Ну и народищу сегодня в автобусе, не протолкнуться! А всё почему? А потому что бабулечки все дружно на кладбище поехали. Ведь сегодня же Родительская суббота. Нет, я не противник религии и народных традиций. Вот только непонятно мне, за каким лешим нужно ехать на кладбище ни свет ни заря? Может покойники принимают визиты только в ранние утренние часы? Но, эти вопросы так и остались незаданными…
Не любим мы, скоропомощники, когда смены выпадают на нерабочие дни. Ведь некоторые, видимо от избытка свободного времени, вызывают «скорую», мягко говоря, без достаточных оснований. Типа, просто проконсультироваться, поскольку вдруг попа как-то необычно зачесалась. В будние дни им бы и в голову не пришло такое. А вот в выходной, завсегда пожалуйста! Как говорится, с нашим большим удовольствием!
Конференции сегодня не будет: у начальства выходной.
Машинку нашу многострадальную, в ДТП побитую, наконец-то починили. Вот уж теперь-то больше не чувствуем мы себя квартирантами.
Подошёл ко мне фельдшер Костров и спросил:
– Ну как, Юрий Иваныч, в лес ходили?
Здесь нужно заметить, что нас с Виктором Василичем объединяет один общий недуг: грибанутость головного мозга с тяжёлой грибозависимостью.
– Ходил, – говорю, – нашёл весенних опят немного, да один подберёзовик. В лесу сушь страшная. Если дождей не будет, то какие тут грибы…
– Да, печальненько…
– Сходи, может тебе повезёт.
– Да какой тут… Жена этот ремонт чёртов затеяла. Ни конца, ни края нет.
– Ну что же делать, крепись, Виктор Василич. И на нашей улице белые грибы вырастут!
Всех разогнали, и только мы остались. Нет, это не потому, что нас пощадить решили. Причина была в другом: ещё не приехала психиатрическая бригада, которую мы меняем. Ну что ж, посидим, телевизор посмотрим.
Кстати сказать, появилось у нас очень хорошее нововведение. «Скорая» заключила договор с охранным предприятием. И теперь, при нажатии на тревожную кнопку в планшете, приезжает группа быстрого реагирования. Причем приезжают они намного быстрее, чем полиция. Мне их вызывать ещё не приходилось и дай бог, чтоб не пришлось. Хотя, это моё желание, к сожалению, неисполнимо.
Ну вот и приехали, наконец-то. Мой коллега Александр Игоревич, по старой доброй традиции сделав краткое матерное вступление, рассказал:
– Вызвали нас сегодня в семь пятьдесят три! За семь минут до конца смены! Да ладно бы повод был серьёзный, так ведь пьяное тело дали! Ну что ж делать, повезли его в вытрезвитель. А по дороге у него, козла, «сумерки» случились. На Николая и Татьяну драться кинулся. Ладно, всё-таки фиксировали мы его. И задался я вопросом куда везти? Решил я его в Старосельское свезти: ведь психическое расстройство налицо.
– Ну это уж ты погорячился, Александр Игоревич! Что ж ты, как маленький?
– Так потом я это и сам понял: у него же всё прошло. В себя пришёл и удивился, почему это он связанный лежит? Не поверил, что нас всех чуть не покалечил. Да вы чего, говорит, обалдели, что ли? Ведь я не только не дерусь, но даже матом не ругаюсь! В общем, как и следовало ожидать, не приняли его. В вытрезвитель везти оснований нет, он уж почти протрезвел. Вот так и прокатались понапрасну, зря время потратили.
– Ладно, зато впредь наука будет!
– Да <имел> я такую науку!
«Сумерки» – сумеречное расстройство сознания, при котором больной полностью дезориентирован и может совершать крайне опасные поступки. Возникает оно внезапно, предсказать его совершенно невозможно. Бывает это расстройство при эпилепсии, некоторых органических заболеваниях головного мозга, реже – при черепномозговых травмах. Кроме того, «сумерки» могут возникнуть при отравлении антифризом.
Вот и первый вызовок подоспел: психоз у мужчины сорока восьми лет.
Встретила нас пожилая женщина – мама больного. На лице её была ярко видна измученность тяжкой жизнью.
