Этой осенью в каком-то радостном удивлении Марина замечала, что многое происходит как будто впервые. Впервые ярким и пышным многоцветьем доцветали астры под окном, – потому что Настенька не сводила с них внимательных и серьёзных глаз. Впервые медленно кружились звёздами пожелтевшие кленовые листья, бесшумно ложились на потемневшую воду Северского Донца, и Настя изумлённо протягивала крошечные ладошки к этим светлым звёздам. А потом – как всегда, непостижимой тайной, за одну ночь, – серо-синий террикон стал белоснежно-праздничным, торжественным.
Марина присматривалась к подросшей дочке, сама от себя таила радость: Настенька ничуть не похожа на Вику... И тут же корила себя за эту тайную радость… Если бы Вика узнала в девчушке что-то своё, может, и не бросила бы дочку.
И в полынном счастье замирало Маришкино сердце: с каждым днём всё яснее просматривались в крошечном Настенькином личике Валеркины черты. В серых глазах прояснялась густая синева, а над тёмной этой синью – бровки в разлёте, Валеркино повторение. Маринка улыбалась: даже ушки Валеркины, – кругленькие такие мочки…
А Полухин при встречах подмигивал:
- Мариш! Как соскучишься по мужу-то, – скажи. Я зайду.
Как-то, уже зимой, бежала Маринка со смены. Дорога мимо шахтоуправления к поселковой школе вела, – ребята, как положено, каток устроили. В неуловимую секунду почувствовала Марина, как сильные руки поддержали её, когда она уже поскользнулась на гладком льду… Валеркины губы коснулись её губ, она испуганно отклонила голову, оглянулась. От шахтоуправления шла соседка, Полина Андросова. Полина работала в плановом отделе, но несравненно более важной считала свою неутомимую деятельность в сфере поселковой информаци: была этаким нештатным центром сбора и распространения любых событий. Полина ещё с осени заметила, что Полухин чаще, чем надо, оказывается рядом с Маринкой Аксёновой. Сначала не придала этому значения: ясно же, – надоели Валерке Любаня с Дашкой, решил внести в свою жизнь разнообразие. А потом случайно увидела, как Полухин проводил взглядом Марину. И в этом его взгляде, – обычном, насмешливом и нагловатом, – вдруг мелькнула какая-то непонятная, совсем не свойственная Валерке, робкая нежность. Неясная эта нежность заинтересовала Полину: никого в посёлке не удивишь, что Полухин кого-то там встречает и провожает. Но тут явно было что-то другое. Маринка?.. И – Полухин?.. Это же несовместимо!
И сейчас Валерий смотрел вслед Марине. Полина усмехнулась:
-Ты, Валер… плавал-плавал, – долго… а причал, вижу, выбрал самый неподходящий. Маринке кто-то дочку заделал, а ты…Что, – или выбора не осталось?
Марина невольно замедлила шаги: не поскользнуться бы снова… Затаила дыхание, чтоб расслышать Валеркин ответ.
-Дура ты, Полька. Жизнь за кого-то доживать, чужую девчонку растить?..
Он ещё что-то говорил, – этих его насмешливых слов Марина уже не поняла. Услышала только, как рассмеялась Полина. И еле на ногах удержалась, – так больно ударили в спину Валеркины слова.
А ночью не сдержала слёзы. Настя спала в своей кроватке, во сне так серьёзно сводила Валеркины бровки, вдруг чуть заметно улыбалась Валеркиными губами, – будто старалась быть на него похожей! И так хотелось Марине немногословным признанием больно хлестнуть Полухина по лицу:
- Твоя это дочка…
Но разве можно теперь, – вот так… Раз взяла на свои плечи эту ношу, – прикрыть Вику, раз взяла на себя её тайну, что ж теперь рушить Викулину жизнь!
И ещё из-за горькой своей девичьей обиды плакала, – потому что ударом в спину догнавшие её Валеркины слова – жизнь за кого-то доживать, чужую девчонку растить?.. – заглушили надежду, озарили горьким пониманием: и ничуть она Валерию не нравится, а просто хочет он с ней… ну, так, как с Дарьей Курушиной или Варькой из Дубравки, – от скуки, наверное… Хоть бы он женился скорее, чтобы не ждал её у здания спуска-подъёма, не встречал после смены!
… Вика звонила редко. На этот раз Марину встревожил непривычно растерянный голос сестры:
- Я в больнице. Только родителям не говори.
