Я удивилась тому, какая стояла тишина. В прошлый раз, когда я была здесь в начале мая, ничего подобного не было. Хотя не было и шума, а было едва уловимое, но настойчивое жужжание каких-то инструментов, машин, разговоров — далёких, но отголосками пробегающих по поверхности реки от посёлка через всю долину. Лёгкие вибрации цивилизации.
Сильный ветер шуршал тогда гривами высоких хвойных, создавая беспрестанный гул, похожий на звуки падающей воды. Но сейчас тишина стояла настоящая. Обволакивающая, нежная и обескураживающая. Осознание этого заставило меня остановиться и проверить, настоящая ли она. Я ведь не так далеко ушла от посёлка. Дачники ещё не приехали, а местные, видимо, спрятались по домам на сиесту.
Я остановилась на узком мостике через речку Онзу, глядя на её широкий блестящий разлив. Онза была как бездонное зеркало, как гипнотический узор, от которого не оторваться. Изредка лёгкое дуновение ветра искажало рябью перевернутую картинку леса, делая его похожим на смазанную палитру художника. Но потом всё быстро восстанавливалось.
Тишина в лесу не может быть давящей, глухой. Здесь много звуков, которые органично переплетаются, как травы на заросшей лужайке. Тихо вскрикнули чёрные утки. Всей стайкой они переплывают с одного берега разлива на другой. Где-то стучит дятел, над головой жужжит шерстяной шмель, а у кромки леса кто-то копошится в траве. Может, рябчик.
За всё время прогулки встретила только двух человек — женщину со скандинавскими палками в самом начале пути, которая растворилась в узких лесных тропинках, заставив меня сомневаться в том, что она реальна, и мужчину с бутылкой воды, который, очевидно, был таким же одиночкой, не желающим нарушать тишину ненужным разговором.
Мы прошли мимо друг друга дважды, не встречаясь глазами и делая вид, что не замечаем. Не разрушая эту иллюзию собственного единения с лесом. Каждый из нас сам по себе, каждый из нас что-то ищет. Призрачные фигуры в зелёной дымке расцветающего леса.
Я дошла до знакомой поляны со старым деревянным столом и скамейками. Привал. Провела там около часа. Смотрела, как блестит вода в Оредеже и как качаются ему в такт позеленевшие прибрежные заросли.
Терпкий аромат черёмухи разливался вдоль берегов, сочетаясь с запахом пресной воды, примятой травы и нагретой земли. При приближении к бору всплывали тёплые фимиамы сосновой смолы. Всё сливается, но не перемешивается в одурманивающую кашу благодаря майской прохладе. И ароматы, и звуки в умиротворяющей гармонии.
Но лес просит пить. Пересохли ручьи, опустели многие дренажные канавы, а в других несменяемые остатки воды покрылись мутной мыльной плёнкой. Бодрый лесной ручеек в начале мая лился игрушечным водопадом по моховой подушке, а теперь цедит по капле. Солнечный, сухой и ветреный май изгнал последние напоминания о снежной зиме.
Упал уровень в реке, обнажив песчаные отмели, по одной из которых вдруг по-кошачьи пробежала выдра. Именно в тот момент, когда я подняла голову, чтобы посмотреть на речку, она неожиданно пронеслась вдоль кромки воды и скрылась в береговой норе.
После перекуса и сваренного на горелке кофе я прошла ещё несколько километров и, возвращаясь в посёлок, остановилась у разлива Онзы. Глядя на молчаливое слияние двух рек, где уже не отличишь одну от другой, я слушала тишину и погружалась глубже в одиночество.
Решила остаться, не идти на электричку. Следующий поезд только через полтора часа. К чему торопиться в город? На маленьком пирсе из двух фанер, который выглядел не очень устойчиво, но на поверку оказался прочным, я уселась у самой воды. Разулась и опустила ноги в воду. Она была прохладной, но не колючей.
Я снова сварила кофе, достала книгу и забылась. Забыла обо всём, что так тревожило мои мысли ещё вчера. Я была одинока, но это одиночество, как и тишина, совсем не похожи на своих городских фантомов.
В лесу, на природе ты никогда не бываешь по-настоящему одинок, когда этот удивительный мир открывается тебе с такой доверчивостью. Между вами устанавливается невидимая, но прочная связь, и ты становишься частью этого мира, частью чего-то грандиозного и прекрасного.