– Допился он. Дошёл до ручки. Чего-то всё кажется ему, орёт на кого-то, заставлял меня в полицию идти, заявление писать, что нам якобы кто-то угрожает. Ой, сгубило его это пьянство чёртово. И семьи, и своего дела лишился. Раньше-то мы шиковали, деньги не считали. А теперь, что за жизнь? Существуем вдвоём на мою пенсию. Ведь он же работать не хочет, но на винище ему вынь да положь! Чувствую я, что скоро мы голодать будем…
Больной сидел на кровати и ожесточённо ковырял в ухе куском проволоки, приговаривая: «<самка собаки, распутная женщина>, да где ты там, падла?».
– Здравствуй, Григорий! А ну-ка прекращай! Ты что, оглохнуть хочешь?
– Да и <фиг> с ним, зато этих <гомосексуалистов> не буду слышать! – ответил он, но экзекуцию уха всё-таки прекратил.
– Ну рассказывай, зачем ты ухо ковырял и кого не хочешь слушать?
– У меня там какой-то прибор стоит и по нему мне угрожают. Говорят, что меня вообще нужно стереть с лица земли, а заодно грозятся и мать убить. Я её просил в полицию сходить, но она и сама не пошла и меня не пустила. Видать вообще уже из ума выжила.
– А голоса откуда слышатся? Из головы?
– Да, из головы.
– Ну а как этот прибор попал тебе в ухо, и кто его туда вставил?
– Откуда я знаю.
– И чьи же это голоса?
– Да не знаю я! Там их, походу, банда целая.
– Гриш, а когда ты выпивал последний раз?
– Дня четыре назад.
– А до этого долго ли пил–то?
– Ой, да что вы все твердите «пил, пил, пил»?! Я не пью, а выпиваю! Что вы из меня алкаша-то делаете?!
– Гриша, да ты сам из себя алкаша сделал! Ты же пропил всё, что только можно! – возмутилась мама. – Ты знаешь, что у нас долг растёт за коммуналку? Ты понимаешь, что мы квартиры можем лишиться? Да тебе вообще на всё плевать, из человека в скотину превратился!
– Да ладно, чего ты опять начинаешь-то? Поскандалить захотелось, что ли? Найду я работу, не переживай. Ааа, <самка собаки>, опять началось! Да пошёл ты <на фиг>, урод <пользованный>! Давай по-мужски встретимся, побазарим! Чё ты гасишься, как гнида? Если ты мужик, то скажи мне это всё в лицо!
– Так, Григорий, ну-ка хватит! Не-не-не, никакой проволоки, оставь своё ухо в покое! Давай собирайся и в больницу поедем!
И увезли мы его в наркологию, прибор из уха извлекать. Поскольку больной был полностью ориентирован в окружающем мире и собственной личности, диагностировали мы не алкогольный делирий, а алкогольный галлюциноз. Нехорошая эта штука, прилипчивая, тягучая. Некоторые больные страдают от «голосов» многие годы, а то и всю жизнь. Но, как бы то ни было, а Григорий сам выбрал свой путь.
Следующим вызовом был психоз у девушки двадцати двух лет.
Встретила нас мама больной, находившаяся в паническом состоянии.
– Ой, господи, что с ней такое случилось? У неё же настоящее безумие! Ни с того ни с сего вдруг начала кричать, что какие-то наркоманы за ней следят. Сейчас-то она поуспокоилась, а поначалу я думала и не удержу её. Может сделаете ей успокоительное?
Больная сидела на полу, обхватив колени руками. Волосы растрёпаны, глаза заплаканы, на лице отчаяние и безысходность.
– Здравствуй, Елена, что с тобой случилось?
– Спасите меня, пожалуйста! Помогите! – с надеждой посмотрела она на нас. – Меня или убьют или подставят и посадят! Я не знаю, что мне делать!
– От кого тебя спасти? Кто угрожает?
– Наркоманы. Вон, видите тот дом, справа? Они оттуда за мной следят. Их шестеро отморозков, им терять нечего.
– Лен, я ничего не понял. Во-первых, почему именно наркоманы, а не наёмные убийцы, не спецслужбы и не инопланетяне? Во-вторых, тот дом очень далеко, как из него можно увидеть твою квартиру?
– Да тут надо долго рассказывать…
– А ты постарайся покороче. Но рассказать надо обязательно.
