Еле дождавшись десяти утра, я рванулась к телефону, открыла «WhatsApp» и нажала на звонок. Вика, очень близкая подруга, с которой мы уже полпуда соли съели на двоих, обычно спала до этого времени. В трубке послышался вполне бодрый, с отголосками ещё не до конца улетучившегося сна, голос.
- Разбудила? – это было первое, что выпалила я в ответ на приветствие.
- Нет, что ты, - заверила приятельница.
- Слушай, со мной такая жуть случилась, только тебе и могу рассказать.
По ту сторону трубки раздался любопытный хмык. Судорожно выдохнув, я начала рассказ.
Знаешь, сплю я при свете редко, а тут - на тебе! Сначала меня что-то подняло в четыре утра и я никак не могла заснуть, даже свет над кроватью включила, чтоб хоть чем-то себя развлечь - книжку почитать, например. Где-то через полчаса меня всё-таки срубило; вот тут-то и понеслась душа по кочкам. Такой хрени, товарищи, мне не снилось очень давно.
В общем, вижу я себя идущей по заснеженной улице. Вокруг - ни души: снег хлопьями, тьма - хоть глаз коли! Двигаюсь аккуратно, чтоб не наступать на островки льда и не полететь к чертям собачьим носом в порошу. Иду и размышляю: какого лешего в такой поздний час назначать собеседование (во сне я чётко знала, что я студентка, ищущая подработку)? Холодно - жуть! Ещё больше крыша ехала от того, что район какой-то стрёмный, безлюдный, машины сплошь завалены по самую маковку, ни тебе фонарика. Только тускловатая лампочка над подъездом. В своё время дом, может, и считался престижным, а сейчас смотрю на него, и оторопь берёт.
Дверь в подъезде тяжеленная, того и гляди выкинет меня на лестницу. “Ладно, - думаю, - надо идти, раз уж пришла”. А у самой поджилки трясутся. В лифт заходить не стала - чего тут, третий этаж ведь! Попёрлась на лестницу, а там ещё жутче, чем снаружи, и словно бы чьи-то шаги слышу за собой. “Во, - думаю, - попала!”. Считаю ступени, чтобы часом не заскочить на четвёртый этаж. Слава Богу, дотопапла до нужной лестничной клетки. Стучусь в указанную квартиру (звонок не работает). Открывает мне интеллигентного вида женщина.
- Я по объявлению, - говорю. Она радушно приглашает меня внутрь
и тут же спрашивает, при мне ли паспорт, медкнижка и всё такое. Показываю ей документы, как ни в чём не бывало - смотрите, дескать, и наслаждайтесь. Тут слышу: шаги в коридоре, а в следующую секунду меня кто-то - дёрг! - за рукав. Машинально оглядываюсь… Вот веришь, Викусь, лучше б я в ту сторону и не смотрела!
На меня пялился ребёнок с непомерно большой головой, неестественно близко посаженными глазами, носом картошкой, угрюмым ртом и с жутковатыми чёрными волосами, торчащими на голове, как иглы дикобраза из головы. Мне потребовались недюжинные усилия, чтобы не отшатнуться и не вскрикнуть. Лицо это я запомню на всю жизнь! Уродец таращился на меня и тупо молчал, потом скривил рот, высунул язык и произнёс:
- Э-эз!
Так обычно дразнится какая-нибудь детсадовская или школьная мелюзга. Обижаться не хотелось, а вот дать дёру - очень. Самое жуткое, что бежать тебе некуда, ночь на дворе! И старушка эта подозрений вроде бы не вызывает, только ребёнок вызывал безотчётный утробный страх. Я будто чувствовала, что аномалия у пацана не только физическая… короче, описать тебе я это не могу! Слов цензурных не хватает, до того паршиво было на душе.
- Иди к себе в комнату, Сашенька, - почти пропела хозяйка, -
это твоя новая нянечка, её Ульяной зовут, у нас работать будет.
“Оно ещё и Сашенька! - чертыхаюсь я про себя, - И с какого пня я Ульяна, когда я сто лет, как Дарья?”. Сама в глубине души понимаю, что отступать поздно. Деньги за работу некислые, особенно для студентов, а мальчишка не виноват, что родился таким.
В общем, снится мне дальше, что работаю я у этой семьи несколько месяцев, даже привыкать начала. Пока с дедом - хозяином дома - не столкнулась. Тот, как я понимаю, был профессором в каком-то универе, любил заложить за воротник по вечерам, носил очки и всё время норовил пофилософствовать о бренности бытия. Странный какой-то дедок: вроде не хамит, по ушам не особо ездит, вот только по ночам тараканью активность разводит, когда все приличные люди десятый сон видят.
