Мой дед редко рассказывал о своём участии в ВОВ. А если что-то и вспоминал вслух, то больше говорил о простом житейском. Из его историй я узнала, что он к своему возрасту прибавил год, чтобы войти в списки призывников на фронт и попал в танкисты.
Рассказывал, как он после ранения сутки полз в сторону "своих": по морозу с лихорадкой. Еды и воды не было, поэтому ел снег. А когда добрался до землянки, просто отключился на ступеньках. Очнулся уже в лазарете. В полубреду помнил многочисленные операции в походных условиях и благодарил хирурга, который сделал всё возможное, чтобы сохранить ноги.
Помню рассказ деда, как они зимой "снимали глухарей", то есть замаскированных снайперов. Говорил, что наблюдали за деревьями в бинокль и если замечали, что какая-то снежная шапка на деревьях вела себя неестественно, то стреляли. Иногда попадали в настоящих птиц, чудом спрятавшихся от грохота боевых действий в густых кронах. Отсюда и пошло название "глухарь": издалека не всегда понятно зверь это, птица, или противник в камуфляже затаился.
Ещё дед рассказывал о том, как "языков" брали и благодаря его знаниям немецкого удавалось "вытащить" полезную информацию...
Могли ли мы, дети, родившиеся в огромной мирной стране, понять из таких обрывочных историй, рассказанных явно неохотно, что пришлось пережить очевидцам? Вопрос риторический.
И ещё я помню, что когда мы смотрели "Четыре танкиста и собака", дед говорил, что фильм "хороший, честный". Про многие другие, более современные фильмы дед отзывался нелестно: "муть и враки".
При этом нам с дедом искренне нравилась книга "Эра милосердия" братьев Вайнеров и, конечно, снятый по книге фильм — "Место встречи изменить нельзя".
К слову, "Эра милосердия" — это приквел о первых шагах Володи Шарапова в рядах советской милиции. В более ранних произведениях братьев Вайнеров "Лекарство против страха" и "Визит к Минотавру", Шарапов не "зелёный" Володя, а Владимир Иванович при чинах и звании. А вот Жеглов так и остался ярким и колоритным героем одного романа...
Всё это я веду к тому, что фильмам и книгам, основанных на рассказах очевидцев, которые старались соблюсти историческую достоверность — веришь.
А современники, создающие зрелищные "картинки" о прошлом, напоминают мне Болеслава Пруса и Мориса Дрюона с их высокохудожественными произведениями, чьи исторические ценности под огромным сомнением. Я бы сказала больше: ничем и никем не доказанная авторская интерпретация. Ведь от очевидцев не осталось даже праха, а подлинность архивных материалов рождает больше сомнений, чем доверия. Вот и получаются яркие и сочные романы "под древность". Как роман Ивана Ефремова "Таис Афинская".
Впрочем, и один из моих любимых писателей — Виктор Гюго, просто физически не мог создать достоверную картинку в романе "1793", потому что... родился через 10 лет после описываемых событий. А сам роман увидел свет спустя век, после реального противостояния двух моделей общества.
Вот и современный отечественный кинематограф тоже переживает такой феномен — снимать о том, чего сам не видел и не переживал никогда.
И архивы в этом случае могут сыграть не самую положительную роль. Ведь велика вероятность получить под видом архивов, дневники изменника и предателя, который описывал действия советской армии в негативном ключе. А поскольку сам автор дневников, как и его окружающие, уже отошли в лучший мир, или страдают старческой деменцией. Так что подтвердить, или опровергнуть правдивость архивов уже не представляет возможности.
Вот так и теряется реальная история: год за годом, по крупицам, дряхлея вместе с памятью носителей. Одновременно с реальными воспоминаниями всплывают байки, анекдоты, мифы и легенды. В какой-то момент грань между истинной памятью и ложной стирается. Так и происходит подмена понятий.
Это происходит не "враз", а медленно, постепенно, планомерно и незаметно.
В итоге получается, что мы получаем сведения о событиях из прошлого из художественной литературы. Эдакий эффект романа "Война и мира", которая считается образцом мировой литературы. При этом сам Лев Толстой тоже родился гораздо позже — в 1828 году, и приступил к написанию романа в 1863-м, то есть спустя пятьдесят лет после реальных событий.
Бесспорно, роман получился великолепным и вошёл в списки мировой литературы. Но... сейчас уже мало кто знает и вспоминает, что ветераны сражений 1812 года критиковали Толстого:
... Переплетение или, скорее, перепутывание истории и романа, без сомнения, вредит первой и окончательно, пред судом здравой и беспристрастной критики, не возвышает истинного достоинства последнего, то есть романа... /Пётр Вяземский, участник Отечественной войны 1812 года © из Википедии
С годами критика утихала, а популярность романа росла в мировом масштабе.
Не знаю, чему сейчас учат детей на уроках литературы, во время моей учёбы учителя преподносили нам роман, как достоверный источник. И мы, школьники верили, потому что нас учили верить тому, что говорят взрослые с педагогическим образованием.
Аналогичная ситуация происходит с описаниями и экранизациями событий ВОВ. Хорошо это или плохо — каждый решает сам для себя. Как человек, который увлекается поиском следов реальной истории, скажу только, что это... естественный эволюционный процесс. Как в песне В. Цоя:
Красная, красная кровь
Через час уже просто земля
Через два на ней цветы и трава
Через три она снова жива
И согрета лучами звезды по имени Солнце...
К чему я всё веду? К тому, что я вижу две стороны одной медали событий: единичные частные случаи участников и... на другой стороне — видение истории в глобальном масштабе. Так сказать, официальная версия для потомков.
Имели ли место "некрасивые поступки"? Да, безусловно. Я писала большую умную статью о революции 1918 года. Закопалась по уши в архивы и нашла "свидетельства" мирных граждан о том, что моряки вели себя крайне дерзко, в отличие от кавалерии и пехоты. Стоит ли этому верить? Тоже вопрос риторический. В момент написания статьи, я старалась абстрагироваться и посмотреть на ситуацию с разных точек зрения. Было ли событие важным в историческом масштабе? Однозначно, да. Могли ли отдельные персоны превышать свои полномочия на местах и действовать жёстко по отношению к обычным людям? Тоже, да. Для летописей подобные "переборы" всего лишь статистика. А победителей, как обычно, не судят...
В заключении, хотела бы сказать: вы, и только вы принимаете решение помнить о каких-то событиях или нет. Так же как и решаете в каком контексте помнить: в масштабах большой победы для мирной жизни миллионов потомков, или в рамках одной отдельно взятой семьи.
Точно так же, только вы вольны выбирать способ, которым будет чтить память о предках: выходом на торжественную демонстрацию, зажжённой свечой в церкви или... просто строками памяти в своём блоге...
Человек живой, пока он помнит. И, наверное, живёт после своей смерти до тех пор, пока о нём помнят, вспоминают о нём. © Вадим Чернов. Свеча между ладонями