«Во время церемонии Оскар, в просторном холле в перерыве между блоками награждений Майкл Китон, сыгравший в «Бёрдмэне», подошел сказать, что был в восторге от фильма и говорит: «Передайте вашим актёрам, что они блестяще справляются со своей работой. Это невероятно!». Я спросил, кому именно из актеров это передать? «Всем!» — ответил он»
Эта беседа со зрителями состоялась 28 октября 2018 года после просмотра «Левиафана». Тогда мы [k-ino.ru] сделали аудиозапись. Недавно приобрели в свою библиотеку книгу Максима Маркова «Левиафан. Разбор по косточкам» и поняли, что необходимо расшифровать ту запись, переведя звук в текст. В начале мая 2022-го связались с режиссёром за комментариями по отдельным несчитываемым в записи моментам. Андрей Петрович прокомментировал, и вот текст. Более чем актуальный и сегодня.
«А зачем вам старая музыка Филипа Гласса? Давайте он напишет вам новую»
Зритель: Во всех ваших картинах удивительно тонко и точно подобрано музыкальное сопровождение. В «Елене» и «Левиафане» мы слышим музыку Филипа Гласса. Расскажите, как произошло знакомство с этим композитором? Почему для «Левиафана» вы выбрали именно оперу «Эхнатон»?
Андрей Звягинцев: С творчеством Филипа Гласса я познакомился давно — когда увидел впервые фильм «Койяанискацци» Годфри Реджио, полностью построенный на музыке этого композитора. Если не видели, рекомендую посмотреть эту картину, в ней нет ни единого слова, но есть множество смыслов.
В 2009 году, в процессе подготовки к съёмкам «Елены», я слушал разную музыку в поисках той, что будет использована в работе. И вот как-то натолкнулся на третью часть симфонии №3 Филипа Гласса, она теперь и лежит в основе фильма. К своему стыду, в это время я не интересовался так глубоко его творчеством. Уже позже я узнал, что у него множество симфонических сочинений. И мы решили связаться с композитором. Обычно это делается так: продюсер связывается с обладателем прав на использование нужной тебе музыки и договаривается с ним о приобретении этих прав. Мы же решили, что надо связаться с самим Филипом Глассом.
Представьте себе, я совершенно влюбился в этот трек, он лежал ровно там, где нужно, он практически врос в ткань нашего фильма. Мы пишем письмо агенту Филипа Гласса о том, что хотим использовать его музыку, а нам в ответ короткий мэйл: «А зачем вам старая музыка Филипа Гласса? Давайте он напишет вам новую». У нас остаётся около трёх месяцев до готовности картины. Пришлось подыскивать слова, объясняя, что готовый трек, записанный давно, идеально вписывается в картину, а вот на следующей картине «мы с вами обязательно посотрудничаем». Почти так оно и вышло, однако, на тот момент это было пустое обещание, потому что я не представляю, как можно просто выбрать композитора, сказать ему: «Сделайте музыку для моего фильма». И ждать, что выйдет дальше. Как можно угадать заранее, что будущая музыка годится для твоего фильма? Как можно сформулировать композитору задачу? Значительно проще найти нужную тебе в огромном массиве уже существующей. Практически вся музыка моих фильмов не была написана специально для них.
Началу работы над фильмом предшествует год подготовки; ты можешь услышать много музыки в надежде найти именно ту, которая идеально впишется в твою будущую картину. Я готовился к «Левиафану» и прослушал всего доступного Гласса с тем, чтобы понять, сплетается его поступь с фильмом или нет. И вот, когда я вдруг наткнулся на оперу «Эхнатон», я понял — это точно она. Мы снова связались с агентом, и к счастью, он ответил, что ближайшие полгода Филип Гласс не может заниматься кабинетной работой, у него гастроли. Признаюсь, я выдохнул, потому что не представляю, как можно давать задание Филипу Глассу — гению, живущему среди нас. Я был счастлив, что мы можем использовать уже давно записанный трек.
_
Моё счастье удвоилось, когда я узнал, кто такой Эхнатон. Эхнатон — это первый в истории цивилизации фараон, который отменил политеизм и провозгласил единобожие. После смерти он был стёрт из исторической памяти Древнего Египта, потому что своим поступком возмутил жрецов. Когда я вдруг столкнулся с этим открытием, я понял, что эта музыка словно создана для фильма «Левиафан». В процессе монтажа я пытался инсталлировать фрагменты оперы в контекст фильма, но они никак не уживались с происходящим на экране. Тогда я решил сделать фильму музыкальную раму — фрагмент из оперы звучит в самом начале фильма и на заключительных титрах.
«Во всём никто не виноват. Каждый виноват в чём-то своём. Во всём виноваты все»
Зритель: Я считаю, что сегодня наши актёры в очередной раз показали первоклассный профессионализм. Жаль, что не всем артистам даны возможности проявить себя в авторском кино такого уровня.
