Окончание. Начало в прошлой публикации>
— Ты как здесь? И вообще, как ты? — спросил Слава.
— Нормально, не скучаю. Да что мы тут... Пойдем, у меня машина недалеко, — Маринка повела Славку за собой.
Неподалеку ждал хозяйку припаркованный дорогой автомобиль. Славка присвистнул.
— Действительно, нормально поживаешь.
— А то! Заходи, как говорится, гостем будешь.
В машине Маринки Славка ощутил себя этаким бедным родственником. Огромный «крузак», поблескивающий черным лаком, внутри был напичкан под завязку, как ракета, электроникой. Вся обстановка автомобиля располагала к комфорту: мягкая кожа сидений, приятная прохлада в салоне — но видимо — только для своей благополучной владелицы. Таким, как Слава, здесь не было места. Такие, как он, должны были ходить пешком и завистливо смотреть со стороны, как практически бесшумно, шурша шинами по асфальту, мимо проплывает, как каравелла, дорогое авто.
— Ну хватит глаза таращить! Сменила лошадку на железного коня — вот и все. Муж подарил. Через год другую подарит. Так что не завидуй, моей заслуги тут никакой, — сказала Маринка, — давай, про себя рассказывай. Женат?
Слава рассказал: женат, жена ждет ребенка. Работает на ипотеку, не жалуется. Родители живы-здоровы. Все нормально.
— По твоей физиономии не скажешь, что ты доволен. Ладно — не пыхти, в душу лезть не буду. А ты... ничего такой стал. Просто Дольф Лунгрен в молодости. Тебе только связки отрезанных ушей на веревочке не хватает. Жене твоей прям завидую.
— Не завидуй, нахалка! Люська со мной вся измучилась. Я ей денег мало ношу, а отрезанными ушами на веревочке современную жену не порадуешь, — фыркнул Славка.
— Понятно, почему у тебя такая морда зверская была. Наверное, Люська тебе плешь проела. А молодец, с вами так и надо, — опять зазвучал этот ведьминский смех, — а давай напьемся? У меня тоже, настроение — не айс. В ресторан не приглашаю — ты бедный кавалер, а от меня угощение не примешь. Поехали в гостиницу, я здесь ненадолго остановилась. А?
Славка махнул рукой — гулять так гулять.
И они загуляли. Маринка, легкая в общении, смешливая, как девчонка, сыпала анекдотами и забавными историями. Она была подвижна, как ртуть — танцевала с бокалом в руке под музыку, много смеялась, тормошила Славку, ерошила его светлые волосы, увлекала за собой. Она, веселилась, наблюдая, как он морщится при виде устриц и икры — терпеть не мог эти деликатесы. Маринка заказала в номер борщ и котлеты с пюре. Принесли. И потом они вместе хохотали над изысканной сервировкой «котлет по-киевски под сливочным соусом» — ничего особенного, и ложкой пюре, искусно размазанной по тарелке, вкусом напоминающую «доширак».
Зато шампанское было превосходным, и они его пили и пили, как в последний раз.
— В общем, ты дурак, Вячеслав. Люська твоя права. Вечно ты застываешь, как соляной столб.
— Начинается, сейчас будет «мастер-класс», — Славка злился.
— При чем здесь это? Ну, нравится тебе пироги свои печь — так пеки, на здоровье! На себя пеки, а не на дядю! Собери всю волю в кулак, открой бизнес! Ты можешь, я знаю!
— Уф, слава богу. А то я думал, что ты меня сейчас к себе охранником возьмешь.
— Не возьму. Расслабишься и отупеешь. Сам пробивайся! Все просто, Слава, бери — и делай!
— Бери и делай? Ясно, — он посмотрел на Маринку. А потом впился в сочные Маринкины губы. А та — ответила на поцелуй, словно ждала.
