Продолжение. Начало: https://zen.yandex.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/za-porogom-mechty-62d1501e996e500f0796aa47
Вечером, отдохнувший артист идет в гараж. Надо же, в конце концов, заменить тормозные колодки. Почти все ворота гаражей открыты. Еще светло и не по-осеннему тепло. С горки спускается командир полка и видит отколотый кусок угла своего гаража.
- Ни хрена себе. Какой же это гад зацепил?
Из своего «запасного дома» навстречу идет Мадюдя. Он целый день штукатурил стены и адски устал.
- Командир. А вот он и отломил кусочек, когда песок вез к себе… на Камазе.
- Мадюдя! А ну-ка подойди. Чтобы сегодня же устранил дефект стены. Понял? Я тебя спрашиваю. Что? Язык проглотил?
- Товарищ командир. Да я-то при чем? Заки, на хрена такие шутки? Ну, скажи, что пошутил.
- Знаешь, что Толя? Вот я и говорю, что пошутил. Но, Ваш командир мне уже не поверит. «Им» же главное – найти виновного. А истина «Их» не интересует. Не такой «Они» человек, чтобы разбираться. Я пошел домой. Не о чем мне с вами говорить.
На второй день выясняется, что недоразумение устранено. Всего ведро раствора и дефекта нет. Подполковник Мадюдя доволен.
- Заки, я на тебя конечно не обижаюсь. Когда я нашел свидетелей, что уже неделю ничего не возил, командир только тогда усомнился в твоих словах. По этому случаю, заходи. Вино свое.
В гараже у товарища еще несколько человек. Один из них представляется.
- Николай Васильевич. Старший штурман. А Вас я уже знаю... Рассказывали.
Майор жмет протянутую руку.
- Надеюсь профессионал и наверняка «ветром с востока». Слава Богу, штурманской службе полка повезло. А то им … трудновато было.
Двери с шумом открываются. Полковники тихо не входят.
- Все уже в сборе? Надо же? И Заки тут. Хочешь короткий сексуальный анекдот.
- Конечно. Проверим Ваше чувство юмора.
- «Пошел на х…» Все. Правда, короткий анекдот?
Часть офицеров смеются. Новый член коллектива не смеется, а недоуменно осматривается. Видимо, хамство начальника его удивляет. Майор тоже хохочет, помня слова Хаджи Насреддина о смешных положениях.
- Да, кстати. Вы же телевизор наверняка не смотрите. Некогда. Вчера было заседание Конституционного суда Украины.
- А зачем нам суды всякие?
- Так он разъяснил некоторые положения дисциплинарного устава ВС. Поясняю. В связи с демократическими преобразованиями в Армии изменена трактовка статьи о взаимном оскорблении военнослужащих. Если раньше считалось одним и тем же нарушением оскорбления старших и младших друг другом, то теперь, не всегда. Например, если старший, посылает младшего по званию и должности на три буквы. То это оскорбление. А если наоборот,… то нет. Старший же, не обязан выполнять приказ младшего. Так что командир «Пошел сам, на те же буквы» Правда, анекдот несколько длинноват.
Никто не смеется и только тезка Гоголя задумчива изрекает.
- А Вам, Заки Гарифович, палец в рот не клади.
- Не советую. И в знак благодарности просвещу еще кое о чем. Вы все знаете, что анонимки не рассматривались ранее. Но в связи с ростом коррупции, руководством МВД принято решение их проверять. Даже самые нелепые. Ну, например. Какой-нибудь дурак напишет ну, совершенно невероятную историю. Типа, что командир выделил своей любовнице квартиру, обойдя при этом офицеров или прапорщиков - очередников. Ну, понимаете, что вообще не может быть. Так все равно, кляузу будут разбирать «по- полной».
Часть гостей внимательно начинают рассматривать только что отштукатуренную стену, видимо, очень интересно. Но, паузу нельзя делать долгой.
- Так что осторожнее, товарищи офицеры. А я, с вашего позволения, откланяюсь… казарменным юмористам. Честь имею.
Больше майор в чужие гаражи не ходил. Не приглашали. А вот на банкеты по поводу ухода на пенсию очень даже. Заместитель командира, полковник Степанов по дороге домой остановил свой «Жигуль».
- Заки, привет. Завтра в шестнадцать ноль, ноль за тобой придет «Уазик». Форма произвольная, гитара обязательно. Будешь меня на пенсию провожать. С тебя песня… обо мне.
Весь вечер ушел на работу над текстом. Дело в том, что писать было легко. Товарищ не был идеалом. Недостатков было на целый роман. А попробуй, напиши шутливое сочинение, допустим, на Командующего Потапова или Дейнеку. Ничего не получится. Не тот контингент… для шуток. Давно замечено, что все отрицательные герои показаны писателями и поэтами колоритнее и… интереснее.
Банкет вел бывший секретарь парткома Александр Павлович. На все тосты нашлась соответствующая песня. Наконец дошло время для ответного, заключительного слова.
- Внимание товарищи. Перед тем, как предоставить слово полковнику, прошу выслушать одну из версий его выступления. Заки Гарифович, к барьеру.
«Исповедь полковника.
С похмелья я на службу не хожу. С похмелья тренажи не провожу.