В первый раз, когда я смотрела фильм, мне казалась, что проблема, показанная здесь, существует на государственном уровне — это проблема России и тех социальных условий, в которых живёт наш человек. В этот раз я всё-таки увидела причину в семейном конфликте — в отсутствии любви. И именно отсюда вырастает проблема социальная. Как эти уровни для вас взаимосвязаны? Что для вас первично, а что вторично?
Андрей Звягинцев: Что было в начале — курица или яйцо? Мне кажется, это единый клубок без начала и конца — всё здесь взаимосвязано. Власть — это те же самые люди. Они же не спустились к нам с Марса. Они слеплены из того же материала, что и мы сами. «Каждый народ имеет то правительство, которое заслуживает» [авторство данной фразы приписывают графу Жозефу де Местру]. Многие писали, что «Левиафан» — это история противостояния маленького человека и системы, бездушного Молоха, который не считается ни с чем человеческим. Но таким образом мы сужаем взгляд на картину. Хотя замысел начинался именно с истории противостояния человека и системы. Наш Николай в первом черновике сценария садился в трактор, запаивал себя в броню — как в Америке поступил Марвин Джон Химейер, на истории которого основан фильм — и сносил здание мэрии и полиции. В конце он погибал. Это был бы совершенно другой фильм.
Обратите внимание, что в 2021-м вышла книга «Левиафан». Разбор по косточкам»
Очень скоро стало ясно, что недостаточно построить фильм на такой простой мысли о мести. Бунт маленького человека против несправедливости властей. Ещё и так банально закончить: гибельный финал, но всё-таки хэппи-энд. Справедливость восторжествовала — Николай гибнет, но погибает как герой. От картины исходили бы совершенно иные ощущения. История стала разрастаться. Николаю нужно было «обрасти» связями — Марвин Джон Химейер вообще жил один в своём домишке с мастерской, где он работал сварщиком. Тогда стали появляться: друг Николая, мент; сын-подросток, молодая жена Николая, мачеха подростку, всё это усложняет связи в фильме. Потом появилась и сцена в гостинице, про которую многие говорят, что «такого не бывает». Ага, как же… И таким образом мы медленно переходим внутрь человека. Вспомните, как Лиля, уже после драки, ночью в гостинице говорит: «Это я во всём виновата». А Дмитрий ей очень изящно отвечает: «Во всём никто не виноват. Каждый виноват в чём-то своём. Во всём виноваты все». Конечно, мало просто обвинять власть — можно ещё и на себя смотреть.
«Не только мы смотрим фильмы, но и фильмы смотрят нас»
Зритель: Во всех ваших фильмах судьба с героями очень немилосердна. Почему, на ваш взгляд, российскому зрителю сейчас интересно именно жёсткое кино без намёка на хэппи-энд?
Андрей Звягинцев: Было бы хорошо, если бы немилосердная судьба была таковой только на экране в кинотеатре. Признаюсь, мне ближе истории, замешанные на трагизме человеческого существования, потому что именно они не дают нам спать. Они заставляют человеческий дух бодрствовать и сопротивляться энтропии. Мне нравятся слова Довлатова, о том, что «истинное мужество состоит в том, чтобы продолжать любить жизнь, зная о ней всю правду». Мой фильм обращён ко взрослому. К человеку, который уже знает что-то о жизни. Возможно, играет роль и то, что я театральный актёр, а театр весь стоит на основе трагических сюжетов, которые «перемалывают» человека и дают ему «инъекцию бодрости». На экране всего лишь тени, которые исчезают после того, как включился свет, но они поселяются в зрителе и начинают проделывать какую-то работу. Иногда — важную, а иногда они просто оседают или улетучиваются.
Ещё мне нравится фраза, которую я как-то услышал от Даниила Дондурея: «Не только мы смотрим фильмы, но и фильмы смотрят нас». Рефлексируя, отражая, говоря о фильме, формулируя вопрос, мы на самом деле раскрываем и то, чем являемся сами. Это наша интерпретация, наш опыт — опыт расставаний и потерь, опыт прочитанного, опыт наблюдений за жизнью и другими. Всё это является тем составом, который принимает в себя новую порцию чужого опыта, спрессованного в художественное выражение и заставляет эти смыслы снова играть. Если вдруг прозвучит такой вопрос, я его опережаю: комедии я точно снимать не собираюсь. Хотелось бы, конечно, но пока не получается. Мне кажется, нужно иметь огромный талант, чтобы снять сейчас комедию, над которой было бы не стыдно смеяться. Время такое.
«Роман Мадянов в кадре абсолютно, как стекло, трезв. Всегда. С другими было не так»
Зритель: Из интервью с Алексеем Серебряковым я узнал, что он сначала не хотел сниматься в этом фильме. Мне интересно, что вы в нём увидели кроме характерного типажа? Важна ли была его гражданская позиция?
