В старые времена умерших не называли мёртвыми, но усопшими, потому как считали, что у Бога все живы, и после смерти жизнь не оканчивается, а продолжается , лишь в ином состоянии, так же, как, к примеру, вода может быть паром, жидкостью и льдом, так же и душа человека всегда жива, она лишь переходит, облекается в другую форму, и продолжает нести своё существование…
С Натальей мы работали вместе фельдшерами на станции скорой медицинской помощи. Она была не намного старше меня, мне двадцать четыре, ей двадцать семь, и мы сдружились. Правда, Наталья была уже человеком семейным, в отличие от меня. Я всё ещё жила с родителями, а свободное время проводила на кладбище. Да-да, не удивляйтесь, такое уж у меня увлечение с детства. Я, конечно, старалась не распространяться особо о своём «хобби», ни к чему это, особенно учитывая мою профессию, можно быстро загреметь на комиссию к коллегам, а уж по их специализации всегда можно что-нибудь да найти, если очень захотеть, все мы ненормальные, каждый по-своему. А профессия моя была мне дорогА, и уходить из неё, да ещё «по справке» я не хотела. Поэтому на кладбище ходила,не афишируя это, и практически всегда в полном одиночестве. Да иначе эти походы и не имели смысла. Нет, я не колдовала там, и не проводила какие-то сатанинские обряды, мне просто всегда было удивительно уютно, спокойно и хорошо среди могил. Вот и всё.
Так вот, о Наталье. Той весной она как-то особенно часто стала уходить на больничные с дочкой. Вот буквально неделю-полторы работает и те же полторы недели вновь сидит на больничном. Поначалу я как-то даже не обратила на это внимания, ну, мало ли, болеет ребёнок, в этом возрасте все болеют, Машульке, дочери Натальи и Димы, было три годика, и она не так давно пошла в детский сад, а до этого с ней водились попеременно обе бабушки, чтобы родители могли выйти на работу. Поэтому не удивительно, что у девочки начались частые ОРВИ, иммунитет привыкал к новым условиям, вливался, так сказать в новую жизнь и коллектив. Однако, когда в одно утро Наталья вдруг заявилась на работу бледная и с мешками под глазами, я встревожилась не на шутку. У нас как раз была пересменка, и я могла уделить подруге несколько минут.
- Наташ, на тебе лица нет, случилось чего? Ты же дома должна быть, на больничном.
- Да вот, - и Наталья расплакалась, - Машулю-то нашу в больницу ночью увезли.
- Как?! Наши ничего не говорили.
- Да мы не по скорой, мы сами с Димкой привезли её на машине. Оказался аппендицит. Сразу прооперировали. Пока вот она в ре ани мации, сказали к обеду приходить, переведут в отделение. Так я домой не пошла, не могу. Места себе не нахожу. Думаю, пойду лучше к нашим, сюда. А к обеду вернусь в детскую больницу.
- Ох, ну и дела-а, - протянула я, - Ну ничего, ты слишком не переживай, главное, что вовремя всё успели, сама понимаешь чем может обернуться «безобидный» аппендицит, а сейчас уже вместе будете лежать, быстро пойдёте на поправку. Тебе и самой не мешало бы поспать, вон мешки какие под глазами.
Наталья лишь махнула рукой и снова вздохнула:
- «Пойдёте на поправку» - дай-то Бог, да что-то в последнее время совсем всё через одно место идёт, болеет и болеет ребёнок. Ну, я понимаю, конечно, сад и всё такое, но не до такой же степени. Мне уже перед главным нашим стыдно, мне кажется, он думает я беру нарочно липовые больничные, чтобы дома отдыхать. А какой это отдых? Ни сна, ни покоя, когда твоему ребёнку плохо. Да лучше бы я в три смены пахала тут, на скорой.
- Да ты что, Наташ, все прекрасно всё понимают, у всех есть дети. Ну. Кроме меня, конечно, - я улыбнулась, - Но и у меня когда-то появятся, надеюсь, и тоже через все эти ОРВИ и прочее буду проходить. Никто о тебе не говорит ничего плохого, вот ещё об этом тебе сейчас не хватало переживать.
Наталья вытерла слёзы с опухших глаз, вздохнула и вдруг заявила:
- А ты знаешь, что я думаю, я тебе по секрету скажу, только ты больше никому.
Она огляделась:
- Нам, наверное, порчу сделали.
