Я шёл по лесу, как в тумане, перед глазами стояло перекошенное от боли лицо полицая, когда я вонзил в его живот свой нож, жалости к этому человеку у меня не было. Вышли на небольшую полянку, из кустов нас окрикнули, старший группы отозвался, мы полезли в топкую жижу, которая воняла тухлыми яйцами. Неся на себе мешок, взятый из телеги, которую пришлось оставить, я в очередной раз подумал о себе, о своей дальнейшей судьбе. Неожиданно мы вышли на сухую землю, я присел, чтобы вылить из сапог воду, но она сама выходила через рваные дыры, нужна другая обувь. К нам подошли люди, забрав у нас поклажу, они показали стволами своего оружия куда идти, мы повиновались. Вышли к неглубокому логу, с двух его сторон из земли виднелись крыши, еле заметный дымок ровной струйкой поднимался к кронам деревьев. Встречали нас как дорогих гостей, нет хлеба с солью не было, зато было много народу, впереди всех стоял военный, на его фуражке блестела красная звёздочка, а на груди то ли орден, то ли медаль, я в этом не очень-то разбирался. Человек, который нас привёл, что-то в полголоса рассказывал ему, мы опустили глаза, стесняясь пристальных взглядов встречающих. Выслушав доклад, военный сказал:
- Вас накормят, покажут, где помыться, подберём чего из одежды, до завтра отдыхайте.
Нам отвели землянку, откуда вынесли какие-то вещи, мы помылись в шатре, была даже горячая вода, переоделись в чистое и неплохо поели.
Как я уснул – не помню, только спал я почти сутки, мои товарищи удивились этому. Я боялся, что из-за сна что-то пропустил, но меня успокоили, что к ним никто не приходил, никуда не звал, приносили еду, моя чашка с кашей дожидается на столе. Поев, я решил выйти на улицу, где сразу же столкнулся с человеком, у которого в руках была винтовка.
- Если по нужде, то за сосну, дальше не ходи, головой не крути, - строго сказал он.
Справив нужду, я выполнил его указание, сразу же вернулся в землянку. Меня опять стерегут, когда же это кончится?! Всё началось ближе к вечеру, нас стали водить по одному к командиру отряда, возвращавшиеся бойцы были хмурыми, я ничего не спрашивал, придёт моя очередь – сам всё узнаю. Мне вышло идти последним, войдя в землянку командира, увидел трёх человек (опять три), командир отряда, уже знакомый мне партизан - командир группы, третьего я не знал. Мне указали на табурет, я сел.
- Расскажи о себе, - начал командир отряда.
Я не знал с чего начать, переспросил.
- А начни с детства. Где жил, учился, чем занимался, когда началась война?
Меня как будто прорвало, слова из меня текли рекой, рассказал всё, не забыл и про валенки, окончив рассказ, увидел на лицах присутствующих удивление.
- Мы это всё проверим, есть такая возможность. Последний вопрос, что собираешься делать дальше?
- Если не расстреляете, буду воевать.
Прошло тринадцать дней, я вёл подсчёт, в отряд привели ещё двоих бывших пленных, по их рассказам получалось, что и они на той дороге были. Из партизанского лагеря нас не выпускали, но разрешалось ходить по его территории. Чем могли, мы помогали партизанскому хозяйству. Среди нас нашёлся умелец до железа, он работал в мастерской, чинил оружие, я больше дровами занимался. Видя, что мы иной раз болтаемся без дела, командир приказал рыть землянку, время уже не так тянулось, день заканчивался быстро. Как-то вечером, когда мы вернулись с работ, в наше жилище вошло двое партизан, крепкие высокие мужики. Не говоря ни слова, они накинулись на бойца, одного из двоих, что привели после нас. Он отчаянно отбивался, матерился, связав, партизаны увели его, мы ещё долго сидели в тишине, не понимая, что произошло. Утром было построение, позвали и нас. Стоя в строю, мы слушали командира отряда и того незнакомца, что был в землянке при моём допросе. Они говорили о фронте, который неумолимо приближается, о победах Красной Армии, о зверствах отступающих фашистов. Потом перед строем вывели связанного бойца из нашей землянки. Командир отряда объявил, что данный человек является предателем, что он специально послан в лес немцами, чтобы выведать местонахождение партизан. Тут же вынесли приговор – смерть предателю, его повесили как раз за нашей землянкой.
Пользуясь свободным временем, я выстирал свою форму, используя вместо мыла золу из костра, аккуратно залатал её. Примерив, почувствовал себя настоящим бойцом, жалко шинель не спасти, ей больше всего досталось. Увидев меня в форме, боец, который помогал в мастерской, сделал мне звёздочку, прикрепляя её к пилотке, я чуть не заплакал. Видно настал мой день, за мной пришли, именно так - пришли. Вошедший в нашу землянку пожилой партизан, показав на меня пальцем, тихо сказал:
- К командиру.