Андрей Звягинцев: Скажу только, что мне не пришлось его уговаривать. Эти его сомнения прошли мимо меня, слава богу. Когда мы уезжали в экспедицию, он сказал, что это будет его последний фильм, что он больше не хочет сниматься. Когда мы вернулись из экспедиции, он узнал, что утверждён на какую-то ещё роль и теперь снимается в сериале.
Его гражданской позиции я не знал, поскольку мы не разговаривали на эти темы. Когда мы встретились, я рассматривал его прежде всего как актёра и как личность, разумеется. И, как вы правильно отметили, типаж тоже важен. Они с Володей Вдовиченковым составили отличную пару противоположностей: брюнет, блондин, один — холёный, в дорогом костюме, другой — землистый, одет бедно. Складывая пару, понимаешь, что здесь есть ещё один важный элемент. Когда я был актёром и ждал ответа от режиссёра, я часто слышал следующую отмазку: «Знаешь, у меня пасьянс не сложился». Все так говорят. Думаешь, ну ясно… Но, на самом деле, оказывается, это действительно так. Ты складываешь вместе фигуры, они должны быть одной породы, но при этом одна фигура должна как бы перетекать в другую и обратно; иначе говоря, между ними должны высекаться искры. Мы просмотрели большое количество актёров. Был замечательный молодой артист лет 35ти, но на пробах — как это было в случае с «Изгнанием» — я убедился, что Николай должен быть старше. И так мы пришли к Серебрякову практически на излёте всех поисков, пройдя долгий путь — и вот нашли его.
Про гражданскую позицию важно отметить ещё кое-что. Как правило, сценарий я даю читать не всем, а только главным персонажам. И «Левиафан» я дал только четырём главным фигурам: Серебрякову, Вдовиченкову, Мадянову и Лядовой. Но в тексте сценария не было финала — мы его прятали. Когда же мы окончательно определились с главным актёрским составом, я посчитал своим долгом показать, в чём они будут участвовать. Я показал им финальную сцену, и все они поняли, что это будет за жест.
Если уж вы затронули тему актёров, я должен сказать одну вещь. Для разрядки вернуться от гражданской позиции к алкоголю. Хотите — верьте, хотите — нет, но Роман Мадянов в кадре абсолютно, как стекло, трезв. Всегда. С другими было не так. В фильме есть много сцен, где пьяными должны быть сразу несколько человек, реалистичность чего очень трудно отследить. Мы договорились, что мы действительно будем выпивать, но при этом каждый знает меру. Актёры принимали небольшое количество алкоголя, а всё остальное делали уже «на таланте», как говорится. Конечно, с этической точки зрения это непозволительно. В кино или в театре так не делают, но мы решили рискнуть, и, я вам скажу, результат себя оправдал. По мне, невозможно сыграть эту бездну, этот омут в глазах пьяного человека. Когда я смотрю на Романа Мадянова, я не понимаю, как он это делает — невероятно талантливый человек. И это, кстати, единственная роль, про которую мы точно знали, кто будет её исполнять, уже на этапе написания сценария.
Из зала: Такое под силу только русскому актёру.
Андрей Звягинцев: Во время церемонии Оскар, в просторном холле в перерыве между блоками награждений Майкл Китон, сыгравший в «Бёрдмэне», подошел сказать, что был в восторге от фильма и говорит: «Передайте вашим актёрам, что они блестяще справляются со своей работой. Это невероятно!». Я спросил, кому именно из актеров это передать? «Всем!» — ответил он.
«Многие говорят: «Какой же это Иов? Иов ведь был праведником». Но мы не пересказываем библейский сюжет до запятой, а лишь используем материал этих сюжетов и идей; мы рассматриваем их в другом ключе»
Зритель: За что вы так наказали главного героя? За то, что он всю жизнь жил не для себя и не искал какого-то блага? Или за то, что он не был смиренным и не принимал все удары судьбы как православные люди?
Андрей Звягинцев: Разве это я наказал? Весь уклад нашей с вами общей российской жизни сообщает мне, что уж точно не я. Как я уже говорил, в первоначальном тексте сценария в финале герой садился на трактор, требуя справедливости, проявляя тем самым свою непокорность и силу. Очень долго нас с Олегом Негиным это беспокоило. Беспокоило то, что мы невольно попадаем в некоторое клише, — фильм бы заканчивался так, как заканчивается большинство фильмов. Справедливость, возмездие, хэппи-энд и всё такое. Мы стали размышлять: а что если нет никакого трактора? Если он даже помыслить о мести не успел — просто человека стёрли с доски, будто его и не было. И стало совершенно ясно, что в таком финале больше правды. Он не успел и помыслить о каких-то таких шагах, ему даже не дали вздохнуть — от такого финала просто сердце кровью обливается. Хэппи-энд или финал, где герой торжествует, для зрителя работает как инъекция новокаина. Зритель, отождествляя себя с героем, делегирует ему свою собственную ответственность в необходимости как-то действовать, и в финале зритель облегченно выдыхает. Вот и всё. Герой действует на экране вместо тебя, сидящего в зале. А в такой трагической ситуации, какая складывается у нас в фильме, внутри зрителя начинает пробуждаться жалость и протест. Протест, а значит мысль.