- Ната-а-аш, - протянула я, - Ну, от тебя не ожидала.
- А что? Тут уже во всё, что угодно поверишь, - зашептала Наталья, - Машка болеет просто без перерыва, причём все болячки какие-то странные. Ну что у детей в этом возрасте? Сопли, горло. А у неё - то гастрит, то пиелонефрит, то отит, то теперь аппендицит! Ей же не семьдесят лет, Оксана! Откуда это всё?
- Понимаю, - ответила я, - Странно, конечно.
- Вот, и я о чём. Я же не какая-то бестолковая мать, у нас нормальное питание, режим сна и отдыха, в семье спокойный климат, откуда такие болячки? Вот я и подумала нынче ночью, порча это. И, кстати…
Она замолчала.
- Что, Наташ? Нам сейчас, наверное, вызов дадут, не тяни, - поторопила я подругу.
- Я ведь не зря именно с тобой решила поделиться своими догадками-то.
- Да понятно, мы же подруги.
- Не только поэтому.
- А почему ещё? – искренне удивилась я.
- А то не знаешь? Ты же у нас любительница всего такого, по кладбищам гуляешь, слышишь там что-то.
- Это ты про тот случай с Сашенькой?
- Да не, - отмахнулась Наташка, - Я в общем. Ну, ты же не такая, как все. Не отрицай, мы все это знаем.
Я закатила глаза:
- Да, я ведьма. Ты это хотела услышать? Наташ, ну смешно, ей Богу. Ты же прекрасно знаешь, что мне просто нравится бывать на кладбище, меня это успокаивает и придаёт сил. У каждого свои пунктики, как говорится. Я стараюсь об этом не упоминать, ты знаешь. Никакой мистики.
- Да я никому. Я же просто с тобой посоветоваться хотела. А вдруг ты что-то да скажешь мне толковое.
- Наташ, я обычная девушка и у меня нет никаких паранормальных способностей, если ты об этом. А вас с Машулькой я завтра после смены навещу обязательно. Позвоню предварительно, скажешь что нужно принести. Ну всё, мне пора, нам вызов поступил, пока! Машусю поцелуй за меня.
- Обязательно…
Прошло дней восемь с того разговора, Наташа всё ещё была на больничном. Вчера их с дочкой выписали домой, и вот сегодня мой телефон разбудил меня с утра пораньше радостным трезвоном.
- Кто там ещё? – я еле продрала глаза.
- Оксана, ты что, спишь что ли? – зазвенел в трубке голос Натальи, - Давай собирайся, приходи к нам в гости.
- Сплю, - ответила я, - У меня сегодня выходной.
- Да и время вообще-то, - я прищурилась одним глазом, пытаясь сконцентрировать взгляд на настенных часах, - Восемь утра всего.
- Уже восемь! Я уже тут кучу дел переделала, и пирог нам к чаю испекла, между прочим.
- Неужели, когда я стану мамой, то тоже буду вставать в пять утра и к восьми у меня уже будет сияющая квартира и я не буду знать, чем мне заняться, и стану будить ни в чём не повинных людей?
- О, поверь, с ребёнком тебе всегда будет, чем заняться! – хохотнула Наталья, - Так ты придёшь?
- Что, прямо сейчас?
- Нет, к девяти.
- О, да, колоссальная разница, учитывая, что уже восемь. Ты так добра.
- В общем, мы с Машулей тебя ждём, - сказала Наталья и положила трубку.
Я потянулась, вздохнула тяжело, и пошла в ванную умываться, спорить с Натальей было всё равно, что пытаться руками остановить начавшийся ледоход на бурной сибирской реке.
В девять я уже сидела на кухне у Натальи, и пила чай с малиновым пирогом.
- М-м, вкуснота, - проговорила я с набитым ртом, - А где Машуля? Что-то не бежит здороваться.
- Заигралась, наверное, ты пей, а я пойду, приведу её, - и Наталья скрылась в детской.
Тут же из комнаты вышла бледная девчушка, и, прижимая к себе куклу, вяло зашагала в мою сторону. При виде малышки у меня сжалось сердце, видно было, что ребёнок неважно себя чувствует.
- Здравствуй, моя красавица, - я усадила девочку на колени, - Как твой животик?
- Чуть-чуть болит, - ответила Машенька.
- Ты умница, такая бесстрашная! – похвалила я девочку.