– В общем, встречалась я с молодым человеком. Поначалу он мне нормальным показался, весёлый такой, компанейский. Но потом у него дома, я шприц увидела. Ну и спросила его: «Серёж, ты наркоман, что ли?». А он улыбнулся так гаденько и сказал: «Да, наркоман и чё? Давай вмажемся вместе?». И вообще, говорит, ты – очередная девочка для развлечений. Я перепугалась, убежала от него. Но он видать мстительным оказался. У них же целая банда, они меня и из-под земли достанут!
– А когда это было?
– Шестого мая. Я тот день на всю жизнь запомню.
– Так я и не понял, почему же ты решила, что за тобой следят именно наркоманы и именно из того дома? Тебе кто-то об этом сказал?
– Сказали, но я не знаю кто, видимо тот, кто хочет мне помочь. Я, если честно, повеситься хотела, но потом страшно стало…
– Господи, Лена, ты меня пугаешь! – воскликнула мама. – Почему ты мне-то ничего не говорила? Я кто тебе, враг, что ли? Вот уж не думала, что ты такая скрытная!
– Мама, да что толку-то? Ну что ты могла сделать?
– Лена, а как сказали, ты голос слышала?
– Да, слышала, как будто из шеи.
– Лена, а вы работаете?
– Работала бухгалтером, но из-за всего этого настроение упало ниже плинтуса, начала косячить, путаться. Уволилась в конце мая.
– Лена, какой кошмар! А мне соврала, сказала, что сократили! – в очередной раз, мама сделала для себя неприятное открытие.
– Ну что, Елена, нужно ехать в больницу.
– В больницу?! В психушку, что ли?! – вскинулась мама. – Не надо её никуда возить, сделайте её успокоительный укол и всё!
– Если б всё было так просто, то тогда бы все психиатрические больницы позакрывали за ненадобностью. А если её оставить дома, то ничем хорошим это не закончится. Поэтому, Леночка, давай собирайся и поедем.
– А меня теперь на учёт поставят?
– Лена, сейчас тебе нужно о другом думать, о своём здоровье. В любом случае, твоя болезнь – не приговор. При хорошей ремиссии, люди полноценно живут и работают.
В общем, увезли мы её в психиатрическую больницу. Поставил я ей галлюцинаторно-бредовый синдром, этакий дежурный, сугубо предварительный диагноз. Хотя, по сути-то, это и не диагноз вовсе, а просто констатация, что у больной имели место бред и галлюцинации. А вот какое именно заболевание их вызвало, предстояло решить комиссии в стационаре. Уважаемые коллеги поймут, что речь идёт об эндогенном заболевании шизофренического спектра.
Велено следовать в сторону Центра. Только вряд ли доследуем. Ну точно, вызов дали: ранение ноги с кровотечением у мужчины тридцати трёх лет. Да, далековато ехать, в деревню Аршиново. И каждый раз не перестаю удивляться: как же нерационально используются бригады! Нашим диспетчерам глубоко по фигу, «спец» ты или общепрофильный, близко или далеко ты находишься. Главное – вызов спихнуть, чтоб не висел.
На выезде из города транспортный поток плотный, еле ползущий. То и дело останавливаемся. И тут увидели мы сюрреалистическую картину: незнамо как затесавшийся в этот поток велосипедист, потихоньку едет в крайнем правом ряду, периодически останавливаясь вместе с автомобилями. Нда… Чудны дела твои, господи…
Вот и прибыли, наконец-то. Неухоженный дом с грязными окнами, кривой забор. Тут же к нам выскочила весьма потрёпанная госпожа с ярким «фонарём» под глазом и хрипло проорала:
– Чё вы так долго-то? Пока вас дождёшься, подохнуть можно! Идите, быстрей, порезали его! Сейчас кровью истечёт!
Пострадавший лежал на грязном засаленном диване и стонал, прижимая к левому бедру окровавленную тряпку.
– Эх, мужики, да что ж вы так долго-то, блин?
– Так, что случилось?
– Да ногу случайно порезал, вон сколько кровищи натекло.
– Да <фигли> ты <звездишь>! Тебя Весло порезал! – заорала госпожа.
– Слышь, ты, <хлебало> своё завали, <самка собаки>, а то я сам тебя завалю! – угрожающе крикнул ей пострадавший, привстав на диване.
– Так, а ну, утихли оба! – рявкнул я.
