Найти тему
СВОЛО

Каюсь

Чёрт меня попутал… Начав более 60 лет тому назад с простого коллекционирования толкований искусство- и литературоведами произведений искусства через толкование их деталей, я постепенно сам стал толковать. А человек я системный. Поэтому для собственного толкования я стал отбирать нравящиеся мне теории. И вот тут- то и попутал меня чёрт. Я теории принялся согласовывать друг с другом на свой страх и риск, и это у меня стало не только получаться логически (а быть логичным не значит быть правым), но и подтверждаться толкованиями. Создалось впечатление некой истинности моего фантазирования.

Когда Достоевский в своём романе «Подросток» придал такую деятельность старшему Версилову, ни у одного читателя не могло зародиться возмущения. Ну такой это персонаж.

А лично я был потрясён таким фактом. – Версилов этот многозначительно нафантазировал вокруг картины Лоррена «Асис и Галатея» в Дрездене. А после войны эта картина была перевезена в СССР в числе других спасённых в Дрездене картин. В 1955 году правительство решило вернуть все картины в ГДР, перед этим выставив их для всеобщего обозрения. И я их посмотрел, оказавшись в Москве. Так вот, подойдя к названной картине, я почувствовал странное волнение. Словно я эту картину уже видел. А это было мало вероятно, хоть иные вещи я точно видел в репродукциях, например, «Прекрасную шоколадницу» Лиотара. – В общем, я, ещё не подходя к картине близко (помню, что из-за бодрых таких волночек на море), решил, что это то, над чем фантазировал Версилов Достоевского. Подошёл – так и есть! – Пахло объективностью.

Пока я свои опусы писал в специальные блокноты, ежедневники, и давал их читать знакомым и приезжающим в наш город родственникам, всё было объективно нормально. Какой набор теорий ни лежал в основе писаний, это никого не заботило. Но одну вещь, целую книгу, о картинах Чюрлёниса (я её много лет писал), мне хотелось издать с названием типа «Рассказы по картинам». Как в школе сочинения пишут. Субъективные, мол, записки. И мало ли какие теории лежат в их основе. Но в СССР пробиться было нельзя (или мне так не везло). Единственный позитивный признак был такой: мне посылаемое (а я к машинописи добавлял альбом репродукций) всегда уважительно возвращали. Хоть, кажется, в редакциях это не принято. Чувствовалось, что люди впечатлялись.

И я обнаглел.

А потом строй сменился, и стало возможным развести того или иного денежного мешка на меценатство. Я издал 18 малотиражных тонких книг за несколько лет. Библиотеки соглашались экземпляр купить. Знаменитые библиотеки соглашались принять их в дар. Параллельно меня не погнушались принять в научную Пушкинскую комиссию при Одесском Доме учёных. Я там и на межвузовских конференциях читал доклады, и межвузовские конференции издавали свои материалы в виде книг на бумаге.

Ну полное впечатление, что набор взаимосогласованных теорий имеет объективную ценность. Непрекращающиеся удачи с их применением для конкретных толкований впечатление подтверждал. Всё как-то сходилось. И подтверждалось тем, что меня ценили главреды нескольких нерецензируемых электронных журналов.

И я стал себя чувствовать, будто я более-менее признан. И это настроение проникло в любую статью. И я стал мерзок для некоторых читателей.

Вот и сейчас я думаю: у меня родилось некое теоретическое, что ли, соображание в связи с художниками Стожаровым и Домашниковым.

Первый мне представляется представителем в веках повторяющегося идеала типа трагического героизма. И он иногда доходит до ребячьего оптимизма. Хоть вообще-то воспевает нюанс народной стойкости традиционализма, тихо борющегося с советской властью, погрязшей в Потребительстве и благой, мол, перспективе неограниченного материального прогресса. Оппозиционер такой неявный. Подсознательный идеал которого – настоящий социализм, т.е. ведущий к коммунизму, который есть самосовершенствование человека, в чём-то противоположное Потребительству и неограниченному материальному прогрессу.

А Домашников иной оппозиционер. Гораздо более мягкий. Он видит, что власть давит, чтоб художники писали в стиле так называемого соцреализма (социализм официально, - но не для себя лично, - понимая как ультрацентрализованное общество работизма с тенденцией всё больше считать труд первой, мол, потребностью личности). Ему это противно. Так Домашников придумал воспевать радость жизни (которая есть вообще нюанс любого произведения живописи, даже трагического). У него не радость-преодоление, как у Стожарова (аж подсознательная), а просто осознаваемая радость жизни, не задумывающейся, что может быть в принципе и горе.

Во всём этом соображении есть много спец теорий, которые к тому же не общеприняты, а я веду себя велеречиво. Будто они приняты. А если кто не слышал, я не виноват, мол.

И вызываю собою отвращение.

А мне хочется плевать и выдать живописные примеры разного подхода Стожарова и Домащникова чуть ли не к изображению одного и того же по теме (Севера).

Стожаров. Село Большая Пысса. Весна. 1971.
Стожаров. Село Большая Пысса. Весна. 1971.
Домашников. Вечерний сеанс. 1969.
Домашников. Вечерний сеанс. 1969.

Стожаров тихо подтрунивает над властью, старающейся сделать вид, что она хлопочет о народных интересах: и самолёт (кукурузник) в эту глушь летает, и трактором рыбаки обеспечены, и газиком, и дороги подведены к каждому дому.

А Домашников не подтрунивает. Он просто счастлив вместе со своими персонажами, что сегодня вечером будет кино и танцы. (Вспоминаю, что в нашем городе было несколько кино и танцы в нескольких местах три раза в неделю: в среду, субботу и воскресенье. – Так это была уже советская как бы Западная Европа – нечего сравнивать.)

Как я докажу, что Стожаров подтрунивает?

В 1966 г. в Западной Сибири было открыто супергигантское Уренгойское газовое месторождение. От газопровода в Западную Европу до Большой Пыссы (она в Коми АССР) недалеко. Но и в мыслях ни у кого не было газифицировать попутные газопроводу населённые пункты. Смотрите, какие поленницы дров возле каждого дома лежат. Уверен, что и сегодня это село не газифицировано, как и в 1971 году.

А у Домашникова мысли в хозяйственную сторону ну никак не заглядывают. Только телевизионным антеннами крыши усеяны: жизнь – праздник. Никаких поленниц, никакой техники…

Ну а живопись? Вроде, одинаковая.

А вот ещё одинаковость живописи: кричаще насыщенный цвет, - но симптоматическая разница в теме.

Стожаров. Новгород. Ярославово дворище. 1972.
Стожаров. Новгород. Ярославово дворище. 1972.
Домашников. Памятник Пушкину. 1975.
Домашников. Памятник Пушкину. 1975.

Та же у Стожарова подначивающая бодрость вопреки плохому отношению государства к религии, которое является образом плохо отношения к курсу на полноту жизни человека во имя сужающих полноту потребительства и работизма.

И то же у Домашникова отсутствие самого представления, что мыслимо что-то нехорошее, кроме нацеливания на так называемый соцреализм.

И потому у обоих такой оппозиционный размашистый мазок. В пику официально поощряемой гладкописи. Даже когда о трагедии речь, о противостоянии Пушкина царизму, мол, в последнем итоге.

Горбов. Дуэль Пушкина с Дантесом. 1936.
Горбов. Дуэль Пушкина с Дантесом. 1936.

Ну вот, читатель, вы прочли подведение нескольких картин к некой теории изменения живописи во времени. Что: очень противно, что пыжится некий таракан, будто у него не логика-заблуждение субъективное, а научно популярная литература?

7 июля 2022 г.