С похмелья я приказ не подпишу. …Опохмелюсь, потом уже решу.
С похмелья не летаю никогда. Летать с похмелья - это же беда.
С похмелья я такого накручу. … Опохмелюсь, потом уже лечу.
С похмелья я на женщин не гляжу. С похмелья их на дух не выношу.
С похмелья ни полковник, ни мужик. … Опохмелюсь, меня уж не тошнит.
С похмелья моя жизнь сплошной вопрос. Чего, кому и что я не донес?
Не знаю, деньги взять, или вложить? Но нет вопроса, пить, или не пить.
С похмелья президента не люблю. За что он развалил мою страну?
С похмелья б разогнал его совет. Опохмелюсь, а там уж комитет.
Теперь меня пусть слышат штурмана. Для вас идут плохие времена.
Вас всех заменит скоро ДжиПиэС. И будет нашей Армии… пипец.
Я для себя вопросы все решил. Простите, что на вас их положил…»
Полковник встал.
- Считайте это моей ответной речью. Давай, Заки, я с тобою выпью.
Тамада дополнил. У кого слово для справок?
Все-таки не зря «парткомствовал». Второй зам командира пожелал.
- А я бы хотел, чтобы меня также провожали на пенсию.
- Проблемы нет. Приглашай меня и Александра Павловича. Организуем.
Дома жена интересуется.
- Ну, как прошло мероприятие? Все живы?
- Прекрасно. Главное, что виновник торжества доволен. Он даже на песню о трех командирах не обиделся.
- Там где «Стоят три командиру у стены, как три богатыря на той картине…»?
История с картиной в холле нового здания экспресс-центра была необычной. Самодеятельный художник Поляков изобразил трех командиров в летной экипировке похожими на реальных людей. Многие ему подсказывали, что нейтральные герои лучше. Но сам факт изображения во всю стену, в общем, далеко не идеальных людей, стал для них оберегом. Все они благополучно дослужились до почетной пенсии.
Потом еще, много лет, трудились «на гражданке». Уже на благо семьи. С развалом аэродрома, картину забрал в гараж командир, который организовывал стройку. Там, от сырости, мозаика стала рассыпаться. По мере разрушения портретов все трое умерли в течение года. В песне фамилии не упоминались, но все слушатели знали о ком речь.
Подруги редко приходили к жене просто так. Всегда по делу. То дети заболели, то сами. А тут сидят на кухне, никуда не торопятся.
- Что это с вами? Кофе, конфеты. Забытая роскошь.
- Да вот, Лариса в гостях по случаю «убытия» в Николаев. Ее мужа перевели в Центр.
- Молодцы. Я когда-то отказался от такого предложения. А вам и карты в руки. Все-таки родной город для жены товарища. Передай ему привет. Как он этого добился?
- Кто? Что он может …сам? Это перевод моих нервов. Добьется он?
- А вот это уже интересно. В вашей семье все решаешь ты? А он тебя ночью…. обнимает?
- Иногда. А что?
- А знаешь почему?
- Да мы все знаем, что вам надо…
- На этот раз ты не угадала. Муж обнимает спящую жену только за то, что она в это время… молчит. Дело в том, что женщинами вы становитесь только во сне.
- Не поняла. А в остальное время, мы кто?
- Да кто угодно. Жена, хозяйка, водитель трамвая, секретарь. А их любить очень сложно. Пожалуй, с секретаршей я не прав. Пропустим. А вот скажи, можно ли полюбить кассира автовокзала? Которая, гнусным голосом,- «Все билеты проданы еще вчера». Думаю, что нет.
- Ирина. Как ты можешь его переносить в больших дозах?
- Этот вопрос не к ней, а ко мне. Только я знаю, как можно меня терпеть.
- Ну и как?
- Полюбить меня… Поэтому жена и… терпит, наверное.
Женщины оставались на кухне еще долго. И все равно все вопросы не смогли обсудить. Еще в дверях минут двадцать беседовали, замолкая при посторонних. «Эпоха перемен» заставила людей искать выход из ухудшающих условий. Наконец, подруга ушла.
- Заки. Давай вступим в финансовую игру. Сдадим деньги, а получим в десять раз больше.
Лариса предлагает…
- Стоп. Вот она пусть свои деньги и вкладывает. Плохо вы в школе Ломоносова изучали.
- А он-то тут, каким боком?
- Закон «сохранения массы вещества», называется. Берем учебник дочери. Открываем. Читаем. «Что сколько чего у одного тела отнимается, столько присовокупится к другому».
- Ну и что?
- Эти игры выгодны начинающим игру. А остальные, то есть вы с Ларисой, лопухи с бабушкиного огорода.
- Тогда может быть, «Свитязь»? Солидная фирма. Соседка Рая уже внесла свои тысячи.
- Понимаешь, в чем дело. Я не знаю, чем они занимаются. Но точно скажу, что в современных условиях, и они разорятся. Инфляция «сожрет» прибыль, и ее, и Раины, деньги. Ты же видишь, что творится в стране. У нас уже плиты с аэродрома продают. Сволочи.
