Начало войны мне запомнилось очень хорошо, в тот воскресный день все занимались своими делами. Мама гладила бельё, я пришивала латку на порванные штаны младшего брата, тот был занят рисованием. В нашу дверь, без стука, буквально ворвалась соседка. Всегда ухоженная, нарядная, с красивой причёской, сейчас она больше напоминала ведьму из сказки, волосы растрёпанные, халат лишь на половину застёгнут:
- Вы что, радио не слушаете?! – она указала пальцем, что тоже было на неё не похоже, на чёрный репродуктор.
- А чего там? - отвлеклась на секунду мама.
- Война началась, Молотов сказал, что на нас напали немцы!
Утюг остановился, мама посмотрела на соседку, обе, не сговариваясь, присели на стулья, в комнате запахло горелой материей.
- Когда началась? – спросила мама, думая о своём.
- Сегодня утром, сказали, что уже бомбят наши города.
Проводив соседку, мама продолжила глажку, а я не находила себе место, взялась за книгу, но не видела строчек.
Вечером к нам постучали, младший брат уже спал, приглушённый голос соседки уговаривал маму, подойдя к двери, я прислушалась.
- Я только с вокзала, там такое творится, люди на крыши вагонов лезут, лишь бы уехать. Уходить вам надо, от нас до границы рукой подать, а ты жена красного командира, враг придёт, не поздоровится, о детях подумай.
- А если муж приедет, а нас нет?
- Война, соседка, как он приедет? Сбежит?!
Как не мучили меня тревожные мысли, но я всё же уснула. Утром постаралась встать раньше брата, оказалось, что мама не ложилась. Посмотрев на меня уставшими и заплаканными глазами, встала из-за стола, чтобы налить чаю.
- Мама, тётя Зина права, нам лучше уйти.
- Куда, дочка? Рядом никого близких нет.
- Папа как-то про бабушку говорил, может к ней?
- Я знать-то её не знаю, название села, да фамилия, вот и всё.
- Туда и пойдём.
Впервые мама меня послушалась, может потому, что мне уже исполнилось шестнадцать, и в нашей семье меня считали взрослой.
Всё же три дня мама думала, четвёртый день ушёл на сборы, два чемодана и узел, снова и снова перебирались, облегчая ношу. Вечером мама изучила карту, которую отец почему-то оставил дома, утром вышли. Сосед, увидев нашу поклажу, выкатил из сарая тележку. В городе творилось что-то страшное, улицы были заполнены машинами, людьми, с большим трудом мы выбрались на окраину, людской поток, образовав колонну, двигался подальше от города. Шли целый день, мама тащила за собой тележку, мой младший брат, которому было семь лет, толкал её сзади, я несла большой чемодан. Когда брат устал, я подсадила его наверх узла, показалось, что мама даже не заметила. Люди шли молча, лишь изредка кто-то спрашивал про Красную Армию, которая хвалилась их оберегать, на таких шикали, заставляя замолчать. Мне, как дочери командира, было обидно слышать такие слова, но я сдерживала себя. Потом я заметила, что мама прячет лицо, её платок был повязан так, что лица было почти не видно, да ещё и голову опускала. Увидев, что мальчик, лет четырёх, не поспевает за своей мамой, я взяла его на руки, женщина поблагодарила меня взглядом. Вечером остановились в поле, уставшие люди валились на землю, дети плакали. Последнее, что я помню в тот вечер, это мой вопрос к матери:
- Мама, ты лицо прячешь, зачем?
- Если люди увидят, что я убегаю, что про других говорить!
Утро началось с тяжёлого пробуждения, ноги отказывались шевелиться, одежда отсырела. Приведя себя в порядок, помогла брату, мама в очередной раз проверила наши вещи. Несколько рубашек, платьев и штанов остались на краю поля, я видела, что их с радостью подобрали люди. Организованности никакой не было, все поднимались, когда хотели, мне казалось, что мы первые вышли на дорогу, потом нас догоняли, даже обгоняли, другие. Около полудня, нам навстречу показались военные грузовики, они мчались с такой скоростью, что многие не успевали убрать с дороги свои вещи, пожитки разлетались в разные стороны, вызывая у их хозяев гнев. Красноармейцы, сидящие в кузове, кричали, требуя освободить дорогу, да кто их слышал?! Только всё успокоилось, как в небе что-то загудело, люди крутили головами, со стороны нашего города показался самолёт.