В первой главе Книги Иова Дьявол предлагает Богу, чтобы тот дал ему возможность показать, чего на самом деле стоит этот его благочестивый Иов. И Бог говорит: «Вот, он в руке твоей, только душу его не трогай». И тогда Дьявол отнял у Иова всё. В конце концов, потерявший тучные стада, дом, всю семью и детей, Иов остался совершенно один, тело его покрылось струпьями, стало гнить, но он уцелел. Многие говорят: «Какой же это Иов? Иов ведь был праведником». Но мы не пересказываем библейский сюжет до запятой, а лишь используем материал этих сюжетов и идей; мы рассматриваем их в другом ключе. И эта параллель для меня очевидна: у Николая отняли всё, но сохранили ему душу. Мы не знаем, что будет с Николаем теперь. Вместе с конвоем мы не проследуем за ним в лагерь или дальше. Далее — дело опыта и фантазии зрителя. И только его.
«Замечательно! Это у нас есть! А давай теперь попробуем сделать вариант в другом ключе — в таком, когда будет не смешно, а страшно. Чтобы в глазах у мэра открылась такая бездна, из которой, кажется, может извергнуться всё. Чтобы в зале повисло такое ощущение, что сейчас может произойти всё что угодно»
Зритель: Буквально на прошлой неделе закончился сериал «Домашний арест», в котором из вашего — как вы сказали — пасьянса есть аж четыре главные карты. А Мадянов вообще играет почти такую же роль. Это совпадение?
Андрей Звягинцев: Чистое совпадение. Я не видел сериала, поэтому не знаю, о чем вы говорите. Когда Мадянов пришёл на пробы, он сказал: «Андрей, я сыграл уже всех мерзавцев и злодеев, начальников, ментов, мэров и далее по списку. И что ты мне предлагаешь? Опять это?». Я ответил, что мы попробуем сделать это в другом ключе. Уже на съемках мы условились о том, чтобы убрать комизм с первой линии, ведь у Мадянова невероятный комический дар. Если не выводить вперед комизм, у такого актера, как Мадянов он все равно проявится и даже заиграет новыми красками. Когда мы сделали уже три дубля ночной сцены, в которой пьяный мэр приезжает к дому Николая и кричит: «У тебя никогда никаких прав не было, нет, и не будет!». Это было уморительно смешно. Я говорю Роману: «Замечательно! Это у нас есть! А давай теперь попробуем сделать вариант в другом ключе — в таком, когда будет не смешно, а страшно. Чтобы в глазах у мэра открылась такая бездна, из которой, кажется, может извергнуться всё. Чтобы в зале повисло такое ощущение, что сейчас может произойти всё что угодно». Я хотел, чтобы мэром стал не артист, исполняющий роль мэра, а настоящий персонаж. Мне кажется, у Романа это получилось.
«Оценка фильма от духовенства была довольно сдержанной, но мнения разделились»
Зритель: В «Левиафане» постоянно пересекаются четыре составляющих: власть, маленький человечек, вера и церковь. Примечательно, что этот фильм был снят до ситуации с Кириллом Серебренниковым и «Седьмой студией», которая, по некоторым данным, связана с его отношением к церкви. Отреагировало ли как-то духовенство на ваш фильм и каким образом?
Андрей Звягинцев: Кураев высказался по этому поводу очень верно: «Обвинения, адресованные фильму в антиправославном или даже антихристианском духе, в корне неверны».
Из зала: И за это Андрея Кураева не очень любит церковь.
Андрей Звягинцев: Ну, «не любят» его за другое. Слишком он честен просто. И Кураев добавил, что «Левиафан» — антиклерикальный фильм. Церковь должна заниматься своим делом. А её дело — это общение с Богом и с паствой, а не государственное управление.
Оценка фильма от духовенства была довольно сдержанной, но мнения разделились. Только один из священнослужителей верховного духовного сана довольно настойчиво критиковал картину. Им был митрополит Волоколамский Иларион, второе лицо после Патриарха Кирилла. Он пригласил на 25-минутную телепередачу Николая Досталя с тем, чтобы поговорить с ним о его сериале «Раскол». Первые 4 минуты они обсуждали сериал, а всё оставшееся время Иларион посвятил исключительно и только фильму «Левиафан», заставляя собеседника соглашаться с ним в каждом пункте. Досталь кивал головой и поддакивал всем его репликам, хотя за некоторое время до выхода этой передачи поздравлял меня со смелой и удачной картиной. Протоиерей Всеволод Чаплин также высказался против картины. Впрочем, иначе он бы и не мог выступить. Однако в православных интернет-ресурсах выходили и серьёзные статьи за авторством священников, богословов, в которых утверждалось, что «Левиафан» — очень полезная и важная картина.