Разваливался не только аэродром. Впервые люди ощутили, что такое капитализм. Притом дикий. Никто не управлял процессом, так как власть управляла своими денежными потоками. Что, конечно, важнее всяких благ народа. Майор до хрипоты спорил и с коммунистами и с «западенцами», что независимость вгонит всех в нищету. Простой арифметический подсчет не принимали ни те, ни другие. Даже бывший секретарь райкома по идеологии утверждала, что в стране золото в Карпатах нашли. А газ в Полтаве. А нефть на шельфе Черного моря. Когда бывший секретарь парткома попросил «Капитал» Маркса, то услышал.
- А у меня его дома нет.
- Тогда, может быть, дать Вам почитать? Хотя бы раздел, что посредническая деятельность в стране разрушает экономику путем увеличения стоимости конечного продукта в несколько раз. И нефть потечет потоком не к нам. А к новым хозяевам.
Пройдет много лет, пока люди поймут ошибочность своих взглядов. А некоторые,… никогда.
Приехав в Черноморку, отставник застал отца за письмом.
- Кому пишем? И о чем?
- Горбачеву. Пусть вклад вернет со сберкнижки.
- Поздно папа. Этих денег нет уже нигде. Я же тебя просил истратить их на вещи, даже не очень нужные. Купил бы пару холодильников, ковры. Потом бы продал.
- Я спекулянтом никогда не был. Я был… коммунистом.
- А почему «был»?
- Я вышел из партии.
- Да?! Если не секрет, то почему?
- Ты дачу секретаря райкома видел? Она лучше моего дома в сто раз.
- И ты подумал. Вот брошу я партию, и им хуже будет. Не будет им хуже никогда. Они успеют нахвататься, а ты нет. Письмо порви. Не порти свои нервы. Если уже военные алкоголики ничего не смогли сделать, то «поезд ушел». Кстати, как день рождения думаешь отмечать? Как в прошлом году? В смысле, под нашим контролем.
- Конечно. Водку я уже купил.
На последние слова отца Заки не обратил внимания. Ну, купил, значит купил. До дня рождения еще далеко.
Через несколько дней звонок от соседки.
-Заки, срочно приезжай. Дед загулял. Пьет, уже, который день.
В селе картина ужасная. Дом не топлен. На кровати, заросший как бомж, отец.
- Вези меня в больницу. Плохо мне. Весь низ живота болит.
В больнице больному оказали помощь и оставили до утра.
- Ирина! Сколько у нас денег? Давай все, что есть. И белье чистое. Завтра везу отца в госпиталь. Нужна операция. Там уросепсисом может все закончится. Положение тяжелое. Вот ведь забота. Пока была жива мама, она его удерживала. А теперь…
В госпитале участников войны больного не приняли.
- Он же у Вас «приравненный». А мы берем только «боевых действий». И что Вы предлагаете?
Наивный майор не понял намека и повез больного в больницу. Там и сделали операцию. Трехчасовое лежание на холодном столе вылилось в двустороннее воспаление легких. Антибиотики удалось «достать» только в лазарете родной части. Дежурная медсестра обрадовано забрала лекарства и приходила в палату с набранным шприцом. Прошло три дня. Состояние ухудшилось. Но к двенадцати ночи больной перестал задыхаться. Неожиданное облегчение обрадовало, дремавшего на соседней койке, сына.
- Ты что, папа, встаешь? Тебе нельзя еще.
- Так. Вставай, давай. Пойдем. Вставай, я тебе говорю.
- Куда ты собрался? Ночь на дворе. Вот и сестричка идет. Уколы надо делать.
- Вставай, я тебе говорю. Мать ждет. Идти надо…
- Пап, ты можешь идти. Я не пойду. Давай до утра подождем. Туда… всегда успеем.
После укола больной задремал. Лежащий напротив, капитан посоветовал.
- Ты, майор, смотрю, не разбираешься в ситуации. Завтра лично проверь, какое лекарство эти сестры набирают в шприц. Видишь. У меня мои, в тумбочке. Сейчас верить никому нельзя. Я вот поверил укладчику и с перехлестом парашюта «свистел» до земли. Пузырь-то и лопнул. А в каких переделках только не побывал…
Капитан замолчал, считая что сказал все.
К утру отец уже был холоден. Когда он «ушел» к матери никто не заметил. Проверять лекарства стало бесполезно. Через три дня похороны вновь соединили родителей. На поминки один из соседей принес три курицы.
- Ты, Гарифович, не удивляйся. Я должен ему. Пили-то мы на его деньги… Там еще двое были. Но они вряд ли расплатятся. Бог им судья. А я должником никогда не был…
- Да, я знаю. Папа пытался мне ваши долги записать. Я отказался, сказав, что сам разберешься, когда выпишешься.
Дело случая, или нет, неизвестно. Но в течение года два других должника «ушли» за дедом. Один из соседей по язве желудка, перешедшей в рак. Второй сам решил свести счеты с опостылевшей жизнью. Вот и не верь, после этого в приметы, которые мы называли раньше суевериями.
Через месяц дом начали обворовывать. Вначале украли все железо.
Надо было принимать решение. Вечером, на семейном совете, решался вопрос о переезде.
-Что предлагаешь?
- Квартиру закрываем и переезжаем в село. Иначе там все вынесут.
- А здесь как же?
- Соседи рядом. Они же родственники депутата Верховной рады Валеры. Никто не тронет. Да и Степан Захарович присмотрит. Друг твой.
