимо меня перемещаются качающиеся тени. В соседней комнате смех столовских девчат, они тоже заслужили отдых, работая по пятнадцать часов в сутки. В конце концов усталость побеждает эйфорию успеха и поздней ночью наступает тишина.
Утром весь помятый личный состав у бюста Нахимову. Это место построения. Командиров нет. Видимо вчера им пришлось труднее всего. Из строя выходит майор Макаренко и дает команду.
-Становиииись. Равняяяйсь. Смирнаааа.
Он не командир, и даже не офицер штаба. Но личный состав на всякий случай замирает. Потом поворачивается к памятнику и продолжает.
- Товарищ адмирал! Личный состав 555 го противолодочного смешанного авиационного полка после успешного поражения условного противника, построен. Какие будут указания? Понял. Объявить все благодарность. Ура,ура, ура. Вольнооо.
Строй рассыпается. Все хохочут и ждут командира. Веселый у нас полк.
День перелета начался с происшествия. Заместитель командира полка Степанов и старший штурман Данилевский после взлета прошли над станцией дальнего обнаружения низколетящих целей. Уже над морем попали под излучение главного «лепестка». Аварийный буй сорвался с места и полетел в воду. Так как дальнейший полет должен проходить над сушей, экипаж возвращать не стали. Но прибор продолжал подавать сигналы бедствия на международной частоте.
Во все спасательные организации сразу сообщили, что тревога ложная. Я укладывал свои вещи, собирал всю наглядную агитацию, когда под окном остановилась машина командира. Инженер полка по спецоборудованию майор Скалозуб был краток.
- Заки, вся надежда на тебя. Надо достать буй.
- Он далеко?
- Около километра. Пока мы вызовем катер, пока достанем, за рубежом начнется шум. Потом еще счет пришлют за ложное оповещение.
Я достал свое снаряжение.
-Поехали на берег. Один из вас будет стоять на скале и видеть и меня и буй. Руками он будет мне показывать направление. И отвертку дайте под шлиц. Его же надо будет выключить сразу.
На берегу толпа сгрудилась вокруг оранжевого шара размером с футбольный мяч.
- Кто достал?
- А его ветром прибило, потом вот девушка вынесла на берег.
Инженер сразу выключил прибор.
- Слава Богу. Обошлось. Всем спасибо. Тебе Гарифович тоже.
- В мне- то за что? Я даже ласты не намочил.
- Как за что? За готовность помочь. Наш человек.
«Наш человек» - высшая форма похвалы в любом коллективе.
Остальные маршруты выполнили без замечаний. Видимо Фортуна продолжала охранять нас от бед. Политотдел другого мнения. Там «все знают». Меня вызывают к начальнику, генералу Доценко. В кабинете генерала все инструкторы и заместители. Доценко сидя начинает.
- Сейчас мы заслушаем секретаря парткома, исполняющего обязанности заместителя командира по политчасти о проделанной работе на оперативном аэродроме товарища Ибрагимова. Пожалуйста начинайте.
- В связи с отпуском заместителя командира мне пришлось исполнять обе должности. Начну со своих штатных обязанностей. По решению парткома, во всех партийных организациях проведены собрания с повесткой дня «Боевой задаче- боевой настрой». Со всеми партгрупоргами проведены беседы о подготовке и выполнении торпедометания с оценками не ниже «хорошо». Коммунисты штаба провели дополнительные занятия по повышению уровня знаний при работе с вооружением. Особое внимание обращено на начальный этап подготовки. Как результат, ни одного замечания при перелете. Экипажи идеально выдержали десятиминутный интервал перелета со взлета до посадки. Уже на оперативном аэродроме в Херсонесе при размещении личного состава во всех комнатах назначались ответственные за порядок и соблюдение режима труда и отдыха из коммунистов, входящих в бюро эскадрильи. По результатам торпедометания партком готовит расширенное заседание в этом месяце с целью вскрытия недостатков и обобщения положительного опыта. Теперь о работе заместителем командира по политчасти. Перед самым перебазированием проведена беседа с председателем Женсовета гарнизона о недопущении в семьях нарушений режима. Поэтому все семейные праздники перенесены на более позднее время. Замполиту эскадрильи дано персональное задание по обеспечению личного состава газетами и партийными журналами. Ежедневно после построения проводились десятиминутные политинформации. По итогам каждого дня в полку выпускались фотогазеты. Ни один экипаж не был забыт. Мы лично с замполитом эскадрильи провожали и встречали экипажи. Все это и послужило залогом успешного выполнения задания. Но были и недостатки. План политработы на оперативном аэродроме составлялся в спешке. Возможно мы не все учли. Совмещение должности секретаря парткома и замполита считаю недостатком. Обеспечение питанием имело тоже недостатки по вине продслужбы соединения. И только высокая сознательность личного состава позволила избежать официальных жалоб в адрес командования. Доклад закончил.