Колото-резаная рана на передневнутренней поверхности бедра, заметно кровила. Но радовало одно: бедренная артерия не была задета, иначе бы однозначно не дожил он до нашего приезда. Тем не менее, даже и не столь сильное кровотечение останавливать всё равно надо. Простой давящей повязкой тут не поможешь, а значит, остаётся только тампонировать. Да, это болезненно, ну а куда деваться?
Давление сто десять на семьдесят, пульс сто шесть. Не особо хорошо, конечно… Покапали его, обезболили. Давление поднялось до ста двадцати на восемьдесят, пульс убавился. Ну и свезли его в стационар, к счастью, без приключений. Просил он меня не сообщать ничего в полицию. Вот только я не внял его просьбе и, от греха подальше, сообщил.
Наконец-то обед разрешили, а то уж укатали по полной программе. У входа в медицинский корпус, дымил фельдшер Егор Бочаров, задумчиво глядя куда–то вдаль.
– Здоров, Егор, что-то ты сегодня не в форме, а в халате.
– Так я же уже не выездной. Теперь я мелкий начальничек – старший фельдшер, вместо Наташи Комаровой.
– Ну! А Наталья куда делась?
– А она теперь на блатной работе: лаборант в Бюро судмедэкспертизы.
– Да, это действительно неплохо. Так ведь сегодня же суббота, чего тебе не отдыхается-то?
– Да ну, Юрий Иваныч, у меня тут столько дел, что времени вообще не хватает. Никак до конца не въеду…
– Въедешь, Егор, ты мужик толковый!
– Эх, Юрий Иваныч… Ведь я-то поначалу думал, что здесь намного легче, чем на линии. Сидишь в кабинете, никто у тебя не умирает, ни за кого не отвечаешь. Обед по распорядку, чайку-кофейку можно в любое время попить. А оказалось, что ни фига не легче. В общем, дал я себе срок до первого июля. Если с делами всё устаканится, то значит старшим останусь. Если не получится, то на линию вернусь. Как говорится, хорошо там, где нас нет…
– Ничего, Егор, мы и туда доберемся!
Следующий вызов дали в начале четвёртого. Поедем на психоз у женщины пятидесяти пяти лет.
Встретила нас молодая женщина – дочь больной, которая рассказала:
– Опять у неё «завихрения» начались, всякую ерунду городит. Она на учёте стоит уже лет пять, три раза в больнице лежала. Из-за неё я и семью-то свою фактически бросила. Ведь разве оставишь её одну в таком состоянии? Ой, как я с ней измучилась, просто сил уже нет!
– Да что ты жалуешься? – вышла из комнаты сама больная с какой-то тряпкой в руке. – Чем я тебя измучила? Ах ты бессовестная, негодяйка ты!
– Так, Валерия Борисовна, всё-всё, хватит, пойдёмте в комнату, присядем и погорим спокойно.
Двухкомнатная квартира неопрятная, захламлённая, какое-то тряпьё повсюду валяется, полы сто лет немыты. Воздух нехороший, спёртый.
– Вот теперь, Валерия Борисовна, расскажите, что случилось, что вас беспокоит.
– Нет, это вы у неё спросите, у Юлечки ненаглядной! Ну что, давай, расскажи, как ты <жрицей любви> работаешь! Тебя же весь город знает! Вы Вадика хотите на органы продать, уже контракт подписали на десять миллионов! Чего ты тут глаза-то таращишь? Я неправду, что ли, сказала?
– Господи, да это что такое-то? – расплакалась дочь больной. – За что мне такие слова?
– Валерия Борисовна, а ну-ка хватит!
– Нет, а чего хватит-то? Чего я не так сказала? Я их посажу к чёртовой матери! И её и муженька! А вы знаете, что они детей воруют на органы?
– Так, Валерия Борисовна, всё, на этом закончили. Собирайтесь в больницу!
– Вот уж нет, никаких больниц! Дура я, что те разы по своему согласию с вами ездила! Без разрешения прокурора вы не имеете права меня забрать! У вас есть бумага от прокурора? Что, нет? Ну тогда уходите все отсюда!
– Валерия Борисовна, давайте без скандалов!
– Всё, я сказала! Пошли вон отсюда!
