У нынешнего поселка Новодорожное недалеко от Калининграда до сих пор можно увидеть циклопические развалины одного из укреплений, некогда составлявших т. н. Второй вальный оборонительный обвод Кёнигсберга. В этом едином оборонительном кольце, строившимся с 1843 по 1859 годы, располагавшийся на левом берегу Прегеля форт, изначально названный «Хох-Каршау» по близлежащему населенному пункту фигурировал под номером 9. В 1894-м укреплению дали новое имя – «Дона», в честь древнего саксонского рода, с конца XVII века занявшего одно из виднейших мест при королевском дворе Пруссии. К тому моменту история аристократического семейства насчитывала минимум 500 лет, но это уже тем для отдельного разговора. Было у 9-го форта и третье имя – скорее, неформальное: «Понарт».
Несмотря на то, что прикрывавший южные подступы к столице Восточной Пруссии «Дона – Понарт» к началу Второй мировой войны морально устарел, по ходу начавшихся в этом районе весной 1945 года боевых действий он нашел себе применение. Вытянутый по фронту шестиугольник размерами 360 на 180 метров обладал капонирами и полукапонирами, соединенными межу собой потернами (подземными галереями) и был опоясан рвом шириной 25 метров с напольной, 20 метров с боковых сторон, 10 метров – с горжевой, и глубиной 7 метров, причем на 2 метра был заполнен водой. Подступы к форту простреливались артиллерийским и ружейно-пулеметным огнем с открытых позиций.
Словом, при умелом коменданте и обученном гарнизоне с таким укреплением штурмующим предстояло хорошенько повозиться. Даже с виду «Дона» производил должное впечатление.
«Каменная громада форта с отвесными, трехметровой толщины стенами казалась неприступной. Через темные глазницы амбразур грозно глядели пулеметы и пушки».
Так генерал-лейтенант Павел Кузнецов в своей книге «Гвардейцы-москвичи» описывает картину, 29 января 1945 года представшую глазам воинов 1-й гвардейской Московской Пролетарской стрелковой дивизии, замыкавшим кольцо вокруг Кёнигсберга с юга. Согласно коротким штабным донесениям, овладеть 9-м фортом удалось в результате «короткого штурма». О том, как он проходил, Кузнецов рассказывает со слов «участника боев Н. Воронцова».
По версии, которая долгое время считалась единственно верной, после мощной артподготовки штурмовые группы 169-го гвардейского стрелкового полка подобрались ко рву, и гвардии капитан Мозжухин с саперами Калининым, Шушариным, Горбачевым и другими взорвал отвесный гранитный берег. После этого через ров перебросили штурмовой мостик, по которому переправилась группа под началом «офицера Рогозина». Другая группа во главе с «офицером Котеловским» преодолела ров вплавь, завязав бой у стен. Ну а внутрь первыми ворвались автоматчики под командованием гвардии лейтенанта Леппо.
«Они атаковали немцев, охранявших входы в подземные сооружения, приковав все внимание врага к себе, - пишет Кузнецов. - Этим воспользовался Котеловский. Его бойцы ворвались в каземат и в подземельях завязали бой. Действовали штыками, гранатами, при случае душили гитлеровцев руками».
Согласно боевым донесениям, после захвата форта в качестве трофеев нашим достались четыре 210-миллиметровых и шесть 280-миллиметровых артиллерийских орудий, десятки пулеметов, склады с боеприпасами и продовольствием.
Гораздо позже, можно сказать, уже в наши дни была обнародована несколько иная версия того штурма. Бывший разведчик 3-го артдивизиона 1-й гвардейской стрелковой дивизии Лев Полонский утверждает, что форт удалось захватить отнюдь не в результате загодя спланированной штабниками операции, а фактически благодаря стечению удачных обстоятельств.
«К форту мы подошли темной ночью, первыми, вместе с разведротой дивизии, - вспоминает Лев Маркович. - И тут нам помог то ли Бог, то ли случай. Когда мы ворвались в укрепления перед фортом, то увидели перед собой крутой откос, а далее - глубокий ров с водой. Немцы прямо перед нашим расположением забыли убрать переходной мостик! Попытаться перебежать по нему не было смысла, мостик почти упирался в глухую стену, и хорошо простреливался с боковых казематов. И тогда появился какой-то лихой старшина, то ли из разведроты, то ли из саперов, который прикатил небольшую бочку с динамитом, и имел с собой детонаторы и запальные фитили. Эта бочка ровно покатилась по мостику и взорвалась у самой стены».
