- А мне так хотелось, чтобы ты меня полюбил. Даже поверила…что полюбил, – когда ты предложение мне сделал, сказал, что на Покров свадьбу сыграем. Так хотела этого, что поверила… – горько призналась Любаша.
- Любань!..
В виноватом Андрюшкином взгляде совсем неуловимо, будто ласточкиным крылышком, мелькнула растерянность… А Люба заметила.
- Ждала, что ты скажешь: люблю…
Любашины глаза переполнялись непролитыми слезами, – тёмные-тёмные, бездонные озерца вот-вот из берегов выйдут.
- Люб!.. Думал, сама знаешь, – что люблю…
- Ты так ни разу и не сказал, что любишь.
Андрей бережно поцеловал её полуопущенные глаза:
-Любань!.. Когда мы в шахте, я всегда думаю, что вот разберём завал, на-гора поднимемся, и я увижу тебя. Ты самая родная. Знаешь, сколько раз меня спасало это: что поднимемся, и тебя увижу. А когда на «Заре» были… Санька Демидов мне руку подал, – в самый последний момент. Успел. Я едва на ноги поднялся, в то же мгновение глыба угля накрыла совсем узкую полоску пустоты, где я только что был… Я впервые не спешил подниматься, – потому что ты сказала, что к своим уйдёшь.
- Я сказала тебе…
Андрей улыбнулся:
-Когда ехали на «Зарю», – аж виски разрывались… от твоих слов. А потом завал разбирали к откаточному штреку… и с Саней говорили. Мне самому про Татьяну всё ясно стало. И обиду твою понял. И что из-за этой обиды ты про маленького сказала мне,– тоже понял. А ты говоришь, – не люблю. Знаешь, Люб… Помнишь, как мы с мужиками зашли к тебе борща поесть? Глаза твои увидел… И Катюхиным словам обрадовался. Когда с учёбы командиров горноспасательных взводов вернулся, Катерина сказала мне, что Демидов Танюшку провожает. И я обрадовался,– что не надо девчонку обманывать. И можно глазам твоим ответить, –думаешь, не видел, как ты на меня смотришь... А у них с Демидовым так и не складывается… И Санька до сих пор врагом меня считает. Хоть уже два раза руку мне подал, – на «Заре» и на совещании у директора.
… Демидов по-прежнему едва кивал командиру. Останавливал Андрея холодным взглядом, когда он отчаянно пытался напомнить об их разговоре в матовой темноте забоя «Зари»…
Ночью ласкал Танюшу, осторожно и счастливо опускал ладони на её кругленький животик. Недавно застенчиво сказал:
- Девочка моя.
А Танюша задумчиво улыбнулась:
- Девочка?..
И Сане тут же показалось, что Танюшка сына ждёт. Затаил дыхание, – хотел спросить, как назовём… Не спросил. Потому что был уверен, что Таня назовёт сына Андреем…
В конце весны случился прорыв воды в горную выработку на «Суходоле». Крапивин с отделением Демидова спустился в забой. Димка Дорохов отвёл глаза, усмехнулся:
- Рад, командир? Ты ж хотел… отыграться за Любку. Как по заказу, – прорыв на моём участке. Тебе – повод для торжества.
Крапивин задохнулся от Димкиной наглости. А Саня встряхнул горного мастера за грудки:
- Ты насосы когда проверял в конвейерном штреке? Что ты, гад… философствуешь про радость? Чему здесь радоваться?
Когда подняли на-гора шахтёров, пришлось отключать всё подземное электрооборудование и в кромешной темноте, по шею в быстро прибывающей воде пробираться к насосам. Демидов матерился: вода прибывала все эти дни, а сегодня, когда в забое работала четвёртая смена, четыре насоса, что обеспечивали откачку всего аварийного водопритока, вышли из строя.
Работу в подтопленной лаве приостановили на несколько дней. После анализа аварии Дорохов был отстранён от должности горного мастера.
…Любаша очень любила заглядывать в поселковый «Детский мир». Подолгу перебирала мягкие пелёнки, рассматривала крошечные ползунки, потом шла в отдел игрушек. Как-то замерла: Танюшка Демидова держала в руках большую куклу, счастливо и задумчиво улыбалась, поправляла бантики в тугих льняных косичках. Кукла была похожа на ту, что Андрей принёс, – вечером, перед аварией на «Заре». Таня заметила внимательный Любашин взгляд, нахмурилась, с небрежной поспешностью поставила куклу на полку. Громко, – чтобы обязательно Любаша услышала, – объяснила продавщице:
- Мне куклы ни к чему, – у меня сын будет.
Сквозь заносчивость в Танюшкином голоске слышалась обида. Ей, как и Сане, дочку хотелось. Чтобы – платьишки, косички-бантики, чтобы – куклы… Но в тайном, совсем девчоночьем упрямстве Танюша решила, что родит сына… Андрея,– чтоб Крапивин помнил об их несбывшейся любви.