Долго ли, коротко ли, но надели мы на неё вязки, силой посадили в машину и увезли в психиатрическую больницу. Ну а в приёмном, Валерия Борисовна обвинила моих парней в изнасиловании. Мол, надругались над ней аж дважды: первый раз дома, а второй – в машине. А вот мне повезло: не объявила она меня насильником. В общем, как и положено главному злодею, вышел я сухим из воды.
А теперь поедем к мужчине шестидесяти восьми лет, которому просто плохо. Нет, понятно, что «скорую» не вызывают к людям, которым хорошо. Меня и моих коллег раздражает неизвестность и неопределённость такого повода к вызову. Так, дай-ка я у Надежды спрошу, может прояснит хоть что-нибудь.
– Центральная!
– Слушаю!
– Это шестая. Надежд, что там плохо у Шапкина?
– Сильная слабость и головокружение.
– Понял, спасибо.
Ну и зачем психиатрической бригаде всучивать такие вызовы? Лишь бы чем занять, что ли? Ладно, спорить всё равно бесполезно, сейчас на месте разберёмся.
Дверь открыл сам больной. Выглядел он намного старше своих шестидесяти восьми. Худощавый, небритый, походка шаркающая, идёт, за стену держится.
– Что случилось, Станислав Петрович?
– Сам не понимаю, с чего такое состояние. Второй день уже как сам не свой, еле ноги передвигаю. Слабость страшная. Сплю и сплю, уже день с ночью путаю. Была б моя воля, вообще бы с кровати не поднимался. Перед тем, как вас вызвать, хотел встать, а ноги не слушаются. Ну, думаю, парализовало! Но нет, расходился. Фффух, вот сейчас поговорил и такое чувство, будто кирпичи таскал…
Так, ну и что мы имеем? Давление сто двадцать на семьдесят при привычном сто сорок на девяносто, пульс восемьдесят четыре. Сатурация девяносто пять процентов. На ЭКГ никакого криминала нет. Неврологический статус без особенностей. В общем, ничего примечательного, зацепиться не за что. Остаётся только поспрошать, что он принимает.
– Станислав Петрович, а что вы принимаете, какие лекарства?
– А вот, смотрите, всё здесь, в этой коробочке.
Ну что ж, посмотрим. Так, так, так, не то, не то, не то… Опаньки, а вот это уже интересно! Блистер препарата бензодиазепинового ряда, обладающего снотворным, успокаивающим и противосудорожным действием. Из десяти таблеток, в наличии только две.
– Станислав Петрович, а <Название> это вы принимали?
– Ну а кто же ещё? Я ведь один живу, жена уж два года, как умерла. Мне их соседка дала. Это было лекарство против страха. Может помните, фильм такой был? Короче говоря, страх меня одолел, аж спасу нет. Я же полностью одинокий. Сына не считаю. Сидит он и ещё семь лет просидит. Отец ему только ради посылок нужен. Вы не представляете, насколько это страшно, чувствовать своё полнейшее одиночество. Умру и будет тело валяться незнамо сколько, никто не похоронит по-человечески. С соседкой бедой своей поделился, вот она и дала мне эти таблетки. Как примешь, так отупение какое-то наступает, но зато страх уходит.
– Станислав Петрович, а вы не думали насчёт интерната?
– И не просто думал, а уже твёрдо решил.
– И это правильно! Надеюсь, что это «лекарство против страха» вы больше принимать не будете.
– Нет, нет, ни в коем случае! А хоть какое сегодня число–то?
– Одиннадцатое июня, суббота.
– Июня?! Вот это номер! А я-то думал, что ещё май не кончился!
Вот хоть убей, но не понимаю я таких «добрых» людей, которые готовы налево–направо раздавать сильнодействующие препараты. Хочешь принимать сам, нравится тебе? Да не вопрос! Вот только других-то зачем травить?
Покапали мы Станислава Петровича и в стационар свезли, где его благополучно приняли.
А лучшим лекарством против страха, является устранение его причины. Хотя, далеко не всегда это возможно…
И этот вызов был последним в моей смене. Удивительно, но мои опасения по поводу завала вызовами, не оправдались. Хорошей, спокойной выдалась эта субботняя смена. А для полного счастья, одна из бригад отвезла меня попутно домой. В общем, остался я с чувством исполненного долга и полного удовлетворения.
Все фамилии, имена, отчества, изменены.