- Не друг, а пациент. Когда он лежал с гипертоническим кризом, то до приезда скорой помощи, я все, что надо, сделала.
- И теперь он говорит: «Ирочка, сколько раз я Вас увижу, столько раз угощаю». Знает, что ты пиво любишь.
- Должны же быть и у меня… слабости. А скорая, тогда, через сорок минут прибыла.
Кстати, у меня еще один крестник появился. Рассказываю. Только влезла в ванную, как прибежала соседка сверху. Мальчик у нее. Лет двенадцать. Котлетой поперхнулся. Я на голое тело халат и наверх. Не знаю, откуда силы взялись. Переворачиваю пацана над ванной и бью его по спине. Котлета выскочила, в крови. К приезду скорой, он опять розовым стал. А я его сейчас даже не подниму. Теперь на каждый праздник бабушка его мне подарки носит… Я не знаю, приживемся ли мы в селе.
- Я тоже не знаю, … но что-то делать надо. У нас как-то говорили, «даже неправильное решение, но принятое вовремя лучше правильного, но принятого с опозданием…»
Буйная весна обещала хороший урожай. Но майская и июньская жара высушили землю до трещин. Водопровод не работал. А покупать воду для полива, себе дороже. Пожарные машины воинских частей предлагали наполнить бассейны измученных селян питьевой водой за плату. Обещанные властью рыночные отношения начались. Но было и хорошее. Ирине предложили работу в школе, медсестрой.
- Все. Мы теперь полностью селяне. Завтра увольняюсь из лазарета и выхожу на новое место работы. А тебе поручение. У Зухры день рождения. Надеюсь, не забыл жену бывшего командира. Давай, напрягись. Пару куплетов под гитару ей понравятся.
Когда от первых блюд остались приятные воспоминания, гости заинтересовались.
- Заки. Ты гитару, не зря, наверное, принес. Что-нибудь новенькое есть?
- Да. Но, пусть Зухра сядет. Это песня для нее. Поехали.
«В авиации Бог – командир. В экипаже, отряде, полку.
Он на плечи свои возложил звезды-души и мы на лету.
А вот душу свою, как свои ордена, отдал той, кого сам полюбил.
Командира жена. Командира жена иногда выше, чем командир.
Он из класса в класс перешел. Нынче «классные» люди в цене.
Если все хорошо, он летает еще. Если, нет, он опять на земле.
А ее кто учил просыпаться без сил? Бесконечно вздыхать и прощать?
Вот сегодня опять, поздно кончим летать. Но попробуй его отыскать.
Если зол он, как черт? Все ему нипочем. И горит его служба дотла?
Если стал, вдруг, чудить? Штурманов стал…учить? Значит просто, жена не права.
Ну, а муж и жена, ведь «одна сатана». Сколько раз замполит их мирил?
Командира жена. Командира жена иногда выше, чем командир.
Если званье пришло. Значит званье и ей. Даже выше ступенькой одной.
И потом за столом. Тихо скажет, налей. Пью за твой экипаж, дорогой.
Ну, а мы, как всегда. Этот тост «на ура». И заплачем, как тот крокодил.
Командира жена. Командира жена за столом… выше, чем командир.»
Зухра похлопала в ладоши.
- Спасибо Заки. Песня хорошая, но… неправильная. Нас замполит не мирил никогда. Мы не ссоримся…. У меня прав таких нет. В знак благодарности я расскажу притчу.
«Женился узбек на хохлушке. Привез ее к себе на родину. Утром, уходя на работу. говорит. Ты должна знать наши обычаи. Если я приду вечером с тюбетейкой на левом ухе - радуйся. Подарки буду дарить. Слова ласковые говорить. Любить буду. Если же, приду с тюбетейкой на правом ухе, бойся. Подарки могу отобрать. Слова плохие скажу. Из дома выгоню. Все запомнила? Конечно, дорогой, говорит украинка. А теперь ты послушай наши обычаи. Если я встречу тебя вечером с руками на груди, радуйся. Плов будет. Борщ будет. Слова ласковые будут. Любить буду. Если же, я встречу тебя с руками «в боки», спасайся. Кормить не буду. Посуду всю об тебя разобью. Если жив останешься, радуйся. И плевать я хотела на твою тюбетейку… Договорились?»
Гости хохотали и гуляли долго. Все проблемы ушли куда-то далеко.
Из России пришла открытка. В г. Острове готовился 30летний юбилей 392 ОДРАПа. Надо было решать, «быть, или не быть?» Если «быть», то как? Русских денег нет.
- Давай, жена, сделаем так. Купим билеты только до Москвы.
- Понятно, «обратно приедут не все».
- Еще купим чеснок, орехи, копченую рыбу. Там все продадим и возьмем билеты обратно. А из Дубны Иван Шамаев обещал нас до Острова на машине доставить. Они тоже едут.
Сказано – сделано. Огромная площадь Курского вокзала вся заставлена лотками и картонками на асфальте. Торопливые москвичи купили все, кроме рыбы. Пришлось майору уговаривать таксистов приобрести Черноморские дары. Последнего леща, размером в полруки согласилась взять хозяйка пивного ларька на Савеловском вокзале.