Белым и лёгким маревом невесомо колыхались купыри над берегом Донца, к самой воде сбегали заросли клевера, а вокруг террикона бесконечными хороводами кружились ромашки. Ясно и ласково желтели соцветия донника, звенела степь крепкими и смелыми дикими колосками, – близилась середина лета. Когда в степи и в балке так светло, – даже сквозь густые дубовые листья на поляны вдоль берега льются потоки света, кажется, и в шахте светлеет, и чуть тише, как-то сокровеннее, становится грохот гигантских подземных машин, – будто прислушиваются они к июльскому звону, что там, на-гора, не смолкает ни днём, ни ночью. И вдруг притихло лето, – на рассвете, когда золотисто-розоватая нежность сонно прикоснулась к верхушке террикона. Притихло в тревожном удивлении: такими неправдоподобными казались звуки сирены горноспасательных машин, что через этот ласково-сонный рассвет мчались к «Восточной»…
Перед рассветом Любаша Крапивина родила сына. Потом, уже в палате, в усталой и счастливой полудреме думала, как расскажет Андрюшке про то, какая она сильная, как у неё хватило сил, – родить такого крепкого и звонкоголосого мальчишку. Когда мальчишка удивлённо и счастливо умолк, – Любаша осторожно взяла его из рук медсестры и прижала к груди, склонилась к крошечному личику, – захотелось расплакаться и засмеяться: у него были Андрюшкины глаза и брови, красивые и смелые – совершенно Андрюшкины – губы…
Дремала, и вдруг встрепенулась от негромкого и серьёзного голоса Андрея:
- Я люблю тебя.
В маленькой кроватке спал сын. Больше никого в палате не было… В сирены горноспасательных машин Люба не поверила: она так ждала рассвета, – потому что у Андрея закончится дежурство, и он увидит, как похож на него их сын. И скажет, как его зовут. Когда Люба спрашивала Андрея про имя для малыша, он обнимал её, улыбался:
- Родится, – сразу скажу. Если на дежурстве буду, зови просто Андреевичем, – пока я не приду.
Горноспасательные машины уже летели по степной дороге, а над посёлком до сих пор трепетала разорванная горестными сиренами рассветная тишина…
На «Восточной» от взрыва метана и угольной пыли обрушилась кровля. Весь день и ночь горноспасатели тушили пожар, а возгорания вспыхивали снова, и надо было пробираться к ним сквозь завалы. На-гора подняли семерых раненых горняков. Казалось, вечность прошла, пока в забой снова опустилась шахтная клеть, – надо было срочно эвакуировать остальных шахтёров ночной смены. Андрей счастливо замер: Демидов на ходу молча пожал его руку, – когда горный диспетчер Ефимов передал в забой, что у командира взвода родился мальчишка.
А потом над главным штреком тоже рухнула часть кровли. И Саня пропал.
Вечером в палату к Любаше зашла медсестра Надюша Лучихина, вздохнула:
- Почти сутки мается девчонка… Губы в кровь искусала. Без конца спрашивает, – под окном ли её Демидов. Такая гордая! Упрямится, – ни разу не крикнула: чтоб он не услышал и не подумал, что ей тяжело рожать… А Демидов вторые сутки на «Восточной», с твоим вместе. Говорят, там конца-краю не видно… – Надюша спохватилась, виновато взглянула на Любашу: – Не впервой, справятся.
Забой устало притих. Горноспасатели сидели на насыпях породы и угля, просто на земле. Мишка Ивашин угрюмо сказал:
- Подниматься надо, командир. Главный инженер передал распоряжение директора – подняться на-гора. Мы разобрали все доступные завалы, – те, где хоть какая-то надежда была… Нет Саньки нигде. Такое случается.
Крапивин холодел: ещё минута-другая, и придётся подниматься… а Саня останется здесь, где-то в жуткой темноте, под немыслимо тяжёлым завалом, и он никогда не увидит, что в Саниных глазах больше нет вражды, – он и в темноте это рассмотрел, когда диспетчер скупо сказал, что жену Демидова в роддом отвезли. Андрей улыбнулся: молодец Танюха! Родит малыша Саньке, и он наконец-то поверит, что любит его Танюшка…
- Я люблю тебя, – негромко сказал Андрей в палате роддома. – Любаша спала, но от его слов удивлённо сошлись её бровки. И он повторил: – Я люблю тебя. – Целовал её ладошку и снова повторял:
- Я люблю тебя.
Любаша открыла глаза. Прошептала:
- Мы с Павлушей так ждали тебя…
-С Павлушей?.. Любань, а как ты узнала, что я хочу назвать сына Павлом?
- Узнала вот… Вот так и узнала, что он у нас – Павел Андреевич.
Под Любашиной рубашкой тяжело колыхнулась грудь. Люба сдержала стон, и всё равно Андрей почувствовал её боль. Осторожно подал ей малыша. Сквозь слёзы Любаша улыбнулась:
- Он такой сильный. Как ты.
Мальчишка деловито сосал, и уже было не так больно. Любаша тихонько баюкала сына, рассказывала:
- Татьяна дочку родила. Кормить отказалась, даже не посмотрела на малышку. Я заходила к ней. Она и со мной говорить не хотела, отворачивалась. А потом глаза подняла. Знаешь, спокойно так спросила:
- Он что, – не мог там выжить?..
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Навигация по каналу «Полевые цветы»