Тишина не могла долго продолжаться. Видимо у работников Политотдела были заготовки, которые надо было менять по ходу совещания. Генерал разрешил задавать вопросы.
- Сколько конкретно бесед проведено в заключительный день учений?
- Я могу ответить на вопрос, сколько выполнено вылетов. Сколько сброшено и поднято торпед. Сколько составляет средний налет на экипаж и сколько специалистов получили допуски. А количество бесед считаю достаточным.
- Кто из военнослужащих употребляли спиртные напитки?
- В период подготовки и полетов никто.
- А после окончания учений?
- После успешного окончания учений до обратного перелета были суббота и воскресенье. Это было личное время, представленное для заслуженного отдыха.
- Вы сами тоже так отдыхали?
- Я отдыхаю только с маской и ластами.
- Вы употребляли спиртные напитки?
- Ни я, ни замполит эскадрильи спиртные напитки не употребляли.
- А командир полка?
- Об этом спросите у него самого. Я не могу обсуждать действия командира…. согласно Устава.
-У вас очень много снимков. Не нарушили ли этим секретность?
- На этот вопрос у нас может ответить любой специалист фотослужбы. Внешний вид вертолетов не является секретным. Торпеды не фотографировались ни разу. На всех снимках только часть вертолета и люди.
- А теперь, товарищ Ибрагимов доложите вот о чем. У нас прошла информация, что на одном из партсобраний полка выступило сто пятьдесят коммунистов. Подробнее пожалуйста об этой невероятной, скажем так, ситуации.
- Докладываю. Во время подготовки к собранию по повышению боевой готовности полка я попросил машинистку Елену Степановну отпечатать около двухсот «опросных листков». На собрании, в самом начале, я раздал всем присутствующим эти листки и попросил написать свои мнения по поводу любой возможности решения проблемы. Подписи могли ставить по желанию. В принципе это обычная практика «мозгового штурма». А в конце, все сто пятьдесят предложений были собраны. Это и указано в протоколе собрания.
- Ну и какой эффект?
- Пока никакого.
- Как это понимать? Не может быть.
- Дело в том, что предложений очень много. Пока могу доложить только предварительные данные. Анализ всех идей мы проведем на ближайшем заседании парткома.
- Хорошо. Доложите предварительные данные.
- Они неутешительные. Половина коммунистов не знают требования руководящих документов по этому вопросу. Это огромное поле деятельности для командования полка. По остальным вопросам надо советоваться с ответственными должностными лицами по возможности выполнения.
Вновь наступила тишина. Генерал встал.
- Все свободны. Ибрагимов останьтесь.
Когда мы остались вдвоем, он сел рядом.
- А теперь поговорим просто. Вам нравится Ваша работа?
- Работа интересная, но некоторые особенности мешают.
- Поточнее. Мы одни и беседа не выйдет за стены этого кабинета.
- Да Вы прекрасно знаете сами, товарищ генерал. Это необходимость говорить то, что неприлично с точки зрения человеческих отношений.
- Это Вы говорите о докладах и доносах?
- Примерно.
- Слушайте меня внимательно. Я никогда никого не заставлял «стучать» на друзей, командиров. Но знать «поднаготную» правду обо всех Вы обязаны. Не удивляйтесь. Я понимаю, что Вы как офицер сформировались не в политических структурах. Но если хотите продолжать работать на этой должности, данные для этого есть, то Вам придется поменять некоторые взгляды. Вы вообще- то видите себя на этом посту?
- Не совсем.
- Понятно. Но Ваша должность уже занята. Кем же Вы можете служить?
- Любым офицером штаба или летным составом.
- А с должностью начальника разведки справитесь?
- Да я двенадцать лет прослужил в разведывательном полку. Без проблем.
- Вот и хорошо. О беседе пока никому не говорите. До перевыборов еще шесть месяцев. Подождем. Опыт работы пришлете отдельным документом. Успехов. Да еще. Зайдите в партучет, там есть замечания по документам.
В кабинете партучета участница войны сразу расположила к себе.
- Здравствуйте стахановец. Давайте рассмотрим бумаги.
- Почему стахановец?
- Ну как же? У Вас больше всех принимают в партию. Я не сомневаюсь, что все люди достойные, но документы имеют ряд особенностей. Кто у вас пишет протоколы, выписки?
- Я и пишу. Писарь у нас только плакаты рисует.
- Я так и думала. Давайте Вашей рукой кое-чего подправим.
Целый час мы исправляли стилистические ошибки. Потом просто беседовали. Мне на многое открыли глаза. Рекомендовали не спорить с инструкторами. От их доклада у руководства формировалось мнение, которое невозможно исправить. И если сегодня показательного «битья» не получилось, это ничего не значит.
По дороге домой мое решение не оставаться на второй срок только окрепло.