- Привет передай мужу. Пусть попробует. Спасибо скажет.
- Обойдется. Я рыбу порежу на полоски и продам к пиву. Я бы и мужа продала, но никто же не возьмет… трутня.
- А ты его хвали почаще,… перед знакомыми и подругами… Мол «гигант…».
- В честь чего еще? Я, что, больная?
- Так уведут. Люди завистливы. А тебе облегчение.
- Эй, мудрец. Возьми еще десять рублей…за совет. Тебя как зовут?
- Гусейн Гуслия. Звездочет я, нерусский.
Уже в электричке семья обсуждает увиденное.
- Ну как тебе Москва?
- Теперь столица нашей Родины - базар. Намеки на это я еще лейтенантом заметил.
В Дубне друзья отмечали серебряную свадьбу. Несданный в комиссионку чайный сервиз, оказался кстати. Когда цифра 25 прозвучала за столом в сотый раз, Тамара грустно заметила.
- Какие 25? Лет пятнадцать если наберется, и то хорошо. У нас, то командировки, то наряды, то полеты. А последние годы, когда стал старшим штурманом, вообще его почти не видела. И, что интересно. Все военные хотят продвижения по службе. И загоняют себя в еще большую кабалу. И эта дурацкая ответственность. За все.
Гость с Украины поправил.
- Тамара. Это все верно только при одном условии. Если человек ответственный. Как наш юбиляр. Я-то знаю, как служит начальство на том же юге. Как говорят в Одессе, «большая разница».
В г. Острове устроились у Колобовых. Дети подросли и жили своей жизнью. В большой квартире хозяйничала собака. Гостей она не трогала, так как ее предупредили, что это хорошие люди. И имя у них одно - «Свои».
Когда торжественная часть в гарнизонном доме Офицеров подходила к концу, на сцену вышел человек с гитарой. Выступление задержала реплика «с места».
- Заки. Скажи, кто ты? Молодежь тебя не знает.
- Спасибо, Виктор Константинович. Я майор Ибрагимов. Бывший штурман-оператор, штурман корабля. Штурман отряда и потом, начальник радиоэлектронной службы 392 Отдельного Дальнего Разведывательного Авиационного Полка. Службу закончил на Украине в должности штурмана противолодочного полка штурманом-снайпером. Сегодня я представлю на ваш суд две свои песни. Первая о Земле, вторая о нас в небе. Остальные двадцать или тридцать на банкете. Поехали.
«Земля катилась шариком к закату. Наматывая вечер на себя.
И засыпала, чувствуя прохладу. Усталая, но добрая Земля.
Лишь полоса рвалась из-под машины. И падала куда-то в темноту.
И солнце билось вдребезги на блики об лопасти несущегося ТУ.
И солнце, догоняя, уходили к закату на заданье корабли.
И небо становилось не стихией, а продолженьем матери-Земли.
Где, в основном, обычная работа. Где новое значенье прежних слов.
Седьмого Неба, как седьмого пота, которым в том полете изойдешь.
И, подустав от тряски и от гула, с рассветом возвращаешься домой.
Еще разок проносишься по кругу, рассматривая Землю под собой.
Всплывают из-под дымки очертания полей и Вологодских деревень.
Где реки переполнены туманами из чашек опрокинутых церквей.
Вся в зелени, умытая росою, потягиваясь, сонная Земля,
Вдруг становилась узкой полосою, летящей по глиссаде, на тебя.
И исчезает сонная усталость в суровой беспощадности к себе.
Заходы на посадки оказались, падением в объятья ВПП.»
Спасибо за аплодисменты. А сейчас гимн родному полку разведчиков.
Только бой подберу. Тут интересная особенность. У меня все песни с разными боями. Я еще сам не знаю, почему. Так все. Идем дальше.
« На север взлет, корма на юг. Движки винтами воздух жмут.
Кому – куда, а нам туда, где нас не ждут.
Ну, что с того, что им до нас. Как нам до них, но есть приказ.
Отсчет, и вот уже, маршрут.
Идут над сушей моряки. Пусть нам тельняшки не даны.
Но мы идем на корабле.
И шутят злые языки, что нам доплачивать должны…
За, отдаленность от морей.
Разведка – бой. Само-собой, мы с нею связаны судьбой.
Вот это класс, увидел глаз. «Ничто не вечно под луной».
Вокруг нас сотни киловатт. Эфир давно уж сущий Ад.
И в нем радист за связь с Москвой.
И вот над морем моряки. А госграница позади.
И впереди нейтральный океан.
Там покрывало облаков на время скроет моряков
От всех забот родных землян.
Кто видел цель и долетел. Классифицировать сумел.
Нас на земле устали ждать.
Придешь домой, почти Герой. За все, что ты привез с собой.
Все могут дать. И все отнять.
И вот над целью моряки. Была б война, нам не уйти.
Но мы уходим новые искать.
Нужна разведка на войне. А если мир… тогда вдвойне.
Так значит нам с тобой. Еще летать.»
Последние строки повторил трижды. Чтобы запомнились. Они и стали эпиграфом к книге Евгения Калинина об истории полка… через двадцать лет. Запомнились, значит.