«Встреча со зрителями закончилась, ко мне осторожно подошла женщина, которая, как выяснилось, до пенсии работала в подобных структурах. И сказала: «всё, что вы показали в этой сцене, всё так оно и есть, слово в слово»
Зритель: В фильме великолепные пейзажи. Это север? Я увидел 94 регион — это не под Мурманском?
Андрей Звягинцев: Это севернее Мурманска — Териберка в 120 км от Мурманска на берегу Баренцева моря.
Зритель (продолжает): Да, просто у Мурманска ведь 51 регион. А 94 — это Байконур.
Андрей Звягинцев: Да, все верно — мы поменяли регион. Поменяли номера на всех машинах, которые должны были попасть в кадр. С тем как раз, чтобы зритель не считал, что эта история разворачивается на Крайнем Севере или непосредственно на Кольском полуострове. Настоящая глава администрации Териберки говорила, посмотрев картину, что «мы не такие, у нас такого нет». Единственное, чем можно было бы ей возразить, — сказать, что это не документальный фильм про Териберку. Этот фильм о нас вообще, о нас, живущих в России. Ну, а номера на машинах — это только внимательный глаз и видит; глав администраций городов совсем другое интересует.
Зритель (продолжает): Я бы хотел подчеркнуть, что вы действительно обличили власть, которая растопчет любого для достижения своих целей. У нас в стране такая ситуация существует. Вопрос такой: были ли претензии со стороны представителей власти по поводу фильма?
Андрей Звягинцев: Мне тоже кажется, что здесь нет ни слова неправды. Однажды мы показали картину во Пскове, и кто-то задал вопрос: «Как рождаются такие сцены с собранием, где присутствуют только мэр города, судья, прокурор и начальник полиции? Откуда вы решили, что разговор за закрытыми дверями происходит именно так? Вы когда-нибудь посещали такие собрания?». Я сказал, что мы, конечно, никогда на таких собраниях не бывали. Кто ж нас туда пустит? Зная природу человеческих отношений, мы только можем предположить, что могли быть произнесены такие речи. Встреча со зрителями закончилась, ко мне осторожно подошла женщина, которая, как выяснилось, до пенсии работала в подобных структурах. И сказала: «всё, что вы показали в этой сцене, всё так оно и есть, слово в слово».
По поводу власти. Но это же тот самый Левиафан — он остался невозмутим. Возмущался сразу скопом за всех и по своему узкому профилю только министр культуры, сказав, что «фильмы, подобные «Левиафану», больше финансировать не будем». А больше я не слышал ни от кого резко негативных высказываний, если не считать разных маргинальных персонажей. Один политолог заявил, что «режиссёру нужно выйти на Красную площадь, встать на колени и просить прощения у всего русского народа».
«Тогда и возникло у нас это имя. Для нас с Олегом оно перекликалось с именем Лилит… А Анжела — это Анжела. Если хотите — «чистый ангел»
Зритель: Чем продиктованы настолько нетипичные для Крайнего Севера имена двух женских героинь: Анжела и Лиля?
Андрей Звягинцев: Вы невнимательны — я уже сказал, что фильм не о Крайнем Севере, фильм о нашей жизни в России. А как показало время, шире — о жизни вообще. В мире от кого я только не слышал, что кино это о них. Мексиканец сказал: «замените водку на текилу, а заснеженную тундру на наши кактусы с пампасами, и это будет фильм о Мексике»; итальянка журналист сказала: «если заменить православную церковь на католическую, это будет итальянский фильм». Имя Лиля — атавизм предыдущего замысла, который мы разрабатывали с Олегом Негиным. После «Елены» у меня была мечта поработать с Лядовой; мы решили реализовать идею с центральным женским персонажем — историю «русалки», но без отсылки к сказочному сюжету, а с мотивами, что лежали в основе фильма 50х «Мари из порта». Тогда и возникло у нас это имя. Для нас с Олегом оно перекликалось с именем Лилит… А Анжела — это Анжела. Если хотите — «чистый ангел». Это в работе над «Изгнанием» мы тщательно подбирали универсальные имена, которые живут в разных языках и обладают символической подоплёкой: Александр как защитник людей, Марк — молот или «бог войны», ну и так далее. Я помню, очень хотел назвать главного героя Глебом, потому что это тоже было бы сильно — древнегерманское имя, со значением «поставленный перед Богом». А ведь он действительно словно поставлен перед Богом, и Бог со своей высоты наблюдает его поступок. Потом мне показалось, что Александр — всё же сильнее звучит. Защитник людей, который изменил своему имени. Здесь же, в «Левиафане», мы уже отказались от подобных задач — осталась только Лиля, как атавизм прежнего замысла. Остальные имена без какой-то особенной привязки к двойному смыслу. Наверное, самое выразительное из имён — Николай. Мелькнула даже такая мысль — храм в финальных эпизодах фильма назвать храмом Святого Николая, но решили, что это уже излишне.