Вскоре и отдохнувший замполит облегчил мои заботы, вернувшись в свой кабинет. За время его отсутствия я всего раз воспользовался правом наказывать подчиненных. Выговор получил замполит эскадрильи, не пришедший на тематический вечер к матросам своей эскадрильи. Взыскание конечно никто не записал, но я и не настаивал. Получилось, что я просто погрозил пальчиком.
Информация, что я не собираюсь еще один сезон руководить парторганизацией все- таки просочилась в массы. Отношения с замполитом не складывались. Каждый день он собирал весь небольшой штат и по целому часу рассказывал об учебе в политической академии. Он по прежнему не летал и этим потерял всякий авторитет среди личного состава. А вот с комсомолом проблем не было. Капитан Чугрин знал свое дело. А когда он выполнил свой первый парашютный прыжок, я первый встретил его на земле и поздравил. Он стал «нашим» человеком, то есть авиатором. Он и передал мне, ставшие известными узкому кругу, слова генерала. «Ибрагимов глубоко копает, но не там».
- Саня, а что это значит по твоему мнению? Ты все- таки давно в этих структурах. И почему я … землекоп?
- Очень просто. Вы глубоко вникаете в сущность работы. А надо «копать»… под людей. Чтобы потом это использовать… в воспитательных целях.
Во время короткой беседы товарищ несколько раз оглядывался. Создалось впечатление. что он выдавал страшную государственную тайну. Может быть оно так и есть?
Во время очередной словесной шелухи у замполита в кабинет заглянул начальник штаба Гусев.
- Парашютист погиб. Наш, с первой эскадрильи, Шпот говорят.
Я встал и пошел к двери.
- Ибрагимов, я не закончил. Куда Вы?
- Я иду туда, где обязан быть при чрезвычайном происшествии.
У парашютного круга лежало тело помощника начальника парашютной службы. Два скомканных и спутанных полотнищ шелка рядом. Никто не подходил к погибшему. Бесполезные усилия ни к чему. Мы ждали военного прокурора и начальника штаба Центра генерала Бадеева. После короткого расследования картина стала ясной и до слез простой. Прапорщик открыл запасной парашют, не дождавшись открытия основного. Два полотнища спутались и стропы остались в своих ячейках. В Очакове уже был такой случай несколько лет назад. Как мог допустить ошибку человек, который просто обязан знать действия в таких ситуациях. Ответа уже не узнать. Двое детей остались сиротами.
Хоронили товарища всем полком и с жителями города. На поминки я не пошел. Пить и есть на похоронах не считал возможным. Может быть опять я не прав. Обычаи формируют люди, а они как и я могут ошибаться. Вновь дополнительные тренажи и экзамены по знанию работы со средствами спасения.
В конце года время разборов. Член Военного Совета Авиации Военно Морского Флота поднимает нашего замполита.
- Доложите товарищ подполковник, какой у Вас налет?
- Четыре часа товарищ генерал-лейтенант.
- Садитесь. Это недопустимо мало. Вы обязаны осваивать комплекс на уровне первого класса.
Замполит просто соврал. Налет у него все те же сорок минут. Но остатки совести не дают ему признаться в своей несостоятельности. Я уже давно не сержусь на начальника. Мне просто жалко его. Я иногда пытаюсь помочь бросить курить. Но бесполезно. Две пачки в день его норма. Неужели такая трудная работа? Иногда я провоцирую.
- Товарищ подполковник. Давайте поспорим рублей на двести- триста, что Вы не сможете бросить вредную привычку.
- Сумма хорошая, а если я выиграю? Где деньги возьмете майор?.
- Мне их принесет на блюдечке с голубой каемочкой… один человек.
- Кто?
- Когда выиграете, тогда и узнаете. Спорим. Всего ползарплаты Вашей.
Источник денег его заинтересовал. Он совсем рядом. Но я тверд и не сказал. Пусть думает. Все дело в том, что когда- то его жена пожаловалась.
- Мой муж «выкуривает» два платья в месяц… .
Значит умеет считать. Умная женщина. И в шахматы играет.
Жена начальника разведки прибегает к нам поздно вечером.
- Заходите Галина Ивановна, что- то случилось?
- Витя с ума сошел. Хрусталь бьет.
Я бегу за ней, на ходу одеваясь. Успеваю только заметить жене, что звонить пока никому не надо. В квартире товарища пол усыпан мелкими квадратными кусочками бывшей праздничной посуды. Он саркастически улыбается.
- Вот и секретарь пришел. А веревки где?
- Какие веревки Виктор Григорьевич?
- Ты же меня вязать пришел. Или еще за чем- то?
- Да нет конечно. Я никогда йогов не видел. Вот и сейчас любуюсь, как по стеклу можно ходить. Может присядем. Расскажешь как ты тренировался.