И тут вдруг в нос мне ударил явный запах мертвечины, я вздрогнула и, видимо, не успела спрятать своих эмоций, потому что Наталья тоже переменилась в лице и подскочила ко мне:
- Ты чего, Оксан? Всё в порядке?
Я кивнула, рвотный рефлекс, подступивший было к горлу, отошёл назад, в своей профессии мы были привычны ко многому, просто услышать этот запах здесь было как-то дико и неожиданно. Я попыталась определить, откуда идёт вонь и с ужасом поняла, что от Машеньки. От ребёнка просто разило мертвечиной. Я была в полной прострации, и не знала, что думать и как на это реагировать. Никогда ещё до этого случая, со мной не происходило ничего подобного.
- Наташ, а Машенька принимает какие-то лекарства? – наконец, спросила я, продолжая гладить по головке пристроившуюся на моих коленях малышку.
- Нет уже, - пожала плечами Наталья, - А почему ты спрашиваешь?
- Да так…
- Ну, я же вижу, что что-то не так, - запротестовала она, - Говори!
- Машуля, ты иди, поиграй, а я сейчас чай допью и приду к тебе, ты мне покажешь свои новые игрушки, хорошо? Я ведь тебе тоже кое-что принесла.
Глазки девочки вспыхнули на миг, но тут же снова погасли, и она сделалась апатичной и вялой.
- Ладно, тётя Ксана, - она слезла с моих коленей и побрела в комнату.
- Наташ, и давно она такая? – спросила я, едва только малышка скрылась в детской, причём в этот же миг исчез и трупный запах.
- Да почти всё время, говорю же, болеет постоянно, мочи нет уже. А что? – Наталья вдруг спохватилась, - Ты что-то почуяла, да? А я говорила, что ты не такая, как все, говорила! У тебя и на сменах никто не умирает, это все у нас знают!
- Наташ, вот только не начинай, ладно?
- Оксана, что ты почуяла?
- Мертвечиной пахнет у вас, - ответила я прямо.
Наталья побледнела:
- Так и знала, что порча.
- Нет, - я покачала голвой, - Тут что-то другое.
- Что?
- Не знаю я. Пока не знаю. Пойдём в комнату к Маше, может быть там что-то почувствую, но не обещаю, я, в конце концов, не экстрасенс, вообще сама не понимаю, откуда что пришло сейчас.
- Идём.
В детской запах снова усилился, да так, что хотелось выбежать из комнаты и отдышаться.
- Наташ, - шепнула я, - Ты что же, совсем ничего не чувствуешь?
- Не-а, - покачала та головой.
- Машенька, - склонилась я к девочке, - Это тебе от меня зайка плюшевый, смотри какой милый, в платьице. Как ты его назовёшь? Точнее – её. Это девочка.
- Карина, - ответила малышка.
- М-м, красивое имя.
- Да, так зовут девочку, которая ко мне приходит играть.
Мы с Натальей переглянулись.
- Девочку, которая приходит к тебе играть? – переспросила я, - Она твоя подружка?
- Да, только она всегда злится, и спрашивает, когда я уже к ней приду насовсем, ей скучно одной. А я не хочу к ней. Я хочу жить с мамой и папой.
Я почувствовала, как волосы у меня на голове зашевелились, Наталья же и вовсе стояла, как оглушённая.
- А сейчас она здесь? – спросила я.
- Нет, она не любит, когда тут кто-то есть. Они мешают нам, говорит Карина.
- Понятно, - сказала я, - Ну, ты пока поиграй, а мы сейчас придём.
Я вытащила Наташку, стоящую столбом, за рукав из комнаты.
- Что, мать, делать будем? К дочке-то твоей, похоже, гости с того света ходят?
- Да может, она придумывает? – вяло попыталась найти причину Наталья, - Дети в этом возрасте склонны к такому.
- Помнится, ещё недавно кто-то убеждал меня в порче, а теперь, значит, «дети выдумывают»?
- Оксана, что делать-то? – губы Натальи задрожали.
- Не реви только, сейчас будем думать. Значит так, по всему похоже, что к твоей дочке ходит покойница, оттого она и болеет так часто, та из неё силы сосёт, и, судя по разговорам, мечтает, чтобы Маша поскорее оказалась с ней, на той стороне.
