...который не случился весной 2021 года.
«Мировые лидеры: риторики и лирики»
За какими европейскими политиками интересно наблюдать, какие их высказывания наиболее интересны, а какие приводят в ужас от их глупости?
Это была формулировка темы и вопрос, которые задали мне для одного московского СМИ. Ни тема, ни вопрос не интересные. Но рекламисты издательства АСТ уговорили написать колонку.
Я написал. СМИ побоялись такое публиковать Но не пропадать же добру! А текст получился вполне достойный, хоть и без огонька.
В девятом классе преподавательницей русского языка и литературы в моём классе стала завуч, дама огромная, грозная и – в отличие от большинства коллег – неглупая. Выяснилось это несколько позже, а на первом сочинении мне, по-видимому, пришло в голову её проверить или просто выпендриться.
Темой была стандартная скучища вроде «Лишние люди в произведениях Тургенева» или «Катерина – луч света в тёмном царстве». Я написал одним духом страницы полторы правильных фраз и буквально через пять минут после начала урока сдал тетрадку.
Завуч оценила мой лаконизм, но её не убедила цитата из Шекспира: «Где мало слов, там вес они имеют. / Гремит лишь то, что пусто изнутри». С моими соображениями дама согласилась, но потребовала развернуть мысль и сопроводить её цитатами. Я разворачивал и сопровождал на протяжении двух уроков, отведённых для сочинения. Успел еле-еле, тетрадку исписал целиком, заканчивал на обложке. Как знать, не было ли это первым звоночком к моей нынешней профессии? Не тогда ли началось движение от малых форм к романам по пятьсот-семьсот страниц?
А вспомнил я эту школьную историю, когда красивая девушка предложила порассуждать на тему «Мировые лидеры: риторики и лирики». Формулировка – не моя, поэтому закавычена. Красотка пояснила, что ждёт от меня ответа на вопрос: за какими европейскими политиками интересно наблюдать, какие их высказывания наиболее интересны, а какие приводят в ужас от их глупости? То есть и вопрос именно в такой формулировке придумал не я.
Моим первым желанием было – выступить так же кратко, как в сочинении. Потому что мне неинтересно наблюдать за политиками; неинтересно разбирать их выступления и неинтересно смаковать чужое враньё. Вот и весь ответ.
Я занял позицию девятиклассника. Зато молоденькая собеседница повела себя в этой ролевой игре как завуч – и предложила ответить развёрнуто. Не только декларировать свою позицию, но и мотивировать. Шекспир с лаконичными спартанцами опять оказались не у дел. Что ж, развернуть ответ – это запросто, а начну я, конечно, с истории.
Первое письменное упоминание ораторского искусства, которое приходит на ум, содержится в Библии. Около 3300 лет назад у пророка Моисея состоялся разговор с полыхающим терновым кустом. Пророку было велено свыше – пойти к фараону и потребовать, чтобы тот отпустил на волю порабощённые племена. Противиться воле Всевышнего не принято, но Моисей возразил: «Человек я не речистый, и таков был и вчера и третьего дня, и когда Ты начал говорить с рабом Твоим: я тяжело говорю и косноязычен».
Моисей считал, что задачи колоссальной важности требуют выдающихся ораторских качеств: после фараона пророку предстояло убеждать огромное множество людей. Кому нужен гугнивый шепелявый лидер?
Желающим узнать, чем всё-таки дело кончилось, предлагаю заглянуть в библейскую книгу «Исход»...
...а искусство риторики сохраняло важность и тысячу лет спустя в Древней Греции и Древнем Риме.
Аристократ Перикл (494-429 гг. до н.э.) во многом благодаря своему красноречию возглавил Афины и основал знаменитую афинскую демократию.
Сицилийский трудовой мигрант Лисий (445-380 гг. до н.э.) достиг совершенства в написании политических и торжественных речей; он создал литературный язык Аттики, а его судебные выступления до сих пор остаются непревзойдённым образцом для ораторов.
Сын афинского оружейника Демосфен (384-322 гг. до н.э.) переживал те же проблемы с дикцией, что и Моисей, но – в отличие от пророка – упорным трудом и многолетними упражнениями преодолел их, поэтому даже сегодня его именем называют гениальных мастеров риторики.