Но что самое удивительное – через мгновение грохнул еще один взрыв, гораздо мощнее первого. Ударная волна швырнула наземь разведчиков, а когда они, оглушенные и контуженные, смогли, наконец, встать, то увидели, что злополучный ров больше чем наполовину засыпан обломками. Мгновенно сориентировавшись в изменившейся обстановке, гвардейцы перебежали по этой спонтанной переправе и ворвались внутрь через огромный пролом, зиявший в стене.
«По всей территории форта мы наталкивались на оглушенных и обезумевших от взрыва немцев, которые даже не пытались сопротивляться, - свидетельствует Полонский. - Их просто пристреливали на бегу, не было времени брать кого-либо в плен».
Свою версию падения «Доны» выдвигает и последний комендант Кёнигсберга Отто Ляш.
«Форт №9 был окружен русскими еще в ночь с 29 на 30 января, - подтверждает генерал от инфантерии в своих мемуарах. - Когда, несмотря на мужественное сопротивление, оборонявшиеся обнаружили, что русские танки стоят уже на казематах, требуя капитуляции, весь гарнизон форта (две роты выздоравливающих, взвод фольксштурма, радиотелефонный взвод, во главе с одним капитаном и унтер-офицером) взорвал себя».
Сразу же скажем, что рассказ гитлеровского военачальника вызывает серьезные сомнения. Одни «танки на казематах» чего стоят… По всей видимости, Ляш просто старается оправдаться за собственные ошибки и упущения в обороне вверенного ему города-крепости. Но, все-таки, что же в реальности произошло в 9-м форту?
Полонский убежден, что взрыв начиненной динамитом бочки, которую находчивый старшина скатил по мостику к стене, вызвал детонацию боеприпасов, хранившихся на расположенном прямо за этой стеной складе. Кстати, уже после штурма разведчики обнаружили неповрежденным еще один такой склад в противоположном конце форта.
«Просто, нам крупно повезло в ту ночь», - резюмирует Лев Маркович.
Как бы то ни было, после овладения фортом «Дона» советские войска (это признает и Отто Ляш) получили чрезвычайно выгодную фланговую позицию. Отбить ее немцы решили в ходе известной южной деблокады Кёнигсберга, которую вермахту на короткое время удалось осуществить 30 января. Один из главных ударов противника пришелся как раз на 1-ю Московскую дивизию. И по ходу этих боев имел место еще один примечательный эпизод.
Батальон под командованием гвардии капитана Яковлева из все того же 169-го гвардейского стрелкового полка глубоко вклинился во вражескую оборону, овладев тактически важным укреплением с четырьмя огневыми точками и большим железобетонным бункером в центре. После начала немецкого контрнаступления гвардейцы оказались в полном окружении. Завязался упорный бой, длившийся практически непрерывно трое суток. За это время капитан Яковлев пять раз (!) вызывал на себя огонь нашей артиллерии – трижды работала ствольная и два раза давали залпы реактивные минометы. Последнее сообщение комбата по рации гласило:
«В строю осталось 23 человека. Немцы закладывают тол подрывать меня».
После того как по известным координатам в шестой раз ударила советская арта, связь прервалась.
Командование считало бойцов Яковлева погибшими, но через 8 часов на наблюдательный пункт дивизии прибыл с донесением комсорг батальона. Под покровом ночи парню удалось незаметно покинуть бункер, миновав немецкие блок-посты, а затем и передний край противника. Оказалось, все 23 оставшихся в живых гвардейца и на этот раз уцелели, и ждут подмоги. Деблокирующий удар оказался удачным – остатки батальона благополучно вышли в расположение своего полка. Все герои впоследствии были награждены орденами и медалями.
Немцы упорно продолжали рваться к 9-му форту, и командующий армией 11-й гвардейской армией генерал Галицкий решил прекратить бессмысленную борьбу, которая лишь изматывала бойцов 1-й дивизии (на остальных участках фронта давно наступило затишье). Остатки «Дона» было решено уничтожить, и вскоре укрепление сотряс третий по счету взрыв, в результате которого некогда мощный оборонительный объект полностью утратил свое значение.