К утру собрался я в дорогу, зашел к воеводе и распорядился все дороги перекрыть. Никаких обозов, путников и гонцов чтобы не было – незачем шляться, когда чума идет. И посты на границе тоже чтобы на побывку не ходили – потерпят, не до шуток.
А самому мне путь к горизонту, где черный мрак клубится.
Кулема подошел, мнется.
- Что тебе?
- С тобой хочу. Я ведь лекарь, в таких делах не лишним буду.
Подумал я, головой покачал.
- Нет. Когда дом горит, кружкой воды не натаскаешь. Тут другой подход нужен. А так и тебя угроблю, и народу большого облегчения не будет. Жди, скоро вернусь.
- Откуда знаешь, что скоро?
- Чума много времени не даст. Так что жди.
***
Ехал я в сторону мрака, а сам по сторонам смотрел. Раньше то как бывало – идешь, травка зеленая, земля черная, птички разноцветные. Ну а люди навстречу кто во что горазд.
А теперь другие краски. Все, что живое, переплетается разным сиянием, и можно даже разгадать, кому как живется. Голубые искорки – растет цветок, зеленые – силу набрал. А если красные – видать, корова надкусила или примял кто. И из земли кое-где свет струится, жилу рудоносную показывает. Или подземную реку, такое тоже бывает.
Ну а люди, что с третьим глазом, что без него – кто во что горазд. Я как раз доехал до привала, где купеческий обоз на отдых стал. Сидят извозчики, переливаются всеми цветами радуги – у кого светлая, у кого серая, а кто-то словно ржавчиной поеден – мелькнет искорка, да и скроется во мраке душонки нечестивой.
Только долго разглядывать эту публику мне не пришлось. Сидел в сторонке один приказчик, и его переливы словно пеплом покрывались – начинала их одолевать чернота. Вроде легкая, но понемногу сгущалась. Где-то повстречал чуму, и сам еще не понял, что обречен.
- Мир дому, - подошел к нему, смотрю, - никак обозными харчами брезгуешь, к столу не идешь?
- Что-то без аппетита, - приказчик вяло как-то рукой махнул.
- Горячка у тебя, похоже. Дай погляжу.
Протянул я руку, лоб ладонью трогаю. Горячий, начинает его болезнь крутить. Но заметно, что от лба чернота отодвинулась, пока я руку держал.
Я ладонь отнял – а от нее словно светлая дорожка к голове тянется. И потихонечку чернота с него сходит. И пальцы у меня покалывает, словно с мороза до печи дошел.
Постоял я, подержал руку у головы, пока чернота не ушла. Приказчик сидит, на меня смотрит с интересом.
- Какая горячка? Притомился просто. Но, твоя правда – пойду, поем.
И чуть не бегом к столу. Полегчало, значит. А я стою, руку свою разглядываю. Ничего так, приподнялся в глазах окружающих – наложением руки исцеляю. Раньше, правда, тоже наложением руки получалось, когда в межбровье особо дурному прилетало – бывало, что исцелялись. Но, признаюсь, не всегда получалось с первого раза.
И тут сзади строгий голос.
- Кто таков, что тут шастаешь?
Обернулся я – стоит купец, хозяин обоза. Строгий, смотрит словно сквозь меня, да и говорит сквозь зубы. И сияния вокруг него никакого. Какие-то темные сгустки вокруг брюха шевелятся, словно жижа болотная.
А за его спиной выглядывает черт, и что-то нашептывает.
Я раньше в такой ситуации непременно кинулся бы купца поучать, но тут надо сначала разобраться с советчиком. Хотя одно другого не исключает. Посмотрел я на купца и решил обойтись без церемоний приветствия, запугивания, угроз и объяснений.
- У правителей здешних земель вопрос в том, куда шастаешь ТЫ со своим обозом? Чума идет, дороги перекрыты.
Купец чуть не подпрыгнул. Может, он и подпрыгнул, но брюхо к земле поджимает надежнее каменной скалы.
- Не твоего собачьего ума дело, гном! – уже орет, не сдержался, - без нищебродов с правителями разберусь.
- Ошибочка вышла, - только и сказал я, да в лоб ему и махнул.
Пока купец падал, успел я черта за рог прихватить. Дотащил до телеги, чтобы со стороны не видно было, и перехватил лапы у черта ремешком.
- Все равно сбегу, не удержишь, - черт барахтается, а я задумался, как его до лошади дотащить. Крепкий он, долго не удержу даже связанного.
Впрочем, решение пришло быстро. Вытянул хвост и обмотал вокруг рогов, да для надежности на двойной узел затянул. И, закинув через хвост за плечо, пошел к лошади.
***
Только к вечеру увидел я, что искал. Недалеко от дороги тропинка к ключу, а от ключа голубое сияние идет. Святой источник. И не от слова он святой, не от монашеских хороводов – от земли. Напитала земля воду серебром, минералами, а крепче этой силы не найти ничего.
Подошел я к роднику и черта в него с головой макнул. Орет, брыкается, а чернота понемногу с него сходит. Святая воды выламывает из него черноту, связь с черным миром рвет.
Макнул еще пару раз, посветлел мой пленник, чернота с него слезла. Вместе с шерстью. Сидит такой розовенький, как поросеночек, орет, а из ушей пар свистит. Если в рыло краник ввинтить – ни дать ни взять, самовар.
- Рассказывай, что у купца делал, - на черта смотрю, а сам в ключ свой меч опустил.
Поморгал мой пленник глазами, похлюпал носом, да паром из ушей посвистел.
- Чуму разгоняли по землям. Когда чума, люди душу демону охотней продают, лишь бы спастись. Вот я купца и подговорил товар везти, - мол, пока чума не добралась, хороший заработок будет. А у него приказчик с заразой, как раз до замка успеет дойти.
- И где демон орудует?
- Недалеко, на болотах сейчас. Народ то от чумы в лес убежал, там самая торговля идет душами.
Разрезал я ремешок и пнул пленника.
- Ступай к демону и передай, что закрывается его торговля.
Черт подскочил, аж с пробуксовкой, только камни из-под копыт просвистели. Помчался, жеребец тюнингованный.
Лег я спать, а сон не идет. Много нового во мне открывается, чего раньше и не знал.
Рукой хворь прогоняю.
Мир иным вижу, настоящим.
И совсем уж удивительное – чувство юмора появилось.
Похоже, от чумы излеченной побочка.