920 подписчиков

Страдающий Тарковский и «предначертанная» ему жена Лариса. Читаем книгу Льва Наумова «Итальянские маршруты Андрея Тарковского»

11 минут

3090 прочтений

20 мая 2022

О чём в своей книге «Итальянские маршруты Андрея Тарковского» Лев Наумов рассказывает крайне неохотно, так это о личной жизни главного героя; вернее, о той стороне личной жизни, которая не предназначена для глаз посторонних. Подробностей бытового свойства – что читал, что смотрел, где бывал – здесь уйма, но про любовь – практически ни слова (особенно если учесть 1000-страничный объём этого титанического труда). И автора, разумеется, можно понять, хотя…

Многими биографами Тарковского подчёркивается весьма специфическая, скажем так, роль, которую сыграла в его жизни вторая супруга – Лариса. Например, Лейла Александер-Гарретт в своей книге «Андрей Тарковский: собиратель снов» рисует прям-таки чёрный её образ, не щадя мрачных красок. Сам режиссёр в своём «Мартирологе» то признаётся ей в любви и пишет, как страшно без неё скучает, то сетует на её характер, отмечая, как же с ней тяжело. Невольно вспоминается бессмертный афоризм из фильма «Тот самый Мюнхгаузен», в котором герой Олега Янковского повторяет якобы слова Сократа: «Женись непременно. Попадётся хорошая жена – станешь счастливым. Плохая – станешь философом». Вполне вероятно, что случай с Тарковским – из второй категории, и Наумов словно бы даже подтверждает это, приводя такое вот весьма любопытное соображение:

…Ситуация между супругами становилась всё сложнее. Они давно закрывали глаза на измены друг друга. Уже после смерти режиссёра Александр Мишарин отметит, что Тарковский «любил одних и жил с другими». Бытует мнение, будто на описываемом этапе Андрей сохранял брак исключительно из-за ребёнка. Как ему сейчас сообщить, что родители расстались? Лейла Александер-Гарретт и другие очевидцы отмечают, будто Лариса угрожала не дать отцу видеть сына в случае развода. В это трудно поверить, хотя чего не скажешь сгоряча… Важно иное: в этике режиссёра особая роль отводилась страданию и жертве. Именно подобные вещи, по его мнению, инициируют и питают работу души. Сколь филигранно сказанное воплощается в фильме «Сталкер». В «Ностальгии» это произносится прямым текстом. В «Жертвоприношении» же становится лейттемой.

Тут проступает ещё один парадокс бытия Тарковского: получается, все те, кто ему помогал, кто делал его жизнь легче, уменьшая страдания и позволяя избегать жертв, по сути, мешали работе души и противодействовали творчеству. Быть может, именно потому режиссёру была не просто нужна, а предначертана Лариса.

«Предначертана»! Практически по мюнхгаузенскому Сократу, только другими словами.

В отличие от Ларисы, которая присутствует на страницах книги едва ли не постоянно (на самом деле нет, но такое впечатление, что естественно, вполне может сложиться), первая жена режиссёра – актриса Ирма Рауш, игравшая в «Ивановом детстве» и «Андрее Рублёве», упоминается лишь мельком. Оно и понятно: автора в первую очередь интересует тот период жизни Тарковского, в котором её уже рядом с ним не было. Однако Наумов не мог, разумеется, не сказать, что Рауш и после развода сохранила своё место в списке режиссёрских «любимцев» – причём вовсе не «на правах первой супруги» («Скажем, на роль дурочки претендовали также Нина Ургант, Жанна Болотова и, неожиданно, Анастасия Вертинская»).

Дело в том, что Рауш чрезвычайно подходила для женских образов в мирах Тарковского. Наверняка он снимал бы её и дальше, рассматривал на роли Хари в «Солярисе» и матери в «Зеркале», но именно в ходе работы над «Рублёвым» состоялось знакомство с Ларисой Кизиловой, участвовавшей в картине в качестве ассистента, хоть в титрах она и не фигурирует. Принимая во внимание характер Ларисы, дальнейшего сотрудничества с Ирмой она бы не потерпела.

Но не только в характере дело! Оказывается, у Ларисы «имелись собственные актёрские амбиции», и небольшая роль в «Зеркале» (она играет женщину, которой героиня Маргариты Тереховой продаёт серёжки) – лишь крохотный её прорыв в этом направлении:

Она всерьёз претендовала на роль матери Криса в «Солярисе», Гертруды в «Гамлете» и жены главного героя в «Сталкере». По поводу последнего фильма существует легенда, будто Рерберг, не отличавшийся деликатностью, после проб супруги задал режиссёру вопрос: «Так кого снимать будем, актрису [имея в виду Алису Фрейндлих] или Ларису?» Есть мнение, что именно эти слова стали подлинной причиной вынужденного ухода Георгия с картины: Тарковская оператору их не простила. Тогда Андрей выбрал Алису.

