-Что случилось с тобой, Сашенька? Ты сам не свой, ходишь, как в воду опущенный. Болит что?
Настя смотрела, как медленно и трудно Саша ворочает тяжелую тачку, надо чинить, а у него то ли сил нет, то ли желания. Да и погода, правда, здоровья не прибавляла, декабрь ныне задался не зимний, смутный, пасмурный и дождливый, вроде осень поздняя на дворе, не зима. Саша молчал, глядя в сторону, как будто виновато прятал глаза, и Настя чувствовала - что-то здесь не так, плохо все. Она посадила укутанную, как шарик Асю в коляску, подошла поближе, положила руки мужу на плечи. Саша нехотя посмотрел Насте в глаза и она вдруг увидела в них ложь и боль. В этом синем, совсем недавно чистом и святом озере его взгляда больше не было любви - было только отчаянье и раскаянье.
-Нет, Насть, все нормально. Я не болен. Так… настроение что-то. Ты не обращай внимания. Пройдёт.
Настя опустила руки, молча отошла, взяла дочь из коляски и пошла к дому. Она вдруг все поняла. Она знала - не пройдёт…
…
Бельё моментально леденело на бешеном ветру, било по лицу и студило руки. Настя почти не чувствовала холода, потому что не было ничего холоднее того ужаса и той тоски, которые поселились ру неё в душе. Там, в самой глубине Сашиных глаз она увидела ответ - он больше её не любил. Что-то страшное и чёрное убило его любовь, и это страшное было очень сильным.
-Насть… Я сегодня Лариску видела. Она прям ведьма настоящая, вся в чёрном шла, волосы распустила, платком их повязала, не поймёшь, то ли вдова, то ли цыганка. Прет по дороге, юбка длинная развевается на ветру, глазищи светятся. Страшно даже.
Светка подошла неслышно, двинула таз с бельем в сторону, но потом подумала, стала помогать. Достанет вещичку, хлопнет, расправляя, подаёт Насте. Лицо у девчонки разрумянилось на ветру, губешки припухли, глаза хитрые - счастливая, молодая, и почти красивая, приятно смотреть. Подав очередную кофточку, она подвинулась поближе, шепнула
-Настьк. А я целовалась уже. Только папке не говори, а то ещё дома закроет. Смотри, не проболтайся.
Настя обняла девчонку, чмокнула её прямо к белую, новенькую шапочку, потеребила за ухо.
-Не скажу. Вот прямо под пытками. Молчать буду, как рыба. Только ты там не особо балуй, мало ли что. Думай головой.
Настя почувствовала, как неожиданные слезы закипели в горле, грозя прорваться рыданием, но взяла себя в руки, шмыгнула носом, потом улыбнулась
-И что, Свет? Лариса, куда она шла?
-Да черт её, ведьмаку, знает. Перла, как танк. Слушай, Насть.
Светка потянула Настю за капюшон куртки, заставив пригнуться к себе. Потом зыркнула тревожно круглыми глазами, зашептала жарко.
-Тётка Марфа тут трындела на базаре, а Маринка, ну, ты её знаешь, подружка моя, слышала, что эта Лариска чортова такими делами занимается….
Настя разогнулась, взяла таз, ухватила Сверку за рукав, подтащила к лавке у дома, усадила, стряхнув снег.
-Тихо. Что ты раскричалась, как сорокушка. На все дворы слышно. Ну… что Лариска?
Светка покраснела, засопела, как паровоз, обиженно выдернула рукав, но продолжила
-Ничего я не раскричалась. Сама сорока. Так вот, у тётки Марфы этой муж смотритель на кладбище. Так он Лариску там и видал. Говорит в двенадцать ночи топталась у старой могилы, свечки жгла, бумажки какие то. И ещё там кто-то был - большой, чёрный, лохматый, он не разглядел. Да и страшно ему стало, сбежал домой, только к утру на кладбище вернулся. А потом, днём уж, он к той могиле сходил, посмотрел. Так там муж с женой похоронены, давно уж, лет тридцать назад. Но таблички есть, остались. Так её Лариса звали, жену эту мёртвую. А его - Александр.
У Насти захолонуло внутри, ледяными тисками сковало сердце, она на какие - то мгновения даже перестала дышать. Ей был известен этот обряд. Мертвый, чёрный, страшный. И она знала - спасенья от него нет…
…
Дома было тепло, уютно, ласково и пахло хлебом - Ирина завела пироги, возилась с утра, а сейчас уснула, прикорнув на диванчике рядом с Асиной кроваткой. Бабушка с внучкой так дружно сопели и сладко прихрапывали, что Настя не стала шуметь, на цыпочках прокралась в спальню, вытащила с полки альбом. Дрожащими руками открыла страницу со свадебными фотографиями и устало опустилась на кровать. А потом, глядя сквозь пелену слез на пустую ячейку, гладила ледяными пальцами место, где ещё пару недель назад была фотография Саши. Красивая, большая, в полный рост. Её любимая…
…
Ночевать Саша не пришёл. Ирина молчала, ни о чем не спрашивала, Иван угрюмо смотрел телевизор. Вечер прошёл, как поминки, Настя до утра её могла сомкнуть глаз, старалась не плакать, чтобы не напугать и не разбудить Асю. И уже под утро, когда она провалилась в обморочную больную дремоту, кто-то дотронулся лёгкой рукой до её щеки, погладил ласково.
-Не открывай глаза, Настасья. Послушай мать так, внимательно послушай.
Настя не открывала глаза, но видела маму все равно - так, как будто она ей снилась. Молодая и красивая, теплая и родная, она сидела рядом и гладила её по волосам.
-Лариса сильная ведьма. Они с твоим отцом обряд провели чёрный, обвенчали её и Сашка твоего, теперь хотят Асю заполучить
Настя с силой пыталась открыть глаза, но они не открывались, как будто их сшили суровой нитью.
-За что он? Мама!!! За что он меня так? Он же отец!!!
-Обидела ты его. Тогда, помнишь, когда решила с людьми остаться, любовь выбрала. Вот он и не простил. Теперь из Аси хочет ведьму сделать, Лариска ему так, как инструмент нужна. Использует их с Сашей, да и сотрёт в пыль. А вот Ася…
Настасья, наконец, справилась, открыла глаза, но в чёрной непроглядной темноте рассмотреть ничего не смогла. Она только ощущала присутствие мамы, чувствовала кожей
-Но ты не бойся. Мы справимся. И Асю ему не отдадим..
Враз чернота сменилась серым предутренним светом, в комнате было холодно и Настя, встала, с трудом разогнувшись, как старуха, доползла до окна и закрыла распахнувшуюся створку.