- Пожалуйста. Вот эта дама царапает мне лицо. Когда я выпью. А надо мной и так уже все смеются. Я ее предупреждал, что за каждую царапину буду разбивать по хрустальной вазе. Не верит… глупая с высшим образованием.
Жена истерически встревает.
- Это не ты их покупал. Это подарок матери. Не имеешь права… подарки бить.
- А что мне бить? Тебя что ли? Ты ведь тоже «подарок» своей матери. Чтоб вас всех черти забрали… .
- Подождите друзья. Остановитесь. Я сейчас вам секрет выдам.
Наступает тишина.
- На этой неделе командир полка мне сообщил про вас кое что. Он сказал, что если еще раз услышит о скандале в вашей семье, то немедленно уволит Виктора. Возраст то давно прошел. Пенсия и звание максимальные. Вот и думайте, что вам дороже. Хрусталь или служба.
Подполковник встал и пошел за веником. Жена заперлась в своей комнате. Мне показалось, что я тут лишний.
К концу года первый класс подтвержден. Командир полка держит свое слово и я регулярно летаю по учебным маршрутам. Вертолет мне начинает нравиться. Полеты на скорости свыше всего двухсот километров в час интересны одним. Земля внизу прекрасно видна. Ориентировка не сложная. Все деревеньки выучены наизусть. Можно вообще на стрелки не смотреть. Но многолетняя привычка полетов по приборам пересиливает. Я никогда не веду пальцем по карте. Мне это противно.
В Севастополе планируется партийная конференция авиации Черноморского флота. Я делегат от нашей организации. Поездом, вместе с командиром и замполитом мы прибываем заранее и поселяемся в гостинице. Мне впервые приходится принимать участие в таких мероприятиях. Если на севере мы были как победители какого- то соревнования, то здесь мы равноправные участники обсуждения. Равные права оказались очередной фикцией. Все выступления расписаны по минутам. Все постановления заранее написаны. Единственное что радует- это книжное изобилие. Я покупаю военную энциклопедию. Дорого, около пятнадцати рублей. На стенде «наши герои» читаю наградной лист на матроса Ивана Павлюченко. Он погиб на ТАКР Новороссийск при попытке посадить вертолет на качающуюся палубу. Половина описания подвига откровенное вранье. Матрос погиб из- за халатности командования и нарушения правил полетов. В сорока километров был аэродром и экипаж не имел права садиться на тяжелый авианесущий крейсер при качке свыше десяти градусов. Экипаж остался жив, а в наградном листе написано, что матрос спас корабль, включив систему пожаротушения. Ничего он не мог включить, так как погиб в первые секунды происшествия. Вновь я сталкиваюсь с укоренившимся положением. Погибшие либо герои, либо виновные. Орден никогда не заменит матери сына, но начальство от наказания спасет. На совещании все командование Флота. Со сцены сплошным потоком течет вода о задачах и возможностях рода войск. Критикуют мелких исполнителей. Хорошо, что меня среди них нет. После окончания мероприятия вся служебная гостиница «гудит». Меня приглашают в разные компании, но я категорически отказываюсь от участия. И понимаю окончательно, что и здесь я лишний.
После возвращения готовлюсь к отчету. За год мы приняли в партию двадцать человек. Это намного больше чем в других организациях. Оценят ли? С Кубы возвращается экипаж и партгрупорг мне возвращает абсолютно чистый дневник. Он уже капитан.
- Я решил сэкономить партийный документ. Возвращаю его в «незапятнанном» виде.
- И знаешь Евгений, что это обозначает?
- Чистоту наших идей… .
- Нет. Это значит, что ты не справился с заданием. Но пусть это останется на твоей совести. Я даже в отчете об этом не скажу ни слова. А почему? Догадайся сам.
Одна особенность работы поражает. Если бы я остался на прежней должности, то никогда в жизни не узнал бы типы некоторых людей. Я их для себя называл «правдолюбцами». Это были люди видевшие многие недостатки, но в основном не главные. Они приходили в партком и информировали меня о всем том, что по их мнению плохо. Видимо хотели, чтобы я исправлял недостатки вместо них. Когда я просил написать «первичный документ», для открытия партийного расследования, то оказывалось, что они писать не умеют. Иногда это были меры по сведению личных счетов. Я вежливо их благодарил и огорчался вместе с ними, что ничего не могу поделать без их заявления. Конечно я обещал, что никому не скажу о их попытке. Слово свое держал неукоснительно. Я тоже видел недостатки, но они были несколько крупнее. Думать о них было опасно. Тем более, говорить. Ведь я штурман, а не «Правдолюбец». Да и секретарь- временно.
Внезапная комиссия политотдела некстати. Сам начальник хочет разобраться с единственным вопросом. В полку списано слишком много спирта. Он хочет найти виновных и … не может. Документально все правильно. Количество минут «висения» над водой совпадает с расходом, согласно характеристик вертолетов. Но у них свои информаторы, которые и сообщают о местах хранения дорогой жидкости. Там тоже ничего нет. Начальник в упор спрашивает командира полка.