- Викуля! что случилось?.. Давай я приеду! Сменами с Тоней поменяюсь… а с Настенькой тётя Лида побудет.
- Нечего тебе здесь делать! – Вика почему-то испугалась. – Меня завтра выписывают. Хорошо, что Вадика сейчас нет, – их курс на преддипломных тактических учениях, а то бы он ни за что не разрешил…
Маринкино сердце сжалось от какой-то смутной догадки:
- Что не разрешил бы, Вика?
- Аборт, – так больно резанула слух Викина откровенность.
- Вика!..
Вика перебила:
- Вот только не надо меня учить. Уже всё сделали. Я и Вадьке объяснила: курсант ещё не заслужил, чтобы я девять месяцев беременной ходила… Чтоб потом – в этой боли! – целые сутки. Я ещё не забыла. И бессонные ночи, – ради чего? Всё это, говорю ему, как и звёздочки на погонах, заслужить надо. Причём звёздочки – не лейтенантские.
Не сказала Вика старшей сестре, как строго Вадим ответил ей:
- Мы вдвоём с тобой. Маришка вон одна с дочкой справляется, а у тебя я есть.
- Они на три дня на полигон уехали, а я тем временем – в больницу. Успела.
- Вика!..
-Не вздумай матери ляпнуть.
Вика отключилась.
… А Валерий снова дождался Маринку. Заступил дорогу:
- Чего убегаешь? Вот, тебе сорвал. Нашёл, – там, дальше по берегу, к балке. – Достал из-за пазухи чуть распустившуюся вербовую веточку: – Весны хочешь?.. Ты ж совсем в ледышку превратилась, – пока… мужа своего ждёшь. А я бы… отогрел. Вот как веточку эту.
Марина перебила:
- За весну спасибо, Валер. Пойду я, некогда мне.
- Ох, Маринка!.. Весна… а ты не таешь.
За вербовой веточкой последовал букет пролесков, – от синей нежности из Валеркиного нагрудного кармана у Марины даже голова закружилась… А в Валеркиных глазах – затаённая надежда:
- Нравятся?..
Марина опустила лицо в букет:
- Где только отыскал… снег ещё не сошёл.
- Так я зайду, Марин? Попозже, как малую свою уложишь, – зайду?
Марина покачала головой, быстро вошла в здание спуска-подъёма. Тоня улыбнулась:
- А цветы Полухин – только тебе, учти. Сроду цветочка никому не принёс. А для тебя, видишь, аж за Донцом, по склонам Криничной балки, нашёл, – самые первые. А ты бегаешь от него.
Прошумел март светлыми ручьями, что спешили слиться с оттаявшей чистой водой Северского Донца. Сухая прошлогодняя полынь разбавляла своей горечью чуть слышный запах угольной пыли, и от этого становилась сладковато-обманчивой, как весеннее тепло… Повлажневший террикон темнел полузабытой за зиму синевой.
В начале апреля, в самый Анастасиин день, назначили крестины, – год назад Настенька и родилась в этот день. За несколько дней до крестин Полухин задержал Марину за руку, усмехнулся:
- Крёстным дочкиным возьмёшь?..
От испуга Маринкины ресницы задрожали. Слов не могла найти, сбивчиво объяснила:
- Ой, нет, Валер… уже договорились, – крёстным одноклассник мой будет, Димка Соколов, помнишь его? Он сейчас горным мастером на «Перевальной», обещал приехать.
Хорошо, – Димка и правда согласился, обрадовался даже:
- Спасибо, Марин. У меня пацанов двое, так хоть крестница будет!
А случилось всё, когда всполохами воронцов заколыхались склоны балки. От дождя, что к вечеру зашумел в едва успевших распуститься тополиных листьях, всполохи эти не гасли, а лишь трепетали, становились ярче. Марина дотемна поливала в огороде рассаду помидоров, Настенька серьёзно и деловито держалась за мамин подол, – так надёжнее, хотя девчушка научилась ходить ещё в начале весны. Мать на день уехала к сестре в Земляничное, батя в четвёртую собирался. Марина уложила малышку, перегладила бельё. Проводила отца. И уже сквозь полудрему почувствовала сигаретный дым, встрепенулась. Валерий потушил сигарету, отшатнулся от дверного косяка, усмехнулся:
- Дверь не закрыла. Ждала?..
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Навигация по каналу «Полевые цветы»