Зритель: Для меня фильм на самом деле свидетельствует о том, что мы заслуживаем то правительство, которое имеем. Но, как вы думаете, где подрастающему поколению, живущему в таких условиях и показанному в лице ребёнка из фильма, взять опору и понять, в каком направлении двигаться? Есть ли вообще шансы?
Андрей Звягинцев: Если бы знать. У меня нет ответа на этот вопрос. Конечно, очень важно — как минимум — сохранять человечность в семье, не пичкать нотациями, а самому быть живым примером.
«Что мы с вами можем сделать? Как минимум, жить как-то по-людски. «Не по лжи», как предлагал Солженицын»
Зритель: Я всегда восторгаюсь фильмами, в которых с помощью минимума средств показаны большие проблемы. Но какую задачу вы ставили перед этим фильмом? Показать безысходность и отсутствие каких-то перспектив? Я не увидел намёка — хотя бы какого-то тонкого — на выход из ситуации. Это похоже на анекдоты о, например, политической ситуации как способ адаптации человека к сегодняшнему дню. Посмеялись, приняли и продолжаем в этом жить.
Андрей Звягинцев: Мне-то кажется, что собственно этой констатации или лучше будет сказать — постановки вопроса вполне достаточно. Все мы взрослые люди и сами в состоянии разобраться, ища ответ. Случается, когда мы ссылаемся на Книгу Иова, нам возражают, что, дескать, Иову, после всех его страданий всё вернулось. Но, как я уже говорил, мы не иллюстрируем одну из книг Священного Писания, а только используем ряд идей или сюжетных построений этого древнего мифа. Да и как, скажите, Николаю вернуть всё, что он потерял? Что мы будем иметь в итоге? Очередную сказку, которая нам подарит «свет в конце туннеля» или надежду на лучшее будущее? Только это слишком призрачное будущее. Прямо сказать — самообман. Такой финал был бы картонным и фальшивым. Констатация — это некое зеркало — сконцентрированное, представленное в двухчасовом высказывании, которое снова возвращает нам тревоги и сближает зрителя с реальностью. Зрителя это побуждает к размышлению. Нарисовать утопическую перспективу, сказать, что всё будет хорошо, — это утешить зрителя сомнамбулической новокаиновой пилюлей. Вы спрашивали, какую задачу я ставил? А вот такую, достаточно скромную, но и просто необходимую — свидетельствовать правду. Или — как об этом другие говорят — ставить обществу диагноз. Не приговор, но диагноз. С этим знанием можно уже что-то делать.
Если есть такие люди, кто знают, что делать — возвращаясь к предыдущему вопросу — с подрастающим поколением, с политикой страны, с клерикализацией или искажением веры, почему же они ничего не делают, если знают? Нет, кто-то, конечно, делает. Например, фильмом «Нелюбовь» мы хотели засвидетельствовать, что в нашем обществе, где государству абсолютно плевать на человека, есть люди, которые сами встали с дивана и пошли спасать чужие жизни. Это пробуждение гражданского общества. Снизу… Это то, что нужно делать. И эти люди — настоящие герои нашего времени. Я говорю о волонтерском движении «Лиза Алерт». Появились такие герои — мы за них взялись и отразили это явление. А в то время, когда рождался сценарий «Левиафана», было что-то другое. Например, эпизод с мэром, который вывозит Дмитрия на пустырь, — это не измышление, а в буквальном смысле цитата из жизни: летом 12-го года господин Бастрыкин увёз журналиста «Новой газеты» в лес и лично угрожал ему пистолетом. На следующей же неделе этот эпизод попал в наш сценарий. Мы свидетельствуем то, что наблюдаем вокруг. Вы тоже можете своё наблюдение превратить в высказывание. Что мы с вами можем сделать? Как минимум, жить как-то по-людски. «Не по лжи», как предлагал Солженицын. Только почему-то не живём. Все мы знаем, что делать, но отчего-то не делаем так.
Зритель (продолжает): Вы меня неправильно поняли — я спрашивал не про хэппи-энд.
Андрей Звягинцев: Я понимаю. Я говорю о том, что надежда или, как вы сформулировали, перспектива, должна быть нашим личным внутренним усилием. Индивидуальным. Как говорит Мамардашвили, «человек есть усилие быть человеком». Самим оставаться людьми, а не делегировать эту свою обязанность экранным персонажам. Возможно, это как-то контрастирует с идеями, привитыми соцреализмом, где обязательно должен быть положительный герой, который непременно побеждает. Как во всех сказках, где добро побеждает зло. Но если так, то где же воплощение этой сказки в реальности? 20 век с его истреблением миллионов жизней, с его ГУЛАГом и Освенцимом показал нам такую страшную сказку, в которой добро почему-то не победило.