- Леонид Васильевич. Где спирт? Пока не покажешь сам, будем искать. Все равно найдем.
-Ну что же? Придется показать. Идемте за мной.
Выйдя из штаба, все садятся в машины и едут… на аэродром. Там командир полка подводит комиссию к новому зданию Экспресс-центра. Наличие такого пункта обработки полетной информации в несколько раз сократило время подготовки к повторному вылету.
- Смотрите товарищи. Весь спирт здесь.
- В какой комнате? Давайте. Давайте говорите.
- Вы меня не поняли. Он в фундаменте, окнах, крыше. В общем во всем здании. Денег, которые выделил Центр хватило бы только на стены. И строили мы его сами, но за материалы приходилось рассчитываться тем, что вы так упорно ищете. Посмотрите по документам сколько израсходовано средств.
Комиссия молчала и смотрела на чудо строительной и инженерной мысли. В компьютерном зале стены из мрамора. Полы из полированного гранита. Во всю стену холла мозаичная картина размером три на четыре. Три летчика, как три богатыря, в летных комбинезонах смотрят в небо. Даже лица на портретах списаны художником из жизни полка. Разенко, Степанов и Загуляев похожи на свои прототипы. Борис Поляков постарался на совесть. Наконец председатель гостей замечает.
- Вам хватило?
- Еще должны остались. Но рассчитываться будем субботниками в колхозе.
Начальник Политотдела отворачивается и идет к машине. Сопровождавшие его инструкторы не понимают, что происходит и стоят на месте.
- Я вас долго ждать буду? Поехали. Все. Вопрос закрыт.
Подходит день отчетно- выборного собрания. Генерал вспоминает о давнем разговоре.
- Ваше решение, товарищ майор. Не передумали?
- Я согласен войти в новый состав парткома. А там уже вы предложите новую кандидатуру.
- Уточните, зачем Вам это надо?
- Интересно все-таки. Как ко мне относятся коммунисты полка? Да и опыт работы смогу передать преемнику.
- Понятно. Я рад, что вы покидаете пост без обид. Это уже о многом говорит. Доклад на сколько минут?
- Ровно сорок. Только самое важное. Остальное в прениях.
Через три часа собрание закончилось. Меня единогласно выбрали в состав нового парткома. Ни один другой не набрал такого количества голосов. Генерал удивился. Все вопросы были заранее обговорены, но он не стал на первом заседании предлагать новую кандидатуру и представил слово мне. Это был последний шанс удержаться на прежней должности. Я не стал менять решения и попросил присутствующих выбрать секретарем парткома замполита эскадрильи. Для Политотдела он «свой» человек. Других предложений не было и я спокойно шел по узкой тропинке к дому, как человек разгрузивший свои плечи от тяжелой ноши.
- Ну что? «Прокатили?».
- Да нет, жена. Даже в состав нового парткома избрали единогласно. Значит я не так уж и плох.
- А зачем тебе это надо?
- Ты прямо как генерал. Он тоже спросил об этом. А чтобы потом не было разговоров, что мне коммунисты «не оказали доверия». Я просто лишил кое- кого аргументов.
- И кто ты теперь будешь?
На днях приказом начальника Центра, начальником разведки полка вместо пенсионера Максина. С Армией он развелся, написав рапорт. С женой тоже видимо скоро. Права твоя бабушка, которая говорит, что склеенная чашка два века не живет. Они уже разводились раз.
Через неделю я уже сидел за другим столом в прежнем кабинете. План работы и методические разработки составил до Нового Года. Воздушная разведка входит в перечень боевых применений. Я начинаю требовать с экипажей классифицировать все суда, проходящие по фарватеру Днепро- Бугского лимана. Все разведдонесения оцениваю лично, но троек и двоек нет. Я не пытаюсь делать карьеру высокой требовательностью. Все лекции пишу сам. На всех предварительных подготовках мне выделяют минут десять на доведение изменений в силах вероятного противника. Моим начальником в Центре становится майор Секацкий, бывший штурман нашего полка. Претензий по службе нет. Он списан с летной работы, но академия как надежный спасательный круг, дает ему наземную должность. Не зря эти значки называют «поплавками». Я продолжаю подтверждать классность полетами во всех условиях и осваиваю место штурмана экипажа. Единственно, что пока не дается, это «скоростное мышление» по вертолетному. Если на самолете я мог вести расчеты почти не прибегая к навигационной линейке, то теперь не выпускаю ее из рук. Полеты по ориентирам не вызывают трудностей. Единственная сложность это противолодочное маневрирование с помощью бортовой вычислительной машины. Но и тут есть упрощенные способы. Самыми рискованными являются посадки на баржу и висение над водой ночью. Не все летчики могут выдержать режим, а некоторые, попав в облака, элементарно теряются. Но это только когда приходится летать со слушателями. А таких полетов не меньше половины от общего числа.