Не оставила она своих устремлений и в случае с «Жертвоприношением», только вот хотела сыграть не жену главного героя (Наумов вслед за другими отмечает их общие черты), а служанку Юлию, в связи с чем выбор исполнительницы на эту роль «имел стратегическое значение»: «Она просила мужа об этом, потому следовало найти действительно сильную актрису, чтобы обосновать отказ её профессионализмом».

Примечательно в этой связи, что на роль падчерицы главного героя Марты Тарковский пригласил Филиппу Франзен, «которая ни до, ни после в кино не работала»:

Как и в случае с Ларисой-Аделаидой напрашивается предположение, будто в этом выборе имело значение сходство девушки с падчерицей режиссёра Ольгой Кизиловой, и здесь странная штука: похожесть кажется сомнительной, эфемерной, но отрицать её нельзя.

Наумов пишет также, что «по слухам, жену Андрея рассматривали и другие кинематографисты», хотя приводит тому лишь один пример: «Например, Глеб Панфилов думал занять её в фильме “Начало” (1970) в роли матери Жанны д’Арк. Но и это не сложилось». В это можно даже поверить, учитывая определённое внешнее сходство Ларисы с Инной Чуриковой, которая младше её на десять лет (в кино эту разницу легко увеличить). Но куда занятнее другая байка – из разряда едва ли не фантастических:

22 февраля режиссёр с супругой ходили в посольство, на обед, посвящённый Дню Советской Армии. В дневнике, описывая это событие, Тарковский совершенно не стеснялся в выражениях. Досталось и присутствовавшим там балерине Майе Плисецкой, а также Галине Романовой – представительнице «Аэрофлота» и давней знакомой режиссёра. Впрочем, что касается Плисецкой, на то были личные причины. Лариса насаждала историю о том, будто в прошлом собиралась стать балериной Большого театра, хоть это и удивительно в свете её крепкого телосложения. Согласно семейной мифологии Тарковских, она должна была сменить Майю в роли примы.

Тем не менее в «Ностальгию» она попала не только в качестве помощника режиссёра. Разбирая фильм поэпизодно, Наумов обращает наше внимание, что «эпизод 43 начинается с того, что Горчаков слышит своё имя, будто жена отвечает ему из сороковой сцены. На фонограмме слово “Андрей” произносит Лариса Тарковская». А ещё до этого, описывая поездки по Италии в поисках вдохновения и нужной натуры, приводит такой случай:

По воспоминаниям Лоры Гуэрра, Тарковский мечтал увидеть «Мадонну дель Парто» воочию. Но по прибытию в Монтерки возникла совершенно неожиданная ситуация... {…}

Когда члены съёмочной группы подходили к церкви, Тарковский неожиданно остановился и заявил, что дальше не пойдёт... Это нельзя было понять. Гуэрра да и все остальные спрашивали: «Что случилось? Ты устал? У тебя сердце болит?» Сценарист пребывал в полнейшем замешательстве: «Пойдём, ведь нам потом уже не откроют». Через некоторое время, Андрей, по крайней мере, смог объяснить, что происходит: если режиссёр сейчас войдёт в эту церковь, если посмотрит на фреску, то увидит её только он один. Ни его жена Лариса, ни сын Андрюша, ни друзья, оставшиеся в Москве, не смогут посмотреть на шедевр, будто они не свободные люди. «Как же тогда я могу?» – закончил Тарковский.

Ничего не напоминает? Да, первая сцена «Ностальгии» имеет полностью автобиографическую природу.

Про «автобиографическую природу» автор книги говорит и много позднее: «Совокупление с Марией для центрального персонажа “Жертвоприношения” не является аморальным поступком. Трудно отделаться от мысли, будто и этот момент имеет автобиографическую природу». Вот тут, что называется, и возникает вопрос, и появляется особая нужда в подробностях.