Пока шёл, передумал чёрт знает что, но в том, что я рассказал о себе правду – я был уверен.
- Садись. Завтра пойдёшь с группой, - он указал на сидящего рядом со столом партизана, - он командир.
Выйдя вместе со мной из землянки, партизан протянул руку:
- Николай Алексеев, на людях – товарищ командир.
Я пожал протянутую руку, уже хотел убрать свою, но Николай не отпускал. До меня дошло, что за время своих лишений я забыл как знакомятся обычные люди.
- Никита Лапин, - спохватился я.
- Отдыхай до утра, тебя разбудят. Хотя постой, давай ко мне в землянку,
собирай свой скарб.
Я посмотрел на себя, Николай всё понял.
- Ребятам скажу, а то за землянкой искать будут.
Забрав из землянки своё полупальто, я попрощался, ни слова не сказав о завтрашнем дне.
Разбудили меня рано утром, сначала я не понял, что случилось, а сообразив, стал быстро собираться. На улице Николай протянул мне немецкий карабин, предупредив, что он заряжен.
- Вот, ещё возьми, - он протянул пять патронов.
Повесив карабин на плечо, я сунул патроны в карман галифе.
- Проверь, может там дырка, а у нас нет патронного завода! – сделал мне замечание стоящий рядом партизан.
Я его не послушался, о чём потом пожалел. Не имея привычки держать руки в карманах, да и во всех местах, где я за последнее время побывал, это было мягко сказать – не принято, не отдал должное целостности карманов. Шли долго, но я наслаждался дорогой, отдохнул в партизанском лагере. Остановились возле почти сгоревшего дома, Николай, указав на двоих партизан рукой, отправил их в разведку. Через час разведчики вернулись, я слышал, что один из них сказал командиру.
- Оцепление с перекрёстка сняли, там никого нет.
С самого начала я не знал цели нашего выхода, слушался команд, делал как все. Растянувшись цепью, мы шли между молодых деревьев, не заметив канаву, которая заросла травой, я упал, упал тихо, но партизаны посмотрели на меня так, будто я бил в барабан. Впереди показалась дорога, все пригнулись ещё ниже, я сделал тоже самое. Командир дал сигнал всем лечь, дальше ползком. Остановились, когда до дороги оставалось каких-то десять метров, снова пошли, вернее поползли разведчики.
Потянулось время ожидания. С детства не любил ждать, одно дело, когда знаешь, во сколько что-то произойдёт, другое, когда точного времени никому не известно. Раздался приглушённый свист, как будто ветер пролетел между деревьев. Рядом со мной лежал тот самый партизан, что советовал мне проверить карман, я прошептал в его сторону:
- Мне что делать?
- Стреляй, когда сигнал услышишь.
Какой сигнал, кто его подаст, в кого стрелять? На дороге показалась подвода, за ней ещё одна, потом третья. Кроме возниц, рядом с каждой подводой шло по шесть полицаев, они настороженно всматривались в лес. Лошади с трудом тащили телеги с мешками. Я тщательно прицелился в толстого полицая, который шёл рядом с первой телегой, в такого-то я не промахнусь. Выстрел, который раздался левее меня, так напугал, что я нажал на спуск карабина, громыхнуло, я видел, что полицай упал. Попал, попал, попал! Второй выстрел – мимо. Снова выбрал себе цель, полицай под телегой, прицелился, как учили в школе, выстрел – полицай ткнулся лицом в землю. Третьего полицая ранил, хотел добить, но промахнулся. Сунув руку в карман за патронами, не обнаружил их там. Неужели потерял?! Бой продолжался, я видел, что тех полицаев, которые шли со стороны леса убили или ранили почти сразу, остальные укрылись за телегами. Возница второй подводы решил уехать, объезжая первую телегу, съехал в кювет и перевернулся, лошадь мучилась, запутавшись в упряжи. Со стороны первой телеги раздавались короткие автоматные очереди, мне с трудом было видно укрывшегося там полицая, другие его и подавно не видели. Резко поднявшись с земли, я бросился на него, держа карабин стволом вперёд, как будто у меня есть штык. Добежав до него, я ткнул его стволом карабина в живот, он согнулся, выронив из рук автомат, недолго думая, я, замахнувшись карабином как дубинкой, что есть мочи, ударил его по голове, брызнула кровь. Бой стих так же внезапно, как начался, двое полицаев вышли из-за телеги с поднятыми руками. Выбежавшие из леса партизаны, поставили телегу на колёса, погрузили на неё выпавшие мешки, раздалось два выстрела, полицаи упали. Отвлёкшись на них, я не заметил, как ко мне подошли справа, кто-то сунул руку в карман моих галифе, его рука провалилась по локоть. Тот самый партизан укоризненно покачал головой.
Продолжение следует.
14