Они совсем забыли про время. Ночь для них была бесконечно длинной и обидно короткой. В мире больше не существовало Славы и Марины — единое целое ежеминутно рождалось и сразу умирало, чтобы вновь воскреснуть. Вместе они — то взмывали прямо в питерское небо и парили над городом, как на картине Шагала, то падали камнем на дно холодной Невы. Не было больше никого для них — ни мужа, ни жены — как предали господа Адам и Ева, так и они сейчас, переступив запретную черту, совершили предательство — украли то, что им не принадлежало по праву. А, может быть, и не украли? Может, они были созданы друг для друга изначально? Как знать... Как знать...
А потом они лежали и разговаривали обо всем и ни о чем.
— Ты ее любишь? — спросила Маринка.
— Я несу за нее ответственность, — ответил Слава, — А ты его любишь?
— Нет, — просто ответила Маринка, — Любящая женщина не кинется в объятия первого встречного. И вообще...
Она потянулась к телефону.
— Смотри
Фото было сделано в очень дорогой студии очень дорогим фотографом, и не без участия кинорежиссера или клипмейкера. Маринка, нет, дикая амазонка, в легкой накидке с золотым поясом, перехватившим узкую талию, с обнаженной грудью, восседала на разгоряченном, вставшим на дыбы, коне. В руке девы — острое копье. Амазонка вознесла его над гладиатором в доспехах, обороняющегося от воительницы сверкающим мечом. Сильные мускулы мужчины напряжены и блестят от пота. Но Славка смотрел не на него: глаза амазонки были темны и яростны. Еще одно мгновение — и гладиатор будет повержен. За драмой на арене следил с высокой трибуны важный и величественный господин в белой тоге, отороченной пурпурной отделкой. Лицо его — каменное, губы сложены в жесткую складку. Он опустил большой палец вниз, дав согласие на убийство воина в доспехах.
— Задачка тебе — найди на картинке моего мужа, — хмыкнула Маринка.
— Этот, в балахоне?
— Он самый. Ты знаешь, у них, особо приближенных к деньгам, есть свои маленькие хобби. Мой, например, кино снимает. Для очень узкого круга. Я тебе не буду ролик показывать: много крови. Настоящей крови, понимаешь? Он любит, чтобы все было «по Станиславскому».
По коже Славки пробежали мурашки.
— Ты убила человека?
— Не одного. Я отлично держусь в седле и прекрасно владею оружием. Я — любимая актриса своего «режиссера». Ненавижу! Самое поганое, что ему за это ничего не будет. Люди — мусор, биоматериал. Только и всего, — глаза Маринки из зеленых стали темными, как на фото.
— Беги от него, Марина!
— Не волнуйся, убегу. Я и в Питер приехала в последний раз — посмотреть на город, попрощаться. А потом отправляюсь на ПМЖ за границу. А ты для меня, словно реквием, лебединая песня... не знаю. Хорошо, что я тебя встретила. И — очень плохо ...
Славе стало больно, словно это его сердце, а не гладиатора на фото, пронзила Марина острым копьем.
— Ты пропадешь там, Марина.
— Пропаду! Значит, судьба!
Они расстались утром, чтобы больше никогда не увидеться.
— Прощай, Славка, — под глазами Маринки проступили темные круги.
Он хотел обнять ее.
— Не надо, — отстранилась она, — ни к чему!
***
Славка ехал в метро. Ужасно болела голова. Что-то рвалось в груди. Он, на несколько часов, окунувшийся в другую жизнь, чувствовал себя отравленным, опустошенным. Нет, все не то. И не так. Маринка — всего лишь мираж, детская мечта... Сильная, опасная словно пролетающая мимо комета — любуйся издали и не попадайся на ее пути — уничтожит.
Странно, но Славке сейчас, как никогда, отчаянно хотелось домой, к Люське, к ней, теплой и мягкой, глупой и мудрой, живой, настоящей, вздорной, любимой... единственной.
***
Марина долго смотрела в широкое панорамное окно гостиницы. Город раскинулся во всей своей красе: блестел купол Исаакиевского собора, Шпиль Адмиралтейства взмывал в серое питерское небо, красавец — мегаполис, просыпался после короткой белой ночи.