«И вот я рассказал одной знакомой, что будем снимать фильм под таким названием. Она говорит: «О, Гоббс!»
Зритель: Расскажите, пожалуйста, о названии.
Андрей Звягинцев: Начну с предыстории. В 2008 году я случайно услышал историю Марвина Джона Химейера, и она меня поразила. Я понял, что это пища для сюжета. Цементный завод, который хотел выкупить у него землю, после отказа Химейера продать её, обложил эту землю забором и заключил его мастерскую, где он жил и работал автослесарем, в пространство своей собственной территории. И в мэрии, и в полицейском участке, и судьи, и адвокаты уговаривали его согласиться на условия завода и продать участок. В конце концов он сел на трактор, запаял кабину металлической броней, а потом снёс до основания цементный завод и ещё несколько административных зданий в городе.
В скором времени после этого я натолкнулся на текст Клейста «Михаэль Кольхаас». Новелла начинается с того, как на дороге, по которой много лет коневод Михаэль Кольхаас беспрепятственно возил на рынок своих лошадей, вдруг появился шлагбаум. Если сократить этот рассказ со множеством перипетий, Кольхаас собрал огромную армию ремесленников, и они сожгли дотла старинный Лейпциг. Оказалось, Клейст не просто измыслил эту историю, а взял её из хроник — история произошла во времена Реформации, и даже сам Мартин Лютер пытался отвадить Кольхааса от бунта против вассалов.
Я увидел здесь параллели. Меня зацепила история с трактором и бунтом маленького человека именно потому, что она вечная и могла бы случиться во все времена и в любом месте. Отсюда пошёл вопрос о том, есть ли у этого сюжета прототип в древних текстах. Так появилась аллюзия на Книгу Иова. В фильме отец Василий цитирует фрагмент Книги, в котором говорится про Левиафана. «Можешь ли ты удою вытащить Левиафана и верёвкой схватить за язык его? Будет ли он тебя умолять, будет ли разговаривать с тобой кротко? На земле нет подобного ему. Он царь над всеми сынами гордости...»
А потом случилась вообще неожиданная вещь. Я решил, что фильм будет называться «Левиафан» именно в связке с книгой Иова. И вот я рассказал одной знакомой, что будем снимать фильм под таким названием. Она говорит: «О, Гоббс!». А я и не знал, что за Гоббс такой. И, когда узнал, что лежит в основе этого философского трактата 1651 года авторства Томаса Гоббса, я понял, что это именно то название, которое и должно быть у фильма. Суть трактата в том, что суверен вступает в договор с подданными на таких условиях: он гарантирует подданным работу всех социальных институтов, защиту и безопасность в обмен на все свободы подданных. Эта идея напрямую пересекалась с нашей историей. Сперва меня немного смущало такое название, потому что уж очень оно пафосное и малознакомое русскому уху. Когда я прочёл, что такое Левиафан у Гоббса, я утвердился в мысли, что фильм должен называться именно и только так. Подзаголовок у книги звучит следующим образом: «Материя, форма и власть государства церковного и гражданского».
Когда фильм уже вышел на экраны, кто-то в Сети пошутил: «Вчера вышел во двор, глядь, а там — Левиафан». И это ответ на упрёки в том, что фильм наш измышленный, и ничего общего не имеет с реальностью. Слушайте, если само слово левиафан вошло теперь у нашего народа в обиход, став именем нарицательным, так это лишь еще одно свидетельство, что всё в фильме так, как оно есть. Кстати, после многочисленных поездок с картиной по миру, я узнал, что и в Америке, и в Европе изучение трактата Гоббса входит в обязательную программу в колледжах. В России это сочинение мало кто знает.
Зритель: Безусловно, мы все очень сопереживали Николаю, но, справедливости ради, стоит сказать, что у него была возможность изменить свою участь. Как вы сами относитесь к маленькому человеку? Вы сопереживаете и сочувствуете или всё-таки укоряете за то, что можно было бы поступить по-другому?
Андрей Звягинцев: Всегда можно было бы поступить по-другому, но такое сослагательное наклонение не работает. Жизнь твоя складывается именно так, а не иначе. Так же и здесь: у Николая сложилось так. Помните эпизод, когда Лиля входит в ужасную крошечную квартирку? Это их будущее. Это то, на что они могли бы претендовать в силу судебного решения о незначительной компенсации. У них огромный родовой дом — дом его отца, его земля. Автомастерская. Его «снимают» с земли, отнимают у него его собственность. Как ещё он мог бы поступить? Взять эти деньги? Нет, он пытался идти до конца. Как мог. Как умел. Этот сюжет такой. Можно написать другой: Николай вернулся по УДО и пытается строить жизнь заново, но это уже будет совершенно другой фильм.