Я замолчала и вернулась в комнату девочки. Сделав вид, что осматриваю игрушки, я пошла по спальне, тщательно принюхиваясь. Возле шкафа я замерла, тут воняло особенно сильно – смесь болота, затхлой воды, тины, мертвечины и ещё не пойми чего. Я открыла шкаф, обычная одежда лежала на полках, чистая и опрятная. Я взяла в руки первую попавшуюся кофточку – понюхала, пахнет порошком. Другую – тоже. А вот третья вещь разила так, что меня снова накрыло приступом тошноты.
- Наташ, давай-ка наведём тут порядок, - позвала я подругу.
И я принялась перебирать все вещи подряд, отсеивая те, что воняли. В итоге на диване скопилась целая гора одёжки – вполне симпатичные девчачьи футболочки, маечки, платьица и лосины, в стразиках и вышивках.
- Откуда эти вещи, Наташ?
- Откуда?... А, да я как раз их все взяла с рук у одной женщины. По объявлению.
- По объявлению?
- Ну, да, с этого, как его, с Павито. Там вещи пакетом продавались на девочку, я и взяла. Вещи-то почти не ношеные, некоторые даже с бирками были, совершенно новые. Машеньке они очень нравятся. Носит их часто.
- И давно ты их взяла? – уточнила я.
- Да вот, осенью и взяла… А зимой Маша болеть стала постоянно...
Наталья замолчала. До её сознания начало что-то доходить.
- Погоди, ты хочешь сказать, что порчу сделали через них?!
- Нет, это не порча, – покачала я головой, - А у тебя сохранились контакты той женщины?
- Не знаю, надо глянуть в телефоне. А, да, вот. Ей зовут Анжела. Продавала малые вещи своей дочери.
- Так, вещи складывай в пакет, и несём их на пустырь, там сожжём, а после поедем к Анжеле. Адрес помнишь?
- Ага.
Спустя час мы уже ехали по адресу, оставив Машеньку под присмотром вызванной на подмогу бабушки.
Дверь нам открыла стройная молодая женщина, с прядями седых волос в чёрных волосах.
- Вам кого? – удивилась она.
- Это вы Анжела? – спросила я.
- Да.
- Вы продали вот этой женщине вещи на девочку трёх лет. Я хочу поговорить с вами об этом. Где ваша дочь?
Анжела опустила глаза и по щекам её потекли слёзы.
- Её нет.
- Она в садике? – спросила я, уже зная заранее ответ.
Анжела покачала головой:
- Она умерла прошлым летом, скоро уже год. От р а к а крови. Сгорела, как свечка, моя девочка. А у меня больше не может быть детей, я, когда рожала её, у меня возникли осложнения и мне всё удалили по-женски. А после с м е р ти Карины муж тоже ушёл от меня.
Наталья стояла бледная, как мел.
- Так… Как же… То есть вы продали мне вещи умершего ребёнка?! - поразилась Наталья.
- Ну, относят же вещи в храм, - сквозь слёзы произнесла Анжела, - И их тоже кто-то носит. А я вот решила продать. Не судите меня, пожалуйста, мне очень нужны были деньги, я сильно болела. Да я и продала их Вам за символическую сумму.
Наталья стояла не в силах что-либо сказать. В разговор вновь вступила я:
- Анжела, ваша Карина приходит теперь к дочери моей подруги и зовёт с собой. И дочка Натальи тоже стала очень сильно болеть, просто всем, чем можно. Вы понимаете, чем всё это может закончиться?
Анжела посмотрела на нас широко раскрытыми глазами, а затем разрыдалась:
- Господи, девочки, да я же не нарочно, я не хотела, не хотела, нет, простите меня, поверьте мне, я же тоже мать и никому не желаю перенести то, что перенесла я. Я просто подумала, что не будет ничего страшного, ведь в храме тоже кто-то носит потом эти вещи, когда люди приносят после смерти близких.
- Да, - согласилась я, - Обычно так и бывает. Но ваша девочка, видимо, решила иначе. Она не хочет, чтобы её вещи носили. А ещё она решила найти себе подружку. Мы сожгли все вещи, уж простите. А сейчас хотели бы спросить у вас, где находится могила Карины, нам нужно навестить её. Мы не сделаем ничего плохого, мы не психи, работаем на скорой.
- Да, точно, - сквозь слёзы произнесла Анжела, - А я думаю, где-то я вас видела.
- Хорошо, - кивнула я, - Мы просто принесём вашей девочке сладости и игрушки и попросим её, чтобы она не беспокоила больше дочку моей подруги.
- Да, хорошо. Давайте встретимся завтра на кладбище, вам удобно?