Славка не пострадает. Вряд ли дорогой муженек устраивал за ней слежку, а если и устроил — ну и что? Вполне себе правдоподобно выйдет: рассерженный муж бросает все и летит, чтобы застукать неверную Маринку с любовником. Вопрос в другом. Долетит ли? Самолетики сейчас хли-и-пенькие пошли, особенно частные...
Она давно уже продумала план своих действий. Никаких сожалений, никакого страха. Нужно было просто взять и выполнить задуманное. Не в первый раз. А Славка... Что Славка? Честный, влюбленный, сильный, но чужой. Пусть живет спокойно вне ее орбиты.
***
В октябре Люся родила замечательную девочку. Славка был на седьмом небе от счастья. В их уютной квартирке поселилось маленькое чудо: он любил заходить домой и вдыхать тот самый, ни на что не похожий, молочный запах младенца, крепко спящего в своей кроватке. Люся поправилась после родов, но полнота ее нисколько не портила — молодая мама стала женственной, милой, домашней. Около таких всегда тепло, спокойно. Она, как и миллионы других женщин, встречала мужа после работы, наливала ему в тарелку горячий суп и сидела рядом, подперев рукой щеку. Люся любила смотреть, как Славка ест, как любят смотреть на своих мужей за едой миллионы других женщин.
После ужина Славка, уставший как черт, поборов желание рухнуть в постель, брал на руки свою дочь, целовал ее нежный лобик и розовые пяточки. Кроха гулила и запоминала отца по теплому запаху хлеба, которым пропитались его волосы и одежда.
Славка рискнул и не прогадал: собственная малюсенькая пекарня обзавелась постоянными клиентами. Через пять лет упорного труда Славкин бизнес начал процветать, и ему мало что грозило. Хлеб люди будут любить всегда. Доходы от этого небольшие, булки — не газ или нефть, но зато душа Славкина была спокойна — он занимался хорошим, добрым делом. Правда, выпечка хлеба отнимала много сил и времени: Славе некогда было и телевизор смотреть, но это — даже к лучшему. Пять лет назад журналисты трубили о трагической гибели от несчастного случая известного олигарха, мецената и уважаемого бизнесмена Петра Григорьева. Новость прошла мимо него. Честно говоря, Славка и услышал бы — внимания не обратил: это не его жизнь.
***
Из заметки «Денвер Таймс», штат Колорадо:
Марина Григорьева, вдова русского олигарха Петра Григорьева, светская львица, известная своим эпатажным поведением, а также любящая мать, заслужившая уважение жителей городка Теллурайд своей благотворительной деятельностью, во вторник, четырнадцатого апреля, открыла ежегодную благотворительную ярмарку, вырученные средства от которой пойдут на помощь детям, страдающим онкологическими заболеваниями. Во время церемонии открытия Марина представила обществу своего сына. Мать лично посадила ребенка на лошадь, чистокровного рысака Вильяма. Маленький Слава Петрович мужественно держался, и даже когда стал съезжать с седла, опасно накренившись, не заплакал. Марина прокомментировала ситуацию просто: «Тяжело учиться — легко воевать». Эту фразу часто говорил полководец Суворов, когда-то служивший русской царице на родине Марины.
Все герои рассказа — вымышленные персонажи. Совпадения с реальными событиями совершенно случайны.
---
Автор рассказа: Анна Лебедева
Тяжелый развод
С Михаилом развод был тяжелый. Лариса Алексеевна долго в себя приходила. Откуда ей было знать, что Мишенька, дорогой, любимый, единственный, окажется с секретиком внутри. Каким? О! Это очень интересный секрет. Лариса обалдела просто, когда открыла потайной ящичек его жалкой душонки.