В кабинете пять человек. Со всеми у меня ровные отношения. Они были немного повреждены прежней должностью, но теперь все встало на свои места. Старшие товарищи видят свое преимущество возраста по своему.
- Заки, одолжи трояк.
- Не могу.
- Что денег нет?
- Сейчас посмотрю. Один трояк. Второй. Пятерка. Нет, деньги есть. Дать не могу.
- Это почему?
- Когда я служил в Федотово… . Я вас не сильно задерживаю?
- Давай говори. Время есть.
Я знаю, что они будут слушать. Лишь бы получить возможность немедленной траты.
- Так вот продолжаю. Там был заместитель командира полка подполковник Хаяров. Вот он никогда не возвращал долги, а ему все равно весь штаб давал деньги в любое время и я тоже. Улавливаете парадокс?
- А что там, в Федотово, служат одни дураки? Зачем они деньги- то давали?
- После получки его жена заходила в каждый кабинет с одним вопросом. «Викентьич деньги брал?» Отчество у него такое. И возвращала все долги. До копейки. А вот я не хочу быть, как вы говорите, дураком. Вы же долги не возвращаете. Никогда. И жены ваши дороги в штаб не знают.
- И мы слушали весь бред ради отказа? А проще нельзя?
- Проще нельзя. Вы очень сложные люди. И необидчивые.
Майор Завьялов улыбается. Остальные делают вид, что не сердятся.
Дополнительную заботу приносит ввод в строй новую эскадрилью учебных самолетов Л-39. Летчики истребители готовятся к переходу на современные МИГ-29 и СУ-27. Когда командир полка Апакидзе организовывает полеты на своих истребителях, то весь город выходит на улицу. Зрелище захватывающее. Часть наших летчиков из эскадрильи Л-39ых переходят в новый полк. Но в новом полку что- то не получается. Летчики никак не могут освоить боевой разворот с минимальным временем. Из конструкторских бюро присылают в Очаков летчиков испытателей. Им под шестьдесят лет и они Герои Советского Союза. Я впервые вижу уникальное пилотирование. После взлета машины уходят вертикально вверх и исчезают в синеве неба. До земли несется только рев, который давит уши. Потом они выполняют виражи даже быстрее, чем требуется. Секрет прост. Самолеты разворачиваются «стоя» на тяге двигателей. После полета с каждым пилотом боевой части испытатели уезжают. Летчики приступают к работе с вооружением на соседнем полигоне.
Один из них Сережа Юзвишин, бывший секретарь бюро в мою бытность секретарем парткома гибнет во время полета на бомбометание. На малой высоте он на три секунды потерял пространственную ориентировку в развороте. На городском кладбище киль самолета становится его памятником. У меня в столе лежит фотография, которую я сделал после одного из вылетов. Но ни в одну газету она не вошла по причине ошибки фотографа. В кадре нет ступней ног. Хоронили товарища в закрытом гробу. Через месяц на полигоне случайно нашли еще фрагменты тела, ноги. Там и закопали их на глубину могилы. Мы понимаем, что это неправильно, но по другому ничего сделать нельзя. Связи со снимком происшествия не должно быть. Но горький осадок своей ошибки все равно беспокоит. После расследования и принятия мер полеты возобновляются. Комисия найдет ошибки в обучении летчиков. Они для этого, комиссии, и создаются.
На утреннем планировании командир полка зачитывает телеграмму о присвоении звания подполковника секретарю парткома. Потом обращается ко мне.
-В чем разница товарищ Ибрагимов Вашей службы и преемника? Я чего- то не понял?
- Я, товарищ полковник, служил за идею, а он за звание. Не обижайся Александр Павлович, поздравляю. Однако в конце дня секретарь нашел время упрекнуть меня.
- Заки Гарифович. Я понял что Вы, скажем так, недолюбливаете меня. Могу я узнать, за что?
- За то, Александр Павлович, что Вы умный человек.
- И что в этом плохого?
- Понимаете, если бы Вы были летчиком или штурманом, то этот факт бы только добавил уважение. А Вы бывший инженер, поменявший свою работу на идеологическую.
- Все равно не понял. Многие меняют специальность. Например… Вы.
Я другой случай. Специальности менял по просьбе, а не по своему желанию. Но продолжим. Умный человек всегда видит свою выгоду. А очень умный, как Вы, видит еще сильнее. И поэтому он способен совершать поступки, которые я не одобряю.
- Какие например?
- Не надо меня ловить на слове. Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Такие люди делают то, что выгодно им, а не делу. И еще. О формах сбора и использовании информации. Удачи Вам на этом поприще. И не думайте, что говорю от обиды. Ее нет. Звания и должности вторичны. Несмотря ни на что. Хоть камни с неба.