- Папа летит, - закричал мой брат.
- Молчи, может не он, - я не хотела к нам внимания, помня слова матери.
- Папа! – кричал братик, провожая взглядом самолёт, который пролетел над нами очень низко.
Обогнав колонну, самолёт развернулся, вернувшись к дороге, он как будто застыл, а может мне так показалось. Набирая скорость, самолёт снова снизился, на его крыльях показались огненные цветочки, я поняла, что это стреляют пулемёты, папа лётчик, рассказывал. Застыв на дороге, я не могла сделать даже шага, кто-то столкнул меня на обочину, придавив своим телом, где-то рядом громыхнуло.
В ушах был шум, я почти не слышала людей вокруг, а самое главное своих родных. Пробираясь на четвереньках между лежащих тел, нашла брата, его грудь была разворочена, он был мёртв. Оттащив его к краю дороги, отправилась искать маму, слух возвращался, я слышала крики раненых. Маму я узнала по платью, его ей к празднику подарил отец. Выше шеи у моего родного человека ничего не было, слёзы брызнули из моих глаз. Кто-то, я даже не видела кто, помог мне отнести тело мамы к брату, обхватив свою голову руками, я плакала навзрыд, проклиная тех, кто их убил. Только ночью я собралась с силами их похоронить, подтаскивая тела к воронке, старалась им не навредить, как будто они были живые. Куском доски присыпала могилу, все уже давно ушли, что им до чужого горя. Оглядев дорогу, я нашла свою тележку, сбросив узел брата и чемодан мамы, теперь они ни к чему, толкнула её на дорогу.
Шла всю ночь, со всех сторон слышался грохот, я догадывалась, что это рвутся бомбы. Отсчитывая триста шагов, я позволяла себе выпить два глотка воды из небольшой фляги, которую взяла с собой мама. Опасаясь, что снова появится немецкий самолёт, я свернула на наезженную дорогу, она вела в лес, но мне было всё равно куда идти. Рассвет только занимался, когда я увидела вдалеке огонёк, это был костёр. Пропустив порцию воды, я толкала тележку, стремясь быстрее подойти к тёплому пламени. На небольшой полянке паслась лошадь, недалеко от костра стояла телега, меня манил запах, который шёл с той стороны. Позабыв о безопасности, я столкнула тележку с дороги, к костру пошла налегке. Костёр, который издалека казался мне огромным, был чуть дающим свет, рядом с ним сидел мужчина с огромной бородой, но не это привлекало меня, на небольшой палочке жарился кролик.
- Здравствуйте, - поздоровалась я, не сводя глаз с костра.
- Здравствуй, присаживайся, скоро будет готово.
Мы молчали минут десять, а потом больше, пока я с жадностью ела мясо, а старик смотрел на меня, не притронувшись к еде.
- Спасибо вам за еду, дедушка.
- Какой я дедушка, молод ещё?! В дочки годишься. Лезь в телегу, там сено свежее, мягко спать будет.
Закрывая глаза, я видела, как старик обглодал оставленные мною кости, а оставшееся мясо прибрал, завернув в тряпицу.
Меня разбудили птицы, они так громко и радостно щебетали, что я совсем забыла, где нахожусь, лишь оглядевшись, всё вспомнила.
- Доброе утро, дедушка.
- Доброе. Иди чай пить.
Спустившись с телеги, я подошла к костру, теперь ночного незнакомца можно было лучше разглядеть. Невысокого роста, плечи широкие, как у богатыря с картинки, борода мне показалась больше чем ночью.
- Пахнет вкусно, - я показала на маленький чайник, который висел, на чуть виднеющемся пламени.
- Настоялся уже, смородины добавил.
- Ягод что ли?
- Зачем ягод, нужно из куста выбрать молодые побеги, пей, - старик протянул кружку.
- Вы вчера сказали, что молоды для дедушки, как мне вас называть? – я отхлебнула глоток кипятка, во рту отчётливо чувствовался вкус смородины, как будто горсть ягод съела.
- А зови Ефимом, сойдёт?
- Сойдёт, а вы куда едете?
- Давай по старшинству. Куда ты идёшь, и как тебя зовут?
Я опустила голову, я не знала куда иду.
- Не хочешь говорить, не надо. Я с кожей работаю, упряжь конскую делаю, чиню старую, ну и сапожничаю, если надо.
- Можно с вами? – напросилась я, - меня Настя зовут.
Продолжение следует
18