Миша любил женщин постарше. Ему было двадцать пять лет. Молодой парень, которому нравились тети за сорок, а то и за… побольше. Зачем он женился на двадцатилетней девахе, до сих пор непонятно. Миловался бы со зрелыми девушками, никто бы не расстроился. Нет, надо было мозги пудрить юной Лариске, родить с ней в браке двоих ребятишек и закрутить роман с взрослой женщиной на стороне.
Да какой роман – все вокруг об этом говорили. Никто не понимал – что такого нашел Мишка в облезлой крысе из планового отдела? Чем затмила плановая крыса Инна Геннадьевна Куропаткина красивую, молодую, здоровую и веселую жену?
Встречались тайно, в благоустроенной квартире одинокой Куропаткиной. Греха таить нечего, крыса крысой, а выглядела достойно (на Мишкин, конечно, вкус). Ноги, волосы, зубы – все у крысы было в порядке. Опыт, то, се… Всякие завлекалки постельные, разврат и выдумка – тоже. Куда там капризной Лариске (то голова болит, то устала) – дети малые на руках, готовка, уборка, работа, хватало хлопот. Ей некогда в пеньюаре «любимого» Мишутку ждать. Ну а Мишутке заботы и хлопоты, писки-визги надоели. Он от семейной жизни на пухлом крыскином диване отдыхал.
Вот и получился развод. Лариса, поплакав немного от души, перечитав главу Макаренко о семейной жизни и предательстве главы очага, слезы утерла, все бумаги подписала. Чего ей, собственно, переживать? Хорошенькая до невозможности, куколка в локонах, ручки из нужного места растут (ножки – тоже), с детьми бабушки-дедушки помогают, работа и жилье, слава богу, имеются. Лариска крылышки расправила и наладилась жить дальше.
Встречам отца с детьми не препятствовала. Алиментами не стращала – совесть есть – денег на ребят даст. Сделала новую прическу и на компьютерные курсы поступила. Вся жизнь впереди. Легкий характер был у Ларисы. Оптимистка! С такими не страшно жить.
Миша сделался свободным, аки ветер в поле. Но заело, конечно, чего это Лариска по нему крокодильи слезы не проливает, и вообще не стонет. Да и крыску Инночку сей факт покоробил. Обидно даже, что мужик сворованный не таким лакомым куском оказался. Вроде, и цена ему бросовая. Исподволь Куропаткина стала Мишу против Ларисы настраивать: мол, гулящая она, коли не дорожит утраченной семейной ценностью, мол – пробы на Лариске ставить некуда. Бедные детки, поди совсем заброшены, покинуты, пока мамаша хвостом метет по кабакам.
Миша, дурак, ей, конечно, верил. Оно и понятно, что дурак.
И началось у них…
Договорятся бывшие супруги о передаче детей на субботний день отцу по телефону. Тихо-мирно, без претензий. Ребята рады. Лариска об уборке думает. Все нормально. Приводит пацанов к папе (заметьте, не он за ними приходит, барин, а она приводит на новое папино место жительства). Открывает сей достойный джентльмен дверь, запускает ребят. Лариска назад – дерг. Ан – нет.
- Постой, подожди!
И понеслась:
- Что, по кобелям намылилась, такая, разэтакая? Да ты всю жизнь по кобелям моталась! И тут рада! Мало того, что хозяйкой была никудышной, засранкой, так и мать из тебя никакая! Почему у Сеньки носки не глажены? Почему Борька в прошлую субботу в такой же футболке был?
И несет Миша всякую чушь, грязью Лариску поливая. Малые слушают, на ус мотают. В комнате Инночка притихла – наслаждается концертом. Очень ей приятно, когда молодую соперницу по стенке размазывают. Прям, мед в уши.
Лариса от неожиданности теряла дар речи. Все это было так мерзко, так неприятно… За что?
- Ты же сам меня бросил? Какие ко мне претензии?
- Потому и бросил, что жить с тобой, идиоткой, нет больше никаких сил! – кочевряжился Михаил, - а теперь за детей душа болит!
. . . ДОЧИТАТЬ>>