«Старший автобуса» собирал желающих побывать на аэродроме. Мужчины поехали, а женщинам надо было подготовиться к банкету. Часа два должно было хватить и тем и другим.
К исполнителю своих песен подошел заместитель командира по воспитательной работе. Замполиты теперь назывались так.
- Заки Гарифович. Вы нам все карты спутали. У нас уже столы накрыты в столовой. А тут оказалось, еще несколько десятков людей хотят присутствовать на банкете. И что прикажете делать?
- Радоваться. Поставить дополнительно столы. Можно в коридоре. Со спиртным то сейчас не проблема, а продукты всегда в запасе готовятся. Банкеты – дело прибыльное. Работайте. А я постараюсь обещание выполнить. Репертуар утверждать не будете? Ну и хорошо.
На аэродроме картина удручающая. Все знали, что Директива о расформировании полка уже подписана. Самолеты не ремонтировались. Стоящие на бетоне «птицы» без винтов и двигателей были уже не нужны. Летчики, не поднимая глаз, проходили мимо. В штабе на втором этаже был накрыт походный стол. Желающие наливали себе и, молча, пили не закусывая.
Разложенный на столах шоколад и в добрые времена не шел под водку. Да и не привыкли употреблять его летчики, всегда оставляя лакомство детям.
В столовой все было готово. Площадь для танцев заняли новые столы. Да и какие танцы могут быть на поминках? Но начало банкета было «советским». Генералы напомнили о заботе Родины об Армии. Потом обычным порядком. Тосты и музыка приглашенных артистов. Пришлось гостю с Украины брать инициативу в свои руки. Он усадил артистов за стол, а сам подошел к микрофону. Третий тост всегда один и тот же.
« Ушел и не вернулся Ту - шестнадцать. Ушел и не вернулся экипаж.
Нашли когда уж стали разбираться. На острове Надежды след пропаж.
Локаторы разведку обманули. Там скалы как засветки кораблей.
Увидели, поверили, нырнули. Сквозь облака к погибели своей.
Вот так всегда. Нас что-нибудь погубит. Доверие, как главная вина.
Доверчивых у нас - никто не любит. Такая, вот уж, странная судьба.
Под свист турбин. Под северным сиянием. Снижение в паденье перешло.
Застыли стрелки в небо остриями. Как будто зацепились за него…
А, у живых по времени обед. Спокойная в эфире тишина.
Не поняли, что связи больше нет. Не поняли, что есть уже беда.
Вот так всегда. Нас что-нибудь погубит. Доверие, как главная вина.
Доверчивых у нас - никто не любит. Такая, вот уж, странная страна.»
С последними аккордами все встали. Не чокаясь, выпили. Какое-то время было тихо. Но жизнь продолжается. Банкет тем более. Уже начались формироваться группы «по интересам», когда вспомнили про «дам». Нашлись слова о любви и взаимопонимании. Не зря Володя Сорокин говорил «когда пьете, в любви объясняйтесь женам. Скандалов не будет». Вот и сейчас они с женой сидят рядом и заняты только собой.
Пока мужья пили за своих жен, а холостяки за всех вместе в зале звучало «В авиации Бог- командир…». Теперь уже аплодисменты были более продолжительными. Но только ими дело не кончилось. Жена бывшего командира полка подбежала к микрофону.
- Спасибо огромное. Это же песня… про меня. Это я – жена командира. Все, все правильно. Можно я Вас поцелую. Это надо же?... Про меня уже поют…
Женщина нетвердой походкой вернулась на место, а автор за свой столик.
- Поздравляю! С первым «сногсшибательным» успехом. Помаду вытри. Артист…
К завершению вечера майору стало грустно. Жена это заметила. Они же видят не глазами.
- Так. Давай, не грусти. Все хорошо. Пусть люди принимают на свой счет все, что ты…сочинил. Я понимаю, что тебя беспокоит. Нет ожидаемой реакции слушателей. Причину позже скажу. Да и поесть надо, в конце - концов. Ты просто устал. Допинг на столе.
На второй день все гости встретились «на природе». Профилакторий у озера. Осенний лес еще помнил лето. Прозрачный воздух приятно холодил лица и…стаканы.
Никаких официальных речей. Сразу перешли к делу. О тамаде даже не спорили.
- Пусть Ибрагимов ведет вечер. Он все равно не пьет. Гитару отложи. Давай.
- Да нет. Пока она мне будет нужна. Дело в том, что в нашем гарнизоне давно сформировался грустный обычай. Все праздники мы начинаем с построения и… посещения могил наших товарищей. На всех банкетах мы поминаем тех, кого сегодня нет с нами. Сегодня они мысленно с нами. Это - экипажи Растяпина, Гладкова, Красносельских и Вымятнина. Сегодня еще и годовщина гибели экипажа командира полка. Двадцать два года назад они ушли в свой последний полет. Памяти всем погибшим посвящается.
«Опять на третье сентября дожди.
Опять на третье сентября туман.
А мы ушли, погоде вопреки
В единственный, наш пятый океан.
Когда туман – тогда обман. Мы думали, прогнозы врут.
Когда над полосой туман, тогда посадок не дают.
И кто из нас, совсем не рисковал?
Ведь ради дела. Никому назло.
И сколько раз, туман он пробивал?
И только раз, ему не повезло.