- Да, давайте завтра в десять.
На другой день в десять утра мы стояли у ворот кладбища, вместе с Машенькой и Натальей. Наталья держала в руках большой пакет белых роз, обвязанных розовым бантом, я красивую куклу с кудряшками, а Машенька коробку шоколадных конфет. Из подъехавшего автомобиля вышла Анжела, она была в тёмных очках. Когда она сняла их, то по её лицу я поняла, что она всю ночь не спала и плакала.
- Здравствуйте, - поздоровалась она, взгляд её упал на Машеньку, и вновь глаза её наполнились слезами, - Пойдёмте.
И она пошла по дорожке, а мы двинулись следом. Вскоре мы остановились возле маленького холмика, с памятника на нас смотрела совсем крохотная девочка с длинными ресницами и красивыми большими глазами.
- Мне очень жаль, - сказала я.
- Да, - кивнула слабо Анжела.
Я посадила возле креста куклу, и глянула на Наталью. Та положила на могилку букет.
- Здравствуй, Кариночка, - произнесла я, - Мы пришли к тебе в гости и принесли подарки, вот, это тебе кукла и цветы, а вот ещё сладости.
Мы открыли коробку конфет и сложили их на холмик.
- Они очень вкусные. Кариночка, прошу тебя, не приходи больше к Маше, ладно? – продолжила я, - Тебе нужно уходить на небо, к Богу, а не бродить по земле. Там хорошо, там у тебя будет много подружек, таких же красивых девчушек, как ты. А Маше надо быть здесь, понимаешь?
И вдруг я ясно услышала голос. Это был обиженный и в то же время грустный голосок маленькой девочки:
- Меня мама не отпускает.
Я вздрогнула, огляделась – никого. Неужели я слышу голос мёртвой девочки? Как тогда, с Сашенькой!
- Почему мама не отпускает тебя? – спросила я, а Наталья с Анжелой в изумлении уставились на меня.
- Она плачет всё время и разговаривает со мной, а я не могу уйти от неё, мне её жалко. Я её по головке глажу, уговариваю не плакать, а она всё равно плачет, она меня не слышит. Тётя, ты ей скажи, чтобы она не плакала, а то мне холодно и сыро, а ещё мне тут играть не с кем.
- Конечно, конечно, - заверила я её, - Я всё передам. Мама тебя отпустит.
- И я пойду в рай?
- Да, тебе давно пора туда.
- Мне Коленька о нём рассказывал.
- Какой Коленька?
- Да вот же он.
Я осмотрелась. И точно. На соседней могиле стоял памятник с надписью «Коля Варламов». Когда он умер, ему было семь лет.
- Коленька иногда сюда приходит, когда его мама навещает. Его отпускают повидаться. Но он потом снова назад улетает, а я опять одна остаюсь, - грустно добавила девочка.
Меня трясло, но я старалась не подавать виду, с ума сойти, я говорю с покойником, узнали бы на работе. Надеюсь, Наташка не растрезвонит об этом коллегам.
- Кариночка, детка, ты не волнуйся, я маме твоей всё передам, а ты мне обещай, что к Машеньке больше не придёшь, договорились?
- Да.
- Ну, вот и славно, мы пойдём тогда.
- До свидания, тётя!
- До свидания, Кариночка!
- Идёмте отсюда, - кивнула я остальным, - Теперь всё будет хорошо.
С той поры Маша перестала болеть. Нет, она, конечно, болела, как и все дети, простудными заболеваниями, но такой череды несчастий, как тогда, больше не было. Я долго говорила с Анжелой и передала ей наш разговор с её дочерью. Слава Богу, она мне поверила, и записалась на приём к психологу, чтобы, наконец, отпустить свою девочку на небо. Насколько я знаю, позже Анжела вышла замуж за вдовца с двумя сыновьями, и у них всё сложилось благополучно. Я видела их в городе и в поликлинике, Анжела расцвела, обнимала мальчишек, улыбалась. Да, это горе навсегда будет с ней, невозможно забыть своего ребёнка, да и не должно быть так, чтобы дети уходили раньше родителей. Но, несмотря на боль, нужно отпустить. Отпустить и не мучать ни его душу, ни свою. А просто жить в ожидании последующей встречи. Однажды мы все встретимся. Ведь у Бога нет мёртвых, у Него все живы. Аминь.
Ваша Елена Воздвиженская
Иллюстрация к рассказу - художница Николетта Чекколи.