Но, как уже было сказано, подробностей личного плана Наумов всячески избегает – и лишь пару раз позволяет себе не сказать даже, а намекнуть о чём-то таком этаком. «На самом деле Андрей был очень рад посещать город на Неве, поскольку здесь у него был роман с учительницей Дарьей Приставко, – пишет он, но тут же щекотливую обрывает: – Впрочем, на этот раз он приехал с семьёй». А комментируя состоявшийся уже в Швеции ужин «в одном японском ресторане», словно бы нехотя называет среди присутствовавших балерину Берит Хемминхютт: «О последней нельзя здесь не упомянуть, поскольку у них с Андреем сложились отношения, а 4 сентября 1986 года она родила от него сына Александра»… Женщина родила от Тарковского целого сына, но в контексте замысла этой книги (отчасти, напомню, путеводителя) автору гораздо важнее другое: «А ресторан, в котором они ужинали, ныне не существует»!..

Но, опять же, можно понять – и уж тем более нет никакого повода для «упрёков».

Зато, смотрите, какой интересный «киноведческий» поворот в рассказе об одном из режиссёрских замыслов, присутствовавшем в списке его творческих планов долгие годы («Это одна из немногих его задумок, к которой советские чиновники от кино относились лояльно»):

Бытует мнение, будто сюжет «Идиота» волновал Тарковского ещё и потому, что он видел в нём отражение своей семейной жизни. Отношения с Ларисой были порой довольно напряжёнными и, по слухам, полными измен. Оттого Андрея интересовал образ такой женщины, как Настасья Филипповна. По той же причине Рогожин его занимал ничуть не меньше, а может и больше Мышкина. Одно время режиссёр обдумывал отдельный сценарий, в котором герой, отказываясь мириться с распутством супруги и не видя другого выхода, убивал её. По сути, это был купированный роман Достоевского с позиции Парфёна.

По воспоминаниям Маргариты Тереховой, которая должна была бы играть главную женскую роль, «фильм должен был быть двухсерийным»: «В первой серии история излагалась бы с позиций Мышкина, а во второй – Рогожина». Тот факт, что в роли Рогожина Тарковский видел Александра Кайдановского, по мнению Наумова «лишний раз подтверждает – именно Парфён являлся ключевым героем»: «Действительно, ведь у Достоевского все герои умирают. В живых остаётся только Парфён. Да, он отправится на каторгу, но ведь вернётся, а значит, у него есть будущее».

Осенью 1986-го, в последний раз приехав в Италию, Тарковский всё ещё продолжал строить планы – и верить, что будущее, несмотря ни на что, есть и у него:

Андрей-младший, который находился на вилле не постоянно, а временами уезжал, вспоминает, что, когда он звонил отцу, ничто не наводило на мысли о его скором конце, поскольку тот казался бодрым и думал о будущем. Это подтверждают и мемуары Деманта: в особняке царила такая атмосфера, будто у главы семьи нет смертельной болезни, Лариса с мужем постоянно ругались.

Такой вот финальный штрих…

Свою закадровую роль Лариса Тарковская сыграла и после смерти мужа: есть подозрения, что она в ряде мест подправила его дневник, тот самый «Мартиролог». Причём купюры касаются не только её собственного образа – среди прочего, например, пропали сказанные режиссёру слова, «будто Марина Влади и Булат Окуджава работают на КГБ». Наумов не поленился – и пристально сравнил все имеющиеся нынче издания «Мартиролога», придя к интересным выводам:

Однако удивительнее всего, что тексты на разных языках существенно отличаются по содержанию. Причём речь идёт вовсе не о банальной неполноте одних по сравнению с другими и не о нюансах переводов. В отдельных сокращённых, казалось бы, изданиях порой появляются фрагменты, отсутствующие в более обстоятельных переложениях дневников режиссёра. Это тема для долгого разговора, но в иностранных «Мартирологах» есть фрагменты, вообще отсутствующие в русском. Сколь бы странным это ни казалось, книга на родном языке Тарковского выглядит далеко не самой полной. Она существенно превосходит по объёму те переводы, которые были подготовлены до 1993 года – иными словами, ей уступает и наиболее распространённый англоязычный вариант, претерпевший не меньше пяти перепечаток – но самыми обширными на поверку оказываются французское, чешское и польское издания.

И тут следует лишний раз посокрушаться, что найти сегодня печатный «Мартиролог» на русском языке – задача не из простых. Столько книг в магазинах – а вот дневник великого русского кинотворца так и не был издан до сих пор на родине!.. Ужасно жаль… Но отрадно всё ж, что появляются иногда другие книги, посвящённые нашему выдающемуся соотечественнику, – и тут снова следует поблагодарить Льва Наумова за его «Итальянские маршруты Андрея Тарковского»!