Ведомый видел вспышку на земле.
Об этом он тот час же доложил.
И два часа, еще потом, летел.
Сквозь слезы на посадку заходил.
Когда туман – тогда обман. Всех, обманувшие, живут.
Над нашей Родиной туман. И нам посадок не дают…»
Об аплодисментах никто не думал. Да и неуместны бы они были в данный момент. Отложив гитару, тамада продолжил банкет. Пришлось определять очередь желающим выступить. Короткие характеристики на гостей не обижали. Но заместителю командира полка не понравилось.
- Как это я не отдавал долги? Не помню ничего подобного. Брешет тамада.
Сидящий рядом, старший штурман Шамаев, заметил.
- Викентьевич. Если Вы раньше не помнили, то как можете сейчас спорить? Нелогично.
Возмущенный подполковник повернулся к жене. Та отмахнулась.
- Да не переживай ты. Мало ли чего люди скажут. Главное, что ты никому не должен. Претензий же нет. Расскажи лучше молодежи, как ты с приваренными шасси летел.
- Действительно. Помните, один из первых наших ТУ-95. Так вот, с завода я его перегонял с неубранными колесами. На маршруте от меня птицы шарахались и вертели крылом у виска. Мы шли на 400, как тихоход какой-нибудь. А руководитель на аэродроме мне замечание делает, ехидным таким голосом:
- Шестьсот второй, на посадочном. Вы не доложили о выпуске шасси. А я ему- Шасси не выпускал…потому что я не убирал их. Они у меня приварены. Тот долго молчал. Почти до самой посадки. В, общем, сели нормально…
Истории следовали одна за другой. Но вот слово попросил Хадарцев. Это был летчик, которому орден присвоили за конкретный эпизод по спасению машины и экипажа. Все ждали, что он напомнит именно об этом случае. Но, ошиблись.
- Я хочу вот что сказать. Выговор-то с меня вы не сняли. За поломку самолета на Кубе. Помните? Не будем искать виновных. И самолета уже нет, а выговор есть. Несправедливо.
Тамада взял инициативу, в который раз.
- Все верно. На том собрании я был председателем. И выговор без занесения организовывал я. Чтобы у вышестоящих инстанций не было искушения усилить взыскание. А потом товарищ уволился. Поэтому предлагаю. Выговор с товарища Хадарцева Ахболата Зелимхановича снять,… как «сыгравшего свою воспитательную роль». Кто «За»? Прошу голосовать. Единогласно. Взыскание снято. Предлагаю выпить за одного из лучших летчиков нашего полка. Ура!
Слово попросил бывший Главный штурман Авиации Северного флота Дудин. В.И
- Я много говорить не буду. Впервые. Наличие гитары меня подвинуло на маленький подвиг. Сейчас товарищ тамада мне подыграет. Всего три аккорда. Тост в песне.
Смысл текста песни сороковых годов был в том, что авиаторы смелые люди, но здоровье свое распределяют поровну между самолетами и… женщинами. Аплодисменты долго не утихали. Потом слушатели потребовали еще шутливую песню. Но о нашем времени.
- Есть такое. Помните, у нас был самодеятельный художник старший лейтенант Поляков. Так он, после перевода в Очаков, во всю стену холла в здании Экспресс-центра создал из мозаики картину. На ней были изображены три командира – руководители полка и эскадрильи. С абсолютным портретным сходством. О них и песня.
«Стоят три командира у стены. Как три богатыря. На той картине.
Их Поляков не зря соединил. Они душою вместе и поныне.
Они служили вместе и летали. А в остальное время управляли.
Один из них был самый заводной. Он водку пил и лил ее рекой.
Все думали, нарвется на указ. А он порезал пятку только раз.
Потом лечили, пили и хромали. А в остальное время управляли.
Второй казался тише и скромней. Но верен был фамилии своей.
И если пропадал средь гаражей. То лишь для укреплений должностей.
Потом они друг друга провожали. А в остальное время управляли.
И третий, не попавший под указ. Летал на двух машинах он за раз.
Однажды стало всем не по себе. Два в воздухе, один на полосе.
Один и тот же слышим позывной. Гребет налет лопатой над водой.
Вот так они служили и летали. И нами, дураками, управляли.»
Об указе все догадались без пояснений. Антракт.
В перерыве к автору подошел бывший начальник штаба полка, впоследствии начальник разведки Авиации Тихоокеанского флота Ростов Артур Георгиевич.
- Привет Заки. На грани чего ты сейчас? Помнишь выражение Гордеева о том, что Ибрагимов стоит на грани допуска полетов на радиус и позволяет себе небрежность, при оформлении карт.
- Помню. Мне это потом стоило дорого. Но не дороже жизни. Но все равно, какая-то загадка в моей жизни есть. Я вот смотрю на Вас всех. Все вокруг меняется… кроме меня. Страна, идеология, все другое. Кто-то растет. Кто-то наоборот. Но их меньше. Наверное, я еще не выполнил главную цель своей жизни.
- Не мудри. Главное у нас позади. Мы хорошо поработали. Гордиться даже можем.
- Сомневаюсь. Я вот материал собираю… для книги. Придется вновь учиться. Так что считай, что я по-прежнему «на грани». Может быть, на это уйдет весь остаток жизни. И я не уверен смогу ли перейти эту грань. Поэтому и грустно. Иногда.
