Как хорошо, что Димка зашёл! Андрей даже лицом посветлел, Димкину руку молча сжал. Кивнул:
- Давай, Дим, выйдем. Пройдёмся к Донцу?
Сидели на берегу, камешки бросали, по-мальчишески радовались, если камешки долго подпрыгивали по воде… Андрей был благодарен Димке, – за то, что не расспрашивает, просто ждёт, когда друг сам заговорит.
-Дим! – Андрей сорвал какой-то высохший пахучий стебелёк, мял его в пальцах. – Любаша моя…
Дорохов молча закурил.
- Любаша моя, Дим… Загрустила что-то. Молчит. И я не знаю, почему.
Димка усмехнулся:
- Не знаешь?.. А на недавней свадьбе… Кто на младшую Мельникову пялился? Прежнюю любовь вспомнил? Или – и не забывал?
Андрей вспыхнул. Димка размахнулся, далеко забросил меловой камешек. Сочувственно вздохнул:
- У вас с Любкой свадьба такой скороспелой была. Чего ж ты ждал? Любви?
Андрей взъерошил свои короткие волосы, вскинул потемневшие синие глаза:
- Я, Димка, Любаню люблю. И она меня…
- А чего раскис? Я же вижу. И с Таньки на Катерининой свадьбе глаз не спускал. Надо ж, что Санька Демидов со своим отделением в тот день на «Заре» подтопление ликвидировал. Лучше б на свадьбе Танюху свою сторожил, – ты б не пялился тогда… на чужую жену.
- Да не пялился я, Димка. Просто смотрел… Изменилась она, – как за Саньку замуж вышла. Ну, и… выпили с мужиками. Нахлынуло. А потом – смутно помню… – Андрей обхватил голову руками.
- И удивляешься, что Любка твоя загрустила. Не думал, что про Татьяну она догадывается?
- А про что догадываться, Дим… С Татьяной у нас и до нашей с Любаней свадьбы ничего не было. За Саньку она девчонкой вышла. Ну, не будет же Любаша молчать целыми вечерами, – из-за того, что я пару раз взглянул на Танюху! Другое меня, Дим, тревожит… Может, приболела она… болит что. А мне не говорит. Думает о чём-то, – сама. И с лица спала. Есть не хочет… и бледная.
- Довёл ты бабу, – покачал головой Дорохов. – Поспешил ты, Андрюха, с женитьбой. Любке голову вскружил, – с твоими глазищами… и с курчавой грудью, – у тебя ж привычка: рубаху не застёгивать, – это нетрудно. Детей нет у вас. Может, пока не поздно… Ну, раз не складывается.
Андрей прикусил сухой стебелёк:
- Дим, я без неё… без Любаши, жить не могу.
Димка пожал плечами:
- Смотри сам. – Со спокойной уверенностью в том, что уж у него-то всё и всегда происходит правильно, добавил: – Я бы так не смог, – чтоб Настюха моя молчала.
А через несколько дней, после совещания у директора шахтоуправления, Дорохов подошёл к Крапивину:
- Сказать тебе хочу. Есть пара минут?
Андрей кивнул. Вышли на улицу. Димка закурил, протянул пачку Крапивину:
-А всё просто, Андрюх. Похоже, Любка твоя беременная.
Андрей уронил сигарету.
- Потому и бледная: у них поначалу всегда так, – со знанием дела объяснил Дорохов.
Андрею явно не хватало воздуха:
- А ты… откуда это?.. Про Любаню?
- Настюхина сестра, Дашка, на учёте у акушерки стоит, – беременная она, вторым. Ну, и рассказывала Насте, что на днях Любашу твою видела. Что Любка тоже у акушерки была.
Сутки дежурства показались Крапивину вечностью. Самой бесконечной. Без конца курил. Мужики переглядывались: командир будто не слышал ничего… и никого не видел. Целый день, до вечера, сам машины проверял, только ключи без конца ронял. Ночь спокойной выдалась, без тревоги. К рассвету на степь опустился туман – такой чисто-белый, что аж светился. Андрей вглядывался в темнеющий сквозь туман террикон, прикрывал глаза: от тумана запах угольной пыли тоже казался чистым и ещё больше пресным.
А… если Димка прав? Как мальчишка, загибал пальцы, счастливо считал: уже летом… И очень хотелось прижать к себе Любашу, поднять её на руки…
А дома Люба безразлично усмехнулась:
- Откуда ты взял?
Андрей растерялся: не будешь же повторять Димкины слова про акушерку. Обнял жену:
- Мне так хочется, Люб… Сына. Или дочку. Вообще, – двоих. Или троих.
- Нет.
- Нет?.. – Это короткое Любашино слово равнодушно сыпануло за шиворот горсть колючего инея с вишнёвых веток.
- Нет. Тебе показалось.
