Продолжение. Начало ЗДЕСЬ
А для кого лошадка на палочке?
Сезанн постоянно ездил из Парижа в Экс и обратно, нигде не находя себе покоя. Ежегодные парижские cалоны с завидным упорством отказывались выставлять его работы. Он чувствовал себя изгоем, несмотря на то, что в среде художников уже считался мастером.
До тридцати лет у Поля не было ни одной постоянной любовной связи, но в 1869 году он сошелся с Мари-Ортанс Фике. Девушка зарабатывала переплетом книг вручную и позированием. Современники вспоминают ее как крупную (Сезанну всегда нравились рубенсовские формы!) хорошенькую брюнетку с большими темными глазами и довольно грубой кожей.
На портретах Сезанна Ортанс выглядит не очень презентабельно: недовольное выражение лица, узкие губы, тяжелый подбородок, застывшая поза...
В жизни Ортанс была живой и подвижной болтушкой, абсолютно не понимавшей искусство и не блиставшей интеллектом. Но главное качество, которое привлекло к ней Поля, -- легкое отношение к жизни. Ортанс сумела на время разрушить его страхи по отношению к женщинам и то, что он совершенно не переносил, когда к нему прикасались.
Если быть честным, Сезанн просто использовал ее умение радоваться жизни, компенсируя свои собственные глубокие комплексы, но ни о какой романтической любви и единении душ речь не шла. Однако эти отношения изменили его художественный почерк -- обнаженные тела на картинах стали выглядеть как живые. Достигалось это так: Сезанн всегда работал очень медленно и заставлял Ортанс по многу часов сидеть, стоять или лежать совершенно неподвижно; малейшее ее движение доводило его до исступления, он мог порвать или испортить работу.
Поль страшно боялся, что родные узнают о его постоянной связи. Даже через три года, когда Ортанс родила сына, названного в честь отца тоже Полем, он ничего не сообщил в Экс.
Луи-Огюст по-прежнему давал ему по 250 франков в месяц, но теперь эта сумма, конечно, была совершенно недостаточной, и Сезанн залез в долги. Поль бесился от невозможности работать, как прежде, поэтому вскоре стал жить отдельно от своей семьи. Он говорил друзьям, что жертвует семьей ради святого искусства, но Золя знал правду: физические изменения, происходившие с беременной Ортанс, вызвали у Сезанна новый приступ ужаса -- куда девается юная красота! Во что превращается вожделенное женское тело!
Рождение ребенка фактически положило конец тому, что мы называем сегодня ceксyaльными контактами. К Сезанну вновь, и даже с большей силой, вернулось глубокое отвращение к прикосновениям. Всю свою страсть, желание, пoxoть, восхищение, томление, жажду насилия, нежность и любовь Сезанн переносит на творчество. В минуты просветления он иногда вспоминал: ведь бывали периоды более-менее легких отношений с женщинами! В такие моменты Поль реже всего возобновлял супружеские отношения -- он предпочитал, хоть и с отвращением, пользоваться услугами пpocтитyток, но чаще просто грезил над пopногpaфичеcкими картинками самого низкого пошиба, устраивая, так сказать, одинокие opгии.
В это время он пишет второй вариант своей ранней картины "Искушение".
Фабула -- противоборство святого и женщины. Если в первом варианте женщина была прекрасна, как царица, то в окончательном Сезанн сделал из нее простую пoxoтливую девку.
Тайное становится явным -- семейство Сезаннов все-таки прознало об Ортанс и ребенке. Поль-старший часто жил в своем родном Эксе, а у Луи-Огюста была похвальная привычка лично вскрывать всю корреспонденцию, адресованную сыну. Одно из писем стало откровением для старика, да и доброжелатели из Парижа не оставили его в неведении. В итоге Луи-Огюст признался приятелю:
"Вы знаете, а я уже дедушка". -- "Что вы имеете в виду? Ведь Поль не женат". -- "Его видели выходящим из магазина с лошадкой на палочке и другими игрушками. Не скажете же вы, что это он купил самому себе".
Если с Полем-маленьким еще мирились, то Ортанс была воспринята в штыки. Отец снизил пансион до 100 франков в месяц, требуя от Поля признания "в грехопадении". Тот отпирался изо всех сил, а за деньгами на содержание Ортанс и ребенка обращался к верному Золя:
"Прошу тебя послать 60 франков Ортанс... Отец получил сведения, что у меня есть ребенок, и всеми способами пытается меня поймать".
Что тут скажешь? Луи-Огюсту было уже 79 лет, к старости он подобрел, смягчился и, конечно, очень хотел увидеть своего внука. Но взрослый Сезанн до того боялся своего старого отца, что даже нищенское существование не могло заставить его признаться, хотя в письмах к друзьям художник ставил в конце фразу: "Моя жена и малыш шлют Вам привет". В конце концов Луи-Огюст прекратил попытки поймать сына на вранье. Он прекрасно понимал, что мать Поля и его сестры посвящены в тайну и поддерживают его.
Продолжение ЗАВТРА, подпишись на наш канал!
Елена Ганкевич (с) "Лилит"