Что бессмертно в нас?
Помните, у Плутарха? «Богатство почетно, но это – дело счастья. Слава желательна, но непостоянна. Красота прекрасна, но преходяща. Здоровье ценно, но легкоразрушимо. Божественны и бессмертны две вещи, лучшие в человеческой природе, - разум и речь».
Плутарх ошибался.
Это понятно каждому, кто хоть раз переступал порог коррекционной группы: не для ребят с особенностями в развитии, но для действительно особенных детей.
Зови, не зови – не услышит, а точнее, не поймет, что голос, слово, произнесенное тобою: «Денис», - не часть бессмысленной какофонии звуков, - это имя, которым ты окликаешь его.
У Дениса гидроцефалия, и потому четкая родная речь для ребенка подобна говору иностранца: разобрать, уловить интуитивно, значит вслушаться, замереть, оценивая оттенки и нюансы… Увы, за предыдущие пять лет замирать, концентрироваться, воспринимать и думать Денис так и не научился; в карточке – оправданием – «СДВГ», «ЗПР», «аутизм»; он кричит в ответ на любое ограничение: взять за руку, обнять, усадить на место – нельзя.
И бежит Денис: от стены до стены, и бегут, капитулируя, педагоги: «необучаем».
Я помню их всех, до мельчайших подробностей, свою первую группу «необучаемых». А еще воспитателя – действительно хорошего педагога – и виновато-беспомощное: «Наверное, уволюсь. Месяц с ними. Месяц без сдвигов. Вкладываю карандаш: рука в руке, – рисуем: “Смотри, кружок”. Не смотрит. Вырывается, выкручивается, мчится прочь. Вот и все занятие».
Оттуда, с первых рабочих дней пришло осознание: универсальной методики нет. Как нет и книги «Ребенок: инструкция по применению».
Много лет я учу, отталкиваясь от потребностей, возможностей не абстрактного, умозрительного дошкольника, а Артема, Ксюши, Миши, сидящих передо мной; много лет, день за днем они учат меня: думать.
Только для них и только благодаря им: десятки публикаций (статьи, монография, книги), конспекты занятий в известных научно-методических журналах, авторские игры и новые, цифровые технологии.
Они – причина огромной домашней библиотеки: классики психологии и последние современные исследования; бесчисленные тома о норме и вариантах отклоняющегося развития, мотивах и внутреннем мире «не-таких-как-все» детей; книги о онтогенезе и дизонтогенезе.
Тысячи страниц спустя, я точно знаю, куда вести ребенка, но лишь сам ребенок может подсказать как.
Мой первый ученик Денис… Насколько просто расписать то, что в педагогике называют «индивидуальным образовательным маршрутом»: дефект, этап, на котором остановился дошкольник, зону ближайшего развития и вероятные пути коррекции. Красиво, правильно… на бумаге. Попробуй, начни: «выделять и различать шумы, бытовые звуки», поиграй в «Что звучало?». Малышу не интересны трещотка и барабан и, кажется, вообще что-либо в пространстве. Он давно устал и выдохся, но сидеть не хочет: там, в мире «на месте» хватают за руку, держат, пока не появится на бумаге непонятный, никому не нужный круг; там неприятные прикосновения чужих людей и новая, страшная группа: за месяц он и рассмотреть-то ее не успел…
Наш путь с Денисом начался с мобильного телефона. Тогда я села посередине комнаты – серьезное препятствие, – волей-неволей приходится притормаживать, замедлять бег. Остановился, обогнул, вдох полной грудью, чтобы мчаться дальше… В кармане играет мобильный. Достаю, сбрасываю. Смотрит заинтересовано. Значит, что-то в окружающем мире способно привлечь его. На экране заставка-бабочка, в галерее еще несколько изображений. Денис садится рядом, заглядывает через плечо…
Скоро на смену случайным картинкам придут дидактические карточки, а за ними – осознание: то, что говорит педагог, - не просто звук; у каждого предмета есть свое «имя»: это – «Наташа», а я, я – «Денис».
Сейчас Денис бойкий и смышленый мальчик. Он учится в массовой школе и заканчивает десятый класс. У меня другая работа и другие дети, но уроки, которыми щедро делились те, самые «особенные» ребята, будут со мной всегда.
Урок первый. Необучаемых не бывает. Детей ограничивают пассивность и страх, стереотипы родителей, врачей, педагогов. Мы – самая вероятная причина «необучаемости» дошколят.
Урок второй. Учатся у того, у кого хотят учиться: и логопед, и психолог, и преподаватель русского языка должны нравиться воспитанникам или – скажем иначе – уважать, понимать и принимать их.
Урок третий. Программа – программой, но начало, основа всего – интерес ребенка. И иногда, а если честно, почти всегда нужно уходить от шаблонов. Содержание и цель в большинстве своем статичны, но педагог обязан быть разным: пиратом с Артемом, четырехлетним аутистом, который пока не способен забыть навязчивый образ Джека Воробья («Й-о-хо-хо, мой мальчик, давай повторим за попугаем: рррак, рррыба, рррубка»); журналистом со стеснительной Настей («Запишем на диктофон стихотворение со звуком “р”. Пусть все-все-все знают: Настя умеет “рычать”». И вот молчунья уже тараторит бойко: «Рома, руки, рынок, роза, / Тридцать градусов мороза…»); серьезным соперником с Вероникой («Произнесешь правильно – карточка твоя, неправильно – моя. Ну, кто больше?») ...
Урок четвертый. Предела нет. Если выстроить доверительные отношения, заинтересовать ребенка, одобрять и поддерживать его усилия и радоваться успеху, рано или поздно обязательно услышишь «Это невозможно!» из уст пессимистов, скептиков и тех, кто привык ссылаться на «ограниченные возможности здоровья» ученика.
Плутарх ошибался.
Разум и речь – весьма хрупкий дар от природы. Дар, который проявляется не всегда.
И все же мы прикасаемся к вечности: в тот момент, когда ребенок, воспитанный нами, произносит долгожданные слова.
Философ? Поэт? Прозаик? Вы не знаете будущее этого малыша, но как педагог – и как человек – не имеете права отнимать его.
Вот уже пятнадцать лет я стараюсь делать трудные вещи легкими. Секрет успеха? Легкими для ребенка не значит легкими для себя.