- А ты помнишь вашего «правака» Калашова?
- Конечно. Дружили даже, но не семьями. У него библиотека хорошая. И, знаешь, как он ее собрал?
- Я о другом. Он сейчас «большой человек». Генеральный директор чего-то в Питере.
- Молодец. Я же говорю, растут люди. Увидишь, передавай привет.
- Может быть, письмо ему напишешь? Просто так… к нему не пустят.
- Ни за что. Время сейчас … бандитское. Верить никому нельзя… У Д Артаньяна письмо-то украли…
По дороге домой Очаковцы оказались рядом с четой Сорокиных.
- Володя и Эля. Как вам живется в Риге, в Европе то есть? Не обидно?
- Не понял. На что обижаться–то? Что цены не растут каждый день. Что в час ночи могу зайти в любое кафе и сидеть дам до утра с чашкой кофе? Что пенсию получаю в долларах?
- Я о другом. Как бы, помягче, сказать. Быть… вторым сортом.
- Так ты о том, что мы не граждане в стране проживания. Туфта все это. Вот ты гражданин Украины. Ну и что? От тебя что-нибудь зависит? Чиновниками и депутатами ни ты, ни я уже не будем. Так какая между нами разница? Я, смотрю, ты до сих пор в КВНы играешь. Веселись, живи и… не пудри мозги.
Однокашники обнялись на прощание и больше не встречались никогда. Через десять с лишним лет товарищ умер от рака крови. Полеты рядом с магнетроном на месте штурмана корабля сделали свое черное дело.
Черный и громадный терьер в квартире Колобовых очень удивилась, что гости не обращают на нее внимания. Грозно рыча, она пыталась напомнить о себе. Но людям было уже «море по колено». Хозяйка пыталась показать выучку.
- Заки, Дай ей кусочек сыра. Она не возьмет… «Дрессссированная».
Кусочек мгновенно исчез в огромной пасти.
- Ах ты, Лина! Как ты меня опозорила? Я же сказала-"низзя". Нельзя я тебе сказала.
Больше ни кусочка не удалось скормить другу человека с черными кудрями.
Дорога до Дубны запомнилась посещением леса. Гости с Украины не хотели выходить из чащи. Изобилие грибов тоже было напоминанием молодости. Но впереди еще четыреста километров. Москву объехали стороной. В двенадцать ночи радостный лай овчарки возвестил о приезде. Поздний ужин уже заканчивался, когда Тамара вспомнила.
- Заки. У тебя скоро юбилей. Держи подарок. «Прерванный полет», книга Марины Влади о твоем кумире. Да и о нашем тоже.
- Вот за это спасибо, дорогие. Можно, Тома, я тебя поцелую?
Гость наклонился к хозяйке. Та подставила щеку. Но поцелуя не получилось. Сзади раздался звук падающего тела и крик хозяина.
- Фу! Я тебе сказал. Марш на балкон.
- Что это было, Иван?
- А ничего… Собака прыгнула,… я еле успел ее оттолкнуть. При ней Тамару трогать нельзя. Охранница чертова.
- Ну, спасибо еще раз. А как же вы… спите? При такой строгой надзирательнице.
- Ночует она на балконе. …Или приходится закрываться на ключ… Как в молодости.
В поезде делились впечатлениями.
- Ты доволен поездкой?
- Почти счастлив. Организаторы хорошо поработали. И альбомы разведанных целей. Потом приветственные адреса с картой мира и достижениями полка. Часы и вымпелы с символикой ОДРАПа. Гордеев очень пожалеет, что не поехал. Нина Васильевна больна. Ты не обратила внимания на деталь. После семьдесят восьмого года в истории полка всего две записи.
- Ну и что?
- Так это самое важное. Вся история делалась при нас с тобой. А потом они только поддерживали, достигнутое. Спасибо тебе, что согласилась на поездку.
В прекрасном настроении путешественники вернулись домой. Кошмар начался с порога. Внуки покусаны собакой, которую пришлось пристрелить. Бывший зять вернулся в семью и всю неделю продолжались, «пьянки-гулянки». Запасы на зиму в виде консерваций и вина уничтожены. Узнав о приезде родителей, отец внуков предусмотрительно скрылся. Дочь даже не оправдывается. Подробности рассказывают наблюдательные соседи. В доме пахнет корвалолом.
- Заки. Ну, скажи. За что нам такая напасть? И что теперь делать?
- Ты помнишь, по школе, императора древнего Рима, Августа? В честь него еще месяц лета назвали.
- При чем, здесь, древний Рим?
- Ты выслушай до конца. Вот этот император лет сорок воевал. Победил всех своих врагов. В империи навел порядок. Его за это еще «отцом отечества» называли. Единственное, что он не смог сделать, это воспитать свою старшую дочь Юлию. Она прошла через все пороки того времени. Отец и на остров ее ссылал. И вино уничтожил в ее окружении. Бесполезно. И внучка пошла такой же дорожкой. Вывод. Мы ничего не сможем сделать с уже состоявшимся горем. Надо внуков спасать от всего. От матери тоже. Будем думать. И …готовиться к вариантам.
(Продолжение следует)