“Интересно, - думаю, - он что, по ночам лекции читает? А студенты кто? Юные зомби?”. Зря я слово произнесла, даже мысленно. За обедом, кстати, профессор всё время глушил нечто из пакета с томатным соком. Терпеть его с детства не могла, буквально воротило от него, нельзя же было встать из-за стола и тупо свалить в комнату, а очень хотелось! Нальёт, бывало, себе в стакан этой гадости и сидит, потягивает. А запашок, скажу я тебе, не очень. И это ещё мягко сказано. Супругу его, Любовь Александровну, кстати, тоже наизнанку выворачивало от этого пойла, один только внук не морщился – пил эту дрянь с удовольствием. В общем, все как-то уже притёрлись друг к другу. На деда я внимания стараюсь не обращать, всё ребёнком занимаюсь. Сашенька тоже ко мне попривык. Ходит за мной, как собачий хвостик, и всё повторяет:
- Бульяниська! Бульяниська!
А голос у пацана - мать тво за ногу! Да не твою, Викусь, она у тебя хорошая женщина! Услышишь “это” - жить не захочешь. Глухой такой, монотонный, без единой живой нотки. Видно, что у парнишки серьёзные проблемы с речью. И слово-то само такое противное - фиг поймёшь, что оно значит. Это уж потом до меня допёрло, что бабка-профессорша меня Ульяночкой зовёт, а мальчик всего-навсего повторить не может. Особенно страшно оставаться с этим дьяволёнком один на один. Никогда не знаешь, что ему в голову взбредёт. Смотрит всё время так, как будто сейчас ударит или чего похуже. Я уже и забывать начала, что его Сашей зовут - так Бульяниськой и называла. Спать из-за него не могла: всё время этот взгляд мерещится. До сих пор - представляешь? - спокойно глаза закрывать не могу. И дед этот туда же! Пару-тройку раз я видела, как к нему на дом заходили студентки, но ни разу не замечала, чтоб хоть одна вышла! Поначалу я просто отложила это в подкорку, и только потом до меня начало доходить, что дедуля совсем не прост. И внучек в ту же степь.
Как-то раз дали мне партийное задание – почитать с мальчиком книжку. Хватилась я очков, а их нет. В жизни-то я, сама понимаешь, их не ношу, но сон есть сон. И вот ищу я, стало быть, эти очки, как ненормальная. Захожу в свою комнату. Глядь – а они у меня под ногами лежат. Дужка пополам разломана, стёкла не то разбиты, не то… Я поднесла самый большой осколок к глазам. Пощупала. Чувство такое, как будто мои очки не разбили, а сгрызли зубами – уж больно странным скол показался. «Вот же, - думаю, - гадство! Где ещё такие стёкла возьму? И как я ребёнку читать буду – не вижу ж ни хрена!». Пошла за книжкой. Саша сидел в своей комнате. Я пристроилась рядом и принялась читать увлекательную сказку про Чипполино. Вдруг мальчик перевёл свои недобрые глазки на меня, посверлил-посверлил с полминуты, а потом сказал:
- Ам-ням-ням…
«Бедный, - мелькнуло у меня в мозгу, - кушать хочет, наверное! Тётя Люба с дедушкой ушли, значит, сами справимся».
- Посидишь две минутки, я сейчас принесу перекусить чего-нибудь, - бодро сказала я, вставая. Саша серьёзно кивнул, повторив свою недвусмысленную просьтбу. Метнувшись в кухню, я первым делом открыла холодильник. Смрадный запах тут же ударил в нос, поневоле заставив меня поёжиться.
- Ну и гадость эта ваша «Кровавая Мери», - буркнула я, выуживая тетрапак с соком. Открыла крышку, принюхалась. Запах исходил именно оттуда. На свой страх и риск я сделала малюсенький глоток и тут же закашлялась. Японский бог! Самые жуткие догадки, сновавшие где-то в подсознанке, подтвердились. Характерный солоноватый вкус резанул язык, а в следующий миг отчаянно захотелось стошнить прямо на недешёвую плитку. Думаю, тебе и пояснять не надо, какую мерзость глушили дедушка и внук за обедом – сама всё прекрасно понимаешь. А между тем, меня прямо-таки подмывало рвануть в туалет и отвести душу. В этот момент послышались тихие детские шаги. Чертыхнувшись, я развернулась всем корпусом и увидела Сашу.
- Бульяниська, - злобно и требовательно процедил он. Бровки сдвинуты, нос и без того нелепой мультяшной формы, казалось, увеличился в размерах.
- Сейчас приду, - выдавила я, изо всех сил стараясь побороть дрожь в голосе. В ответ паренёк замотал головой, давая понять, что и с место не двинется без меня. Я уже собиралась вернуть проклятущий пакетик на прежнее место, но тут Саша подскочил ко мне, выдернул «сок» из моих рук и принялся жадно пить. Красная струйка стекала по подбородку, отчего и так до ужаса неприятное лицо мальчика стало совсем жутким. Меня повело в сторону.
