Декалог [десять заповедей, десято(ти-)словие; греч. десять δεκαλόγος, лат. decalogus] – религиозно-нравственные предписания (заповеди), данные Богом народу Израиля через Моисея на горе Синай. Обозначение заповедей как «десяти слов» («десятословия») встречается в Ветхом Завете (Исх. 34: 28; Втор. 4: 13; 10: 4); лат. decalogus восходит к буквальному переводу еврейского «десять слов» в греческой Септуагинте как οἱ δέκα λόγοι и был впервые использован Иринеем Лионским (ок. 130‒202) в «Против ересей» (IV, 15
Заповеди Декалога сформулированы в Ветхом Завете с разночтениями в книгах Исход (20: 1‒17) и Второзаконие (5: 6‒21) (около двадцати отличий): в первом случае Декалог дается в контексте заключения завета Бога с народом Израиля как его основной документ, во втором – звучит из уст Моисея после продолжительных скитаний израилитов по пустыне как подтверждение завета. Датировка фрагментов является предметом дискуссий (условно VII–VI вв. до н.э., но не ранее VIII в. до н.э.). Большинством исследователей разделяется мнение о постепенном складывании заповедей: или как обобщения уже существовавших культовых и нравственных норм [Wehre, 2014. S. 30‒39], или как переформулировки в виде запретов, т.н. упреков ветхозаветных пророков (Иов 24: 14‒15; Иер. 7: 9; Ос. 4: 2) [Hossfeld, 1982, S. 276‒278]. В литературе выделяется также «культовый» Декалог (Исх. 34: 14‒26) (Ю. Вельхаузен), который противопоставляется «этическому» Декалогу и считается рядом исследователей более древним.
В версии книги Исход (ее принято считать первичной по отношению к Второзаконию [Wehre, 2014. S. 35]) Декалог формально распадается на три части: прямая речь Иеговы (20: 2‒6), предписание от третьего лица (20: 7) и запреты, сформулированные во втором лице единственного числа.
Содержательно Декалог состоит из предписаний, регулирующих отношения человека с Богом, и предписаний, регулирующих отношения с другими людьми. Сложившееся в позднейшей исторической традиции отождествление предписаний, соответственно, с первой и второй скрижалью имеет внебиблейские основания; исходя из правовых практик древности, исследователи считают, что каждая из скрижалей должна была повторять текст Декалога целиком. Пролог построен по образцу древних заветов, Иегова обращается ко всему народу Израиля как его высший властелин и спаситель (Исх. 20: 2‒3; Втор. 5: 6‒7: «Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим»). Запрет поклоняться идолам и почитать Иегову в рукотворных образах ориентирует человека на духовную и невоспроизводимую в рукотворных образах реальность (Исх. 20: 4‒6; Втор. 5: 8‒10: «Не делай себе кумира и никакого изображения <…> не поклоняйся им и не служи им»). В запрете называть имя Иеговы (Исх. 20: 7; Втор. 5: 11: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно») задается различие между магией и религией, поскольку не божество служит человеку, но человек призван служить Богу. Установление еженедельного обязательного дня отдыха для всех людей без различий социального статуса (Исх. 20: 8‒11: «Помни день субботний, чтобы святить его <…>»; Втор. 5: 12‒15) было беспрецедентным для обществ древнего Ближнего Востока.
В заповедях, регулирующих отношения с другими людьми, на первое место ставится отношение к родителям, которым полагается почитание (Исх. 20: 12; Втор. 5: 16: «почитай отца твоего и мать твою»), распространяемое в Израиле на Бога, святыню, Иерусалим. Родители, таким образом, включаются в сферу особой близости к Иегове: рождая и воспитывая детей, они как бы продолжают акт божественного творения [Korff, 2016, S. 96]. Запреты «не убивай», «не прелюбодействуй», «не кради», «