На одном из заседаний парткома секретарь сообщает.
-К нам поступило устное заявление коммуниста М. Он утверждает, что бывший секретарь Ибрагимов встал на путь ревизионизма. И подвергает сомнению руководящие указания партии относительно партийной дисциплины. Письменного заявления нет. Поэтому мы не начинаем партийного расследования. Просто хотелось бы услышать мнение самого коммуниста Ибрагимова об этом.
Я понимаю в чем дело. Кому то очень хочется кинуть камень в «бывшего». Удел всех трусов. Не зря же он отказался летать.
По данному заявлению могу ответить только одно. Коммунист М. плохо изучает партийные документы. На последнем Пленуме ЦК КПСС генеральный секретарь товарищ Андропов четко заявил, что нельзя в партийной работе пользоваться старыми представлениями. Изменения в стране настолько очевидны, что их не увидеть может только слепой. В нашем примере М. Еще вопросы есть?
Слово взял разочарованный секретарь.
- Все понятно. Вопрос закрыт. На сегодня все. Вопросы есть?
- Есть. У меня устное заявление на недостойное поведение коммуниста М. И не думайте, что это месть. Неделю назад я спешил на полеты. Меня остановил товарищ М. со словами.
- Заки, куда так несешься? На полеты? Разбиться же можешь. Я ему ответил тогда. Что трус не играет в хоккей. Но считаю такие заявления своему товарищу крайне неуместными. Все это слышали не менее трех человек и они подтвердят все сказанное.
Секретарь встал.
- И что же нам теперь делать? Вы будете требовать официального расследования?
- Нет конечно. Поведение коммуниста находится в этической области. Проведите с ним беседу. Может быть поможет. А меня такими словами с нерва не сдернешь. Я знаю действительную степень риска профессии.
Работа меня устраивает. Даже полеты на малых высотах начинают просто нравиться своей стремительностью. По штатной должности я числюсь оператором, но командование разрешает мне летать с места штурмана. С полковыми штурманами у меня хорошие отношения. Я всегда рад помочь коллегам. В отпуска уходим до начала планирования на следующий год. Побывав в Крыму теперь часть отпуска проводим в кемпингах на берегу. За новую шевретовую куртку у соседей «майчан» выменял гидрокостюм «супер калипсо». Жена часто ворчит, что по четыре часа плавать, это уже слишком.
- Ирина, у меня же нет подводных часов. Я плаваю, пока не устану.
Часы «амфибия» есть у заместителя командира Степанова.
- Виталий Николаевич, продайте мне Ваши старые часы по цене новых. А Вы себе еще купите в Москве.
- Никогда. Хотя купить новые для меня не проблема.
- Ну тогда я подожду. Когда у вас деньги кончаться… .
- Заки, ты меня удивляешь. Я же мастер по парашютному спорту. Деньги у меня всегда есть.
Через два дня при езде по аэродрому на своей машине он засмотрелся на тренировки каратистов с эскадрильи истребителей. Встречная грузовая машина не могла посигналить по причине отсутствия клаксона. Матрос остановился и обреченно ждал, когда «жигуль влетит» в него. Степанов не пострадал, скорость не большая. Радиатор пришлось менять. Тормозная жидкость тоже вылилась вся. Несколько дней поиска «Невы» не дали результата.
- Заки, у тебя случайно нет тормозной жидкости?
- Есть, но я не продам. А отдам пару бутылок… даром. А Вы мне продадите «Амфибию».
- Какой ты хитрый. Не дождешься.
Через два дня полковник сам пришел в кабинет. Сняв с руки часы, положил на стол.
-Дуй за «Невой», вымогатель. Да деньги не забудь.
Через полчаса дефицитная жидкость из моих запасов уже на столе летчика снайпера.
- Спасибо, товарищ полковник. Вот обещанные деньги. Как и договаривались
«по цене новых».
- Ну ты меня совсем –то за «жлоба» не держи. Возьми сдачу. Хитрюга.
История с часами на этом не закончилась. Закон парного случая привел нас с женой в Одессу.
- Ирина. Смотри на витрине часы «амфибии». Купи мне на день рождения. Юбилей все таки. И гравер вон в будочке, надпись сделает. На следующий день в кабинете обратили внимание на новые часы.
- Где приобрел?
- Командующий подарил. На день рождения. Еще извинился, что не золотые. А я и таким рад.
- Не заливай. Они обычно с гравировкой идут.
- Пожалуйста смотрите, вот и надпись есть.
Один из офицеров заинтересовался.
- Дай почитать. Ого.«Любимому в день рождения, Ирина». И какой же это Командующий?
- Когда мы поженились она была «Начальник паники», а теперь «Командующий». Может быть и да «Главкома» дойдет.