- Э-э-э! – издевательски протянул Бульяниська и облизнулся. Язык у него оказался аномально длинный и противный. Ну, не ребёнок, а находка для учёных. Такого мутанта во всём городе днём с фонарём не найдёшь. Да и в мире, пожалуй, тоже.
- А вот дразниться нехорошо, - я попыталась пожурить Сашу за невежливость и тем самым пересилить ужас, подкативший вплотную к самому горлу.
Вечером я, дождавшись, прихода Любови Александровны, вызвала её на доверительный разговор. Женщина очень привязалась ко мне за это время и считала меня своей внучкой. Вопросов была уйма, и в ответ на каждый профессорша только вздыхала и повторяла:
- Ну, пожалуйста, Уленька, поработай у нас ещё. Ну, подумаешь, сок просроченный? Делов-то!
- Тётя Люба, Вы же сами понимаете, что это кровь! Я боюсь Сашу. Сначала мне кто-то перекусил пополам очки, теперь ещё и это.
- Ребёнок только-только жить начал! Оставайся у нас, а?
В голосе этой пожилой женщины было столько мольбы и какого-то отчаяния, что я спасовала.
- Слушай, раз тебе было так плохо, точего не сбежала? - поинтересовалась Вика.
- А смысл? Деньги во как нужны, да и с жильём проблемы.
Мне-то снилось, что я в общаге живу, а тут квартира. Не маленькая, надо сказать! Да и жалко Любовь Александровну – она меня, как внучку любила, уголок мне выделила в квартире. Комната своя, хозяева по пустякам мозги не выносят. Одному Саше везде дорога. Впрочем, он без меня и не ходил никуда. Гулять с ним приходилось отдельно от прочей детворы, потому что очень боялись его. И дети боялись, и взрослые.
- Ну, и в чём трабл? - нетерпеливо подгоняла Виктория,
которой весь этот поток сознания начал уже надоедать.
- А втом, что страх у меня был. Не то смерти, не то травмы.
Уж больно этот Бульяниська злобно на меня смотрел. Вот остались мы с ним однажды дома одни, а он возьми и вздумай в прятки со мной играть. Я его, как дура, по всем комнатам искала - всё “Сашенька!” да “Сашенька!”. Часа два его звала. Захожу в гостиную, а этот гадёныш на меня из-за шторы как выскочит! Первое, что я увидела в тот момент, были клыки! Викуся, клы-ки! Самые на-ту-раль-ны-е! Чувствую - ноги не держат. Падаю. А тварь эта тварь стоит надо мной и воет!
- Ы-ы-ы-ы-ы-ы! Ы-ы-ы-ы-ы!
Тут я и проснулась.
- М-да, - хмыкнула Вика в трубку, - чего только не приснится.
- Так это не всё ещё! – торопливо заговорила я,
Просыпаюсь я, глаза продираю, а оно надо мной стоит. Тень во всю стену. И гул по комнате уж больно знакомый. Все в доме ещё спят, не слышат, а я чуть не родила на месте с перепугу.
- Может, показалось? - усомнилась подруга.
- В том-то и дело, что нет! Я, знаешь, минуту-другую в себя прийти не могла, а потом как ущипну себя со всей дури – так нет, не сплю! Всё наяву, понимаешь?
Тут в трубке послышался звонок в дверь.
- Погоди минутку, - заторопилась Виктория, - это курьер! Повиси
минутки полторы, пожалуйста.
В телефоне послышался лязг замков, негромкий разговор, а через несколько секунд - пронзительный короткий взвизг. Вика вернулась к телефону, запыхавшаяся и явно не в себе.
- Ты чего? – я занервничала. Что-то нехорошее кольнуло чуть ниже сердца.
- Оно что, реально по улицам разгуливает? Открываю я дверь,
забираю посылку и уже хочу закрыться на замок, а курьер дёрнулся и выпалил: “Пацан, ты чей?”. Чёрт меня дёрнул глаза поднять. Смотрю - топает по коридору большеголовое нечто. Волосы дыбом, морда злющая и глазёнки, как ты и рассказывала - близко-близко друг к другу сидят. Пробубнило себе чего-то под нос и исчезло.
Поздно вечером Вика уже сама позвонила мне и залепетала шёпотом:
- Дашка, чего делать будем?
- Спать, что ж ещё? – саркастически усмехнулась я, но подруга не унималась.
- Какое, к чертям собачьим, спать? Эта падла маленькая под дверьми
стоит и воет на одной ноте. Всё “Ы-ы!” да “Ы-ы!”.
В этот момент в дверях явственно лязгнул замок, и связь оборвалась.