Зритель: Почему вы выбрали именно эту локацию: Север, Мурманская область, Баренцево море? Были ли другие варианты?
Андрей Звягинцев: Хороший вопрос вы задали. В первых мыслях о том, где мы будем это снимать, — представьте себе — не было морского берега. Действие должно было происходить где-то в средней полосе России, в маленьком, заштатном городишке с двухэтажной административной площадью в центре. Мы исколесили в поисках значительное количество городов в радиусе 400–500 км от Москвы. Не найдя ничего интересного, стали искать шире. Одной из первых идей было снимать где-нибудь в Хакасии, мы разыскали через Google Maps фотографии некоторых мест в Хакасии, и нам это показалось интересным. Позже Андрей Понкратов, художник-постановщик, так же через Google Maps нашёл этот посёлок — Териберка. И уже через неделю вместо командировки в Хакасию мы летели в Мурманск. Когда мы добрались до поселка Териберка, буквально на следующий день нашли место, где будет построена декорация дома Николая.
«В конце концов мы просто сделали вид, что все ушли и сказали ему, чтобы он пока «порепетировал» сам с собой»
Зритель: Как вы относитесь к игре непрофессиональных актёров в ваших фильмах?
Андрей Звягинцев: Есть режиссёры, которые снимают непрофессиональных актёров просто потрясающе. Скажем, в фильме «Шультес» Бакура Бакурадзе главного героя играет непрофессионал. И вообще, у Бакурадзе многие актёры не являются профессионалами — он умеет с ними работать. У меня был только один подобный опыт. В «Изгнании»: могильщика, который сидит на краю вырытой им могилы, играет такой вот непрофессионал. Мы прилетели в Кишинев недели за две до начала съёмок, и я решил прямо с самолета, по пути в Вулканешты, где у нас был главный съёмочный объект, проехать по всем декорационным объектам. Они были построены ещё за год до съёмок, и мы вынуждены были нанять людей, которые целый год их охраняли — дом, церковь и железнодорожную станцию. И вот я приехал на эту станцию, чтобы снова оглядеть пространство для съёмки и увидел там сторожа. Колоритнейший дядька. Таких артистов не найти. Я решил предложить ему сняться у нас. О, как я об этом пожалел, потому что мы весь световой день снимали один-единственный его крупный план. Как только включалась камера, он переставал быть органичным. И с этим ничего было сделать нельзя. В конце концов мы просто сделали вид, что все ушли и сказали ему, чтобы он пока «порепетировал» сам с собой. И вот, пока он «репетировал», Миша Кричман его тихонечко снимал. В итоге этот портрет мне очень дорог в фильме, он там очень хорош.
Зритель: У меня вопрос про «Изгнание». Герой Кости Лавроненко узнаёт о том, что его жена беременна, и она говорит ему: «Он не твой». После чего следует пробег через лес, через чёрные стволы деревьев — это сознательный приём?
Андрей Звягинцев: Он получает такое ранение, что едва справляется с собой. Конечно, его проход, восхождение на гору и спуск придумывались заранее. Мы знали, где и как мы будем снимать этот эпизод. Мне казалось, эта «горящая» во тьме белая рубашка, чёрные стволы — что этот контраст усилит драму и выразительно передаст его эмоциональное состояние. Дальше, в сцене, где он сидит за рулём автомобиля, я предложил, чтобы он выпустил весь воздух, отпустил это своё напряжение и начал плакать. На что ростовчанин Костя Лавроненко ответил: «Андрей, я вообще никогда в жизни не плакал». Предполагаю, что это была его актерская хитрость, потому что для себя он, возможно, решил, что эта сцена будет сильнее без всяких слёз. И оказался прав. В отличие, скажем, от эпизода с Серебряковым, который сам предложил слёзы в финале «Левиафана». С Еленой Лядовой в «Елене», в сцене, где она стоит над телом отца, мы договорились с ней, что у нас будет «сухой», «влажный» и «мокрый» дубли, а уже потом, в монтаже я сидел и выбирал лучшее решение. Так вот, конечно, всё это были сознательные решения, передающие внутреннее состояние персонажей.
И в заключение хочу сказать: очень важно, что после титров фильм продолжается. Ты идёшь домой, а он начинает оживать и работать в твоей голове. Спасибо вам огромное!
Расшифровка обсуждения с режиссёром фильма «Изгнание»:
Посмотреть фильм «Левиафан» вы можете на платформе Кинопоиск:
Рекомендуем. Книга Максима Маркова «Левиафан». Разбор по косточкам: режиссер Андрей Звягинцев — о фильме кадр за кадром» на Озоне:
Наш телеграм-канал:
И если вы вдруг узнали себя в одном из Зрителей, пожалуйста, оставьте комментарий здесь, или в нашем чате в Телеграме.