Современник Демосфена, потомственный медик и учёный Аристотель (384-322 гг. до н.э.), в том числе и благодаря ораторскому искусству стал законодателем, был приглашён в учителя к Александру Македонскому и удостоился звания величайшего философа древности.
Выходец из незнатной семьи Цицерон (106-43 гг. до н.э.) использовал виртуозную риторику для подъёма на социальном лифте – и поднялся сперва до места в римском Сенате, а потом и до поста консула.
Новейшая история тоже знает выдающихся ораторов.
По известным причинам я не стану говорить о мастерстве, с которым фюрер Третьего рейха управлял толпами своих почитателей, утверждая, что сознание участников многолюдных сборищ выключено: это – просто масса. К слову, мысль принадлежит не ему, а итальянскому дуче Бенито Муссолини. Скажу лучше про их современника Уинстона Черчилля (1874-1965), одного из законодателей британской и мировой политики на протяжении многих десятилетий. Подобно Демосфену, он сумел избавиться от шепелявости, активно использовал в речи метафоры и другие художественные приёмы, остроумно шутил... Черчилль как оратор подтвердил мысль Шопенгауэра: «Кто ясно мыслит – ясно излагает». Ясные мысли он умел ясно излагать не только вслух, но и на бумаге; это умение принесло ему Нобелевскую премию в области литературы.
В России одним из наиболее известных ораторов стал адвокат Анатолий Фёдорович Кони (1844-1927). В своих блестящих выступлениях он не просто защищал истину, но делал это ярко, эмоционально, увлекательно, не используя заумную терминологию, и говорил понятно для любого слушателя.
Продолжая список выдающихся мастеров публичного слова, можно вспомнить политиков, которые умели зажечь даже враждебную толпу. Внимание к Троцкому, Ленину, Фиделю Кастро, Джону Кеннеди, Мартину Лютеру Кингу, Маргарет Тэчер, Борису Ельцину и многим другим было следствием не только их особенного положения в обществе, но и риторического мастерства, и самобытности речи, обращённой к самой широкой аудитории.
Вот я и добрался до главной причины, по которой современные ораторствующие политики не вызывают у меня интереса.
Какой-нибудь тренер личностного роста – коуч и гуру, из которого не получился офис-менеджер, – взялся бы разбирать отличия хорошего оратора от плохого, говорить о таланте и подготовке к выступлениям, обращать внимание на необходимость на ходу адаптировать речь к аудитории, если не получается зацепить слушателей, или наоборот – сосредоточиваться на себе, а не подстраиваться под других... Меня всё это занимает разве что в десятую очередь.
Однажды Наполеон спросил своего генерала, почему его солдаты в сражении не стреляли. «Есть шестнадцать причин, – ответил генерал. – Во-первых, не было пороха...» – и Наполеон оборвал его: «Можете не продолжать».
Так и здесь. Главная причина моего безразличия к политикам – их безразличие ко мне. Политики общаются не со мной и не с широкой аудиторией соотечественников. Их речи уже давно адресованы только чиновникам или зарубежным коллегам. Это герметичный мир, где на особенном языке подают сигналы, намекают, дают завуалированные указания, иносказательно торгуются и угрожают...
Ко мне лично это не имеет отношения. Поэтому лучше или хуже поставлена речь у политика, остроумец он или дурак – не важно. Меня и миллионов сограждан впрямую касается лишь то, как сигналы, намёки, указания и угрозы, прозвучавшие из герметичного мира на самом верху, воплощены чиновниками низших рангов.
Нет среди нынешних политиков ни красноречивых цицеронов с демосфенами, ни мудрых аристотелей, ни самобытных черчиллей или ельциных, ни тем более боговдохновенных моисеев. А разгадывать шарады, изложенные канцелярским языком и не для меня придуманные, нет у меня ни желания, ни времени.
У моего ответа есть ещё один нюанс: чем выше статус политика, тем больше и беззастенчивей он врёт. Но разжёвывать эту очевидную мысль я уж точно не стану.