В косу вплёлся запах плесени, из-за остроты граничащий с мятным. Я прогоняла его, как могла из маленькой комнаты, что захлебнулась тяжёлой влагой дождливого сезона. Вентилятор во весь потолок бессмысленно рубил густой воздух. Окно, полное пышных пальм, оставалось распахнутым всю ночь.
Перед рассветом выла птица коял, и прилетали побираться на кухню вороны. Повара спали в арке входа; торговцы сворачивались в три погибели между сдвинутых стульев; подавальщики - под москитными сетками на полу открытых кафе. Семьи раскидывали слабые от сна руки на плитках тротуара. По каменным оградам садов ночевали, как кошки, тонколицые псы, беспризорные коровы перегораживали улицу пустыми боками. Вдруг всё выдыхало и поднималось, чтобы уже не остановиться.
Было страшно представить, что копошится в сырости за оббитой тканью спинкой кровати. Женщина в золочёном платке и мужчина с флейтой на узкой картине напоминали, в какой части света находится комната. Постельное бельё казалось сияющим на фоне распада.
На пол коридора выставляли грязную посуду, стены на лестнице были обрызганы едой и кровью. Вход не имел дверей; ступеньки сразу вводили в задворок между каменным забором и стенами здания, пропитанными водой. Ящики с пустыми пивными банками оплетали лиловые растения. Сумасшедший запах гниения, перца и дымных благовоний туго наполнял воздух.
- Привет, мадам, посмотри, - кричали дорогой к пляжу. Разноцветный хлам, как во всех прибрежных городках мира, трепыхался в бризе. Океан был слишком громаден, чтоб осознать его. Ум понимал лишь поток, соединённый с небом, разноцветные флажки да выученную в школе карту. Ничего из этого не могло донести величия, и даже воображение не умело представить толщи и километры живой в каждой своей капле воды.
Я шла пешком до форта, в котором время проело тонкие норы, окровавленного пять веков. Белые матросы сбрасывали отсюда мёртвых, и волны несли их к сказочным дворцам, вселяя ужас. Крики казнённых всё ещё метались в разрушенных башнях.
Потомки их, расслабленные, довольные, гуляли по древним стенам. И, как часто бывает в незнакомых местах, они казались счастливей тех, с кем делишь обычную жизнь. Они звали меня в свои снимки, и мы разговаривали жадно, как случайно встретившиеся в космосе инопланетяне.
Слова, такие строгие в учебниках, составлялись в живой разговор. Слова обретали объём и форму, в которых плескались улыбки.
- Наш брак по любви, - сияя, рассказывала юная девочка в светлом хлопчатобумажном шальваркамизе. Свежесть и радость шли от девочки, неожиданно для себя самой прорвавшей окостеневший порядок.
Сразу за фортом начинался конец мира, верно описанный древними как ничто. Погнутая табличка запрещала находиться там, и я спускалась на песок. Ноги были окрашены охрой от земли, покрывавшей переходы форта. На берегу кричали, и отправляли в океан лодки, женщины резвились в мокрых сари, скитались тощие коровы и собаки. Музыка летела над соломенными крышами, как выпущенные на ветер лепестки.
Казалось невероятным, что здесь всё еще с легкостью ставят клейма, словно так проще не сгинуть в людском водовороте (здесь я имела в виду кастовое деление).
Песок смешался с мусором и сделался серым в петляющем переходе с берега на дорогу. Визги мотоциклов пронзали улицу, как невидимые иглы. Под воздушными корнями священного баньяна, я ждала автобус. Он врывался ниоткуда, праздничный и шумный, в гирляндах цветов, со статуэткой Ганеши – весёлого бога с головою слона. Кондуктор надрывался в двери, созывая народ. Под музыку кинофильмов автобус взметал и мчался безудержно, лавируя в путанице улиц с лёгкостью байка.
Меня разглядывали, исподтишка или прямо, любопытно, как смотрят у нас на африканцев. Может быть, людям хотелось подержать руки, пощупать лицо, волосы.
Иной раз меня окружали целые семьи, компании друзей. Ах, как хотелось пропеть им: «Ай, ромалэ, ай, чавалэ!» - такие они были шумные, так сильно кивали головой, могли больно схватить за плечо в порыве. Они были пёстрым вихрем, музыкой, что текла в их жилах вместо крови. Мы проводили вместе путь и расходились друзьями.
Горячая пыль висела в воздухе автобусной станции. Горел мусор, у забора справляли нужду десятки людей. Сразу все запахи земли сбросили сюда и перемешали. В узких щелях безобразных от чёрной плесени зданий люди творили добрые дела: стригли волосы, готовили питьё, ремонтировали телефоны, пекли лепёшки роти. Каждый выполнял свое крошечное дело с вселенской тщательностью, красивыми отточенными многолетним повторением движениями.
Старичок с лицом университетского учёного выстругивал тростниковый сок на сложном аппарате из металлических рычагов и покрытых зубцами сфер. Синтетическая рубашка прилипла к его мокрой спине. «С лимоном вкуснее», - подсказал студент, ждущий своей порции в тени. Пальцами с тёмными неостриженными ногтями старый человек выдавил сок лимона в мой стакан. Тайна напитка была в глюкозе, что мгновенно оживляла на жаре.
На автостанции я подняла на руки девочку с пластмассовыми браслетами на запястьях и щиколотках, игравшую у самых автобусных колёс. Её тельце оказалось лёгким как у котёнка, будто с полыми косточкам. В узкой щели парикмахерской все засмеялись, а отец девочки засмеялся и заволновался одновременно, вздёрнул руки и весь подался к ребёнку.
#путевые заметки #лето #2017 год #путешествия #волшебная индия #азия #люди индии #люди азии #книги об азии #наблюдения за людьми