Во всех следующих заплывах я возвращался в обещанное время. Вскоре точно такие же часы понадобились и жене. Став рентген- лаборантом, ей пришлось возиться с фоторастворами. Светящийся циферблат и водонепроницаемость как нельзя лучше помогали в работе.
Если в летной и штабной работе проблем не было, то с идеологией возникли сложности. Замполит регулярно проверял конспекты. Он не летал, а делать что- то надо.
- Товарищ майор. Принесите мне свой конспект первоисточников на проверку.
- А его у меня нет. И никогда не было.
- Как это понимать? Вас, что программа Марксистко- Ленинской подготовки не касается?
- Почему не касается. Я же отличник боевой и политической, заметьте, подготовки. Просто я конспекты никогда не писал. Особенно работы Ленина.
- Они, что Вам не нравятся?
- Ну как Вы можете такое говорить? Вы же коммунист. Я просто их учу… наизусть. Давайте сравним наши знания хотя бы по одной работе вождя. Вы же сами мне ставите отличные оценки на семинарах.
- Понятно. Теперь я знаю кого назначить руководителем политических занятий в группе прапорщиков.
Да. Иезуиты могли бы позавидовать нашему подполковнику. Выиграв словесное сражение, я проиграл кампанию. Почему так получается? Работаю все лучше и лучше, а отношение к себе у некоторых начальников обратное. Еще один парадокс. И что то я стал много проигрывать начальству. Может быть надо меняться?
На всех занятиях была одна трудность. Непрерывные демагогические заявления руководства страны надо было оправдывать. Если высказать свою точку зрения, то можно было бы сразу собирать вещи и «на выход» из армии. Программы следовали одна за другой. То продовольственная, то экономическая, то улучшение качества. Так до бесконечности. Самым обидным было, что они все жизненно необходимы. Но никогда не выполнялись по очень простой причине. Не получая средств на их выполнения власть любого ранга рапортовала о завершении одной и переходе к следующей. Так высшие эшелоны власти толкали на преступления всех исполнителей. Я долго не мог понять причину сложившейся ситуации в стране. Небольшой опыт работы в политических структурах на многое открыл глаза. Политработниками в своей основной массе были никчемные люди. Интриги и доносительство при полной безответственности. На моей памяти нет ни одного случая строгого наказания за провалы в воспитательной работе. Аварии и катастрофы по вине человека их не касались.Из Ессаулки пришла телеграмма. Отец тяжело болен. Лейкоз. Шестьдесят своих лет он встретил уже в больнице. Молодость на речке Теча, куда сливали радиоактивные отходы проявилась самым страшным способом. Только год назад я вез ему новый катушечный магнитофон с записями «всего Высоцкого». Порой, слушая его песни, участник боевых действий плакал как ребенок. А про инвалида, у которого отрезали ноги в медсанбате он не мог слушать спокойно никогда. Я понимал, что ничего сделать нельзя. В январе его выписали на время домой. Ирина поехала на Урал, чтобы уходом своим облегчить хоть некоторые моменты жизни. Неделя февраля уже прошла. А от жены ни письма, ни звонка. Дома за детьми помогает смотреть бабушка Ирины. Она приезжала к нам в Кипелово на зиму. А теперь перебралась совсем. Потому что ее старый дом совсем разрушился. Чем бы ни занимался, подспудная мысль беспокоит. Обещала вернуться к первому, а уже седьмое февраля. Вошедший в кабинет начальник связи полка немногословен.
- Самолет разбился, Ту- 104. Вихрь чувств как шквал. Внешне я спокоен. Майор продолжает.
- Все командование Тихоокеанского Флота погибло. Мне только что позвонили из Москвы.
Через несколько дней узнаем подробности. Нарушение центровки и «показной» стиль пилотирования привели к самой тяжелой трагедии на Флоте. Целый рулон бумаги ватмана, весом около тонны во время взлета сместился и обрек самолет на вертикальное падение «на хвост». Я уже хорошо знаю, что командование полка, дивизии и выше всегда готовит красочные решения для всех видов учений. Создается впечатление, что красиво оформленные плакаты гарантируют победу в операциях. Поэтому бумаги надо много. Некоторые офицеры даже карьеру делают на своих способностях к шрифту. Как мог Командующий Авиацией Флота позволить везти и груз и людей в одном рейсе, навсегда осталось загадкой. Когда-то я сомневался в верности изречения, что верхи и низы, думая что другие знают свою работу, всегда ошибаются. Последствия катастрофы заденут всех, в том числе и наше соединение. Командующим Авиации Тихоокеанского Флота назначат в спешке человека, которого через короткое время переведут в Николаев. Ветер с востока продолжает «довлеть» над всеми другими ветрами.
Продолжение: https://zen.yandex.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/krai-strany-ch5-62d690ed38d8913c454c3a19