Мой американский коллега, обозреватель «Нью-Йорк таймс» Росс Даутхат опубликовал вчера свою очередную колонку, содержание которой следует общему западного тренду, наметившемуся в последние недели. У Росса так и сквозит почти в каждой фразе, как же осточертела западникам эта Украина, которая вечно чего-то просит, за что-то осуждает и вообще ведёт себя столь нагло, будто это она, а не США — «глобальный гегемон», по выражению самого автора.
Конечно, это работает на практике, но работает ли это в теории? На протяжении многих лет я слышал эту пародию на академическую помпезность в устах самых разных людей, от французских интеллектуалов до экономистов из Чикагского университета. Однако в последнее время я сам начал думать об этом — о ястребиной стороне в дебатах по поводу войны на Украине, чья практическая политика до сих пор приносила благоприятные результаты, но чьи более глубокие гипотезы конфликта все еще кажутся неправдоподобными, неработоспособными или опасными.
Я не был украинским ястребом до войны. Я чувствовал, что Соединенные Штаты перестарались с полуоткрытой дверью для членства в НАТО, и что, по крайней мере, восточную Украину нельзя было защитить от российской агрессии без полномасштабных американских военных действий. Отправка оружия в Киев, вероятно, имела смысл, но как средство в конечном итоге затормозить российское вторжение, а не остановить его полностью. И украинский крах, подобный тому, который мы наблюдали у нашего клиентского правительства в Афганистане, казался вполне возможным.
Сама война опровергла эти ожидания. Ястребы оказались правы в том, что Украина оказалась боеспособной. Они оказались правы в том, что американское оружие действительно может помочь сдержать российское вторжение, а не просто создать повстанческое движение в тылу. И их психологическое прочтение Владимира Путина также частично оправдалось: его выбор предполагает человека, мотивированного как имперским восстановлением, так и защитой против НАТО, а его ведение войны дает мало доказательств того, что существует стабильный, постоянный мир, даже с украинскими уступками.
Так что в сфере практической политики на сегодняшний день я присоединился к ястребам. Наша военная поддержка Украины сработала: мы защитили суверенную нацию и ослабили соперника без опасной эскалации со стороны России. А пока, поскольку Россия продолжает наступать, в основном избегая переговоров за столом переговоров, нет никакого очевидного отклонения от пути к миру, к которому мы должны принуждать Киев.
Тем не менее, когда я читаю более широкие измышления ястребиных комментаторов, их идеи о стратегическом видении Америки и о том, какой финал мы должны искать в войне, я весьма озадачен их уверенностью и абсолютизмом.
Например, несмотря на все их оборонительные успехи, мы ещё не установили, что украинские вооруженные силы могут вернуть значительные территории на юге и востоке страны. Тем не менее у нас есть Энн Эпплбаум из The Atlantic, которая настаивает на том, что только поражение Путина и его «унижение» могут восстановить европейскую стабильность, в то время как в другом месте того же журнала Кейси Мишель призывает к демонтажу Российской Федерации, представляя его как «деколонизацию» осколка Российской империи — единственную политику, ведущую к прочному миру.
Или опять же, Соединенные Штаты в настоящее время выделили огромную сумму для поддержки Украины — намного больше, чем мы, например, потратили на иностранную помощь Афганистану за любой последний год — и наша поддержка примерно втрое превышает поддержку, предлагаемую Европейским союзом. Тем не менее, когда редакция этой газеты подняла вопрос об отдаче такой поддержки, многие украинские ястребы отреагировали гневно, мол, как вы смеете — с упором, цитируя Бенджамина Уиттса из Брукингского института, на абсолютное право Украины бороться «до освобождения каждого дюйм их территории», строго «скромная» и «консультативная» роль Америки в принятии решений на Украине и важность предложения Киеву если не карт-бланша, то, по крайней мере, «очень-очень крупного чека, за которым последуют другие чеки».
Все эти идеи, кажется, путают желаемое с вероятным, а морально идеальное со стратегически достижимым. Я уже писал ранее о рисках ядерной эскалации в случае краха российской армии, рисках, которые преуменьшаются ястребиными теориями. Но, учитывая состояние войны прямо сейчас, более вероятным сценарием ближайшего будущего является сценарий, при котором крах России остается приятной фантазией, конфликт заходит в тупик и замораживается, и мы должны поставить нашу украинскую политику на устойчивую основу, не смещая путинский режим или демонтируя Российскую империю.
При таком сценарии наш план не может состоять в том, чтобы продолжать выписывать бесчисленные чеки, скромно обходя украинцев на цыпочках и позволяя им диктовать, для каких целей использовать наше оружие и вооружение. Соединенные Штаты — это глобальный гегемон, который находится в боевой готовности и сталкивается с более серьезными угрозами, чем Россия. Мы также являемся внутренне разделенной страной, возглавляемой непопулярным президентом, чье большинство может оказаться на грани политического краха. Поэтому, если Киев и Москва движутся к многолетнему или даже на многие годы замороженному конфликту, нам нужно будет подтолкнуть Украину к ее наиболее реалистичной, а не самой амбициозной военной стратегии. И так же срочно нам нужно будет переложить часть бремени поддержки Киева с нашего собственного бюджета на наших европейских союзников.
Эти цели совместимы с тем, что мы сделали на сегодняшний день, и, очевидно, их можно адаптировать, если внезапно появятся лучшие возможности. Но хорошая стратегическая теория должна предполагать трудности, вызовы, ограничения. Опасность сейчас состоит в том, что практические достижения нашей ястребиной политики поощряют противоположное теоретизирование, высокомерие, которое растрачивает наш пока ещё временный успех.
© Перевод с английского Александра Жабского.