… А было – да. Просто от такой неожиданной обиды, что горше полыни оказалась, Люба растерялась. Ещё там, в кабинете акушерки. Тамара Евгеньевна улыбнулась:
- Ну, вот. Кто ж командовать-то будет, – приготовлением борщей и лапши в шахтёрской столовой? Ведь не меньше года дома просидишь, Любань. Восьмая неделя у тебя.
Восьмая… Ну, да, с Покрова. Как раз год – после их с Андрюшей свадьбы. Этот Покров выдался совсем тёплым. Андрей с дежурства вернулся, и они уехали на самый край степи, где начиналась Журавлиная балка. Нежной горьковатостью кружили голову высохшие белые соцветия тысячелистника. По склонам балки разбежались низкие терновые кусты, матово синели россыпью спелых ягод. Андрей набрал их целую горсть. Они ели сладковато-терпкие ягоды и целовались. Руки Андрюшкины бесстыдно лезли ей в брючки, а она испуганно оглядывалась:
- Андрюш, люди же! Смотри, воон… – тоже тёрн собирают. – Умоляла: – Ой, Андрюш! Не надо! Давай дома.
А у самой от счастья дух захватывало, когда он касался… – как на качелях, когда высоко-высоко… В Андрюшкиных глазах туманилась, густела синева, а он улыбался, – как упрямый мальчишка:
- До дома далеко… А я сейчас хочу, здесь. А потом ещё и дома.
И подхватил Любашу на руки, понёс в машину…
И это было совсем недавно, на Покров… А потом у Мельниковых была свадьба. И в тёмном коридоре пьяный Андрей целовал её… и Таней называл.
Поэтому сейчас у неё получилось так равнодушно ответить Андрею: нет. Нет – даже не из-за такой неожиданной, безысходно-полынной обиды. Люба не столько себя жалела, как тот тёплый и светлый день, и сладкую терпкость терновых ягод… И Андрюшкино мальчишеское упрямство.
При муже она сдерживалась, – откуда-то бралась совершенно необъяснимая гордость, что ли… А когда Андрей уходил на дежурство, Люба плакала, – потому что до сих пор слышала его чуть охрипший в хмельном чаду голос:
- Ну, чего ты, Тань…
Нет – потому что Любаша уже знала, что делать. Только бы сил хватило, – не любить Андрея…
На днях у шахтоуправления встретились с Андрюшкиным другом, Димкой Дороховым. Утром Любовь Михайловна вышла из кабинета помощника директора по снабжению, – надо было решить вопрос с поставкой продуктов . На крыльце кивнула Димке, торопливо сбежала по ступенькам. А Дорохов догнал её, заступил дорожку к шахтёрской столовой:
- Как живёшь, Любаша? Гляжу, что-то невесёлая ты. – Прищурился: – Андрюха не обижает? С него станется! – Димка вздохнул: – Не понимает Крапивин, какое сокровище ему досталось… не ценит. Да тебя ж – на руках надо!..
Люба отмахнулась:
- Спешу я, Дим. Машину на базу надо отправлять, накладные не подписаны.
А среди дня вдруг вспомнила Димкин прищур… И слёзы глотала: вот и пусть Крапивин узнает, как это… Как она узнала, – когда он целовал её… а хотел целовать Татьяну. Вот и пусть узнает. В маленьком посёлке ничего не утаишь, и Андрею нетрудно будет узнать…
Следующим утром, будто случайно, дождалась Дорохова у шахтоуправления. Улыбнулась:
- Дим, мне в город надо. Крапивина разве дождёшься. Уехали на «Верхнереченскую», – вентиляцию, что ли, в новой лаве проверяют… (лава – очистная горная подземная выработка, в которой производится добыча угля, – примечание автора). А мне срочно надо!
Дорохов чуть растерялся. Окинул Любу внимательным взглядом:
- Ну… Это – как договоримся, Любань. У Андрюхи разрешения спросила?
- Не спросила. И спрашивать не собираюсь. Так отвезёшь? Ты свободен после обеда?
-Ну… Как договоримся!
Димка задумчиво смотрел Любаше вслед. Усмехнулся: а ты, Андрюха, говорил, что загрустила Любаня твоя. Выходит, не всегда удача готова улыбаться тебе. И так, – сколько улыбалась: когда ты, троечник, на горный факультет универа поступил… Когда командиром горноспасательного взвода тебя назначили, когда на Любке женился, – так предусмотрительно! А чего ж! – Антипин, Любашин отец, гарант дальнейших жизненных успехов! Слышно, Скворцова в Управление переводят. Ну, а директором шахтоуправления, понятно, Антипин будет. Конечно, у тебя своё начальство, кто ж говорит… Но с таким тестем любое начальство будет понимающим и сговорчивым… Получается, Крапивин, ты сам не сумел удержать свою удачу…Решил, что уже всё в твоих руках? А Любка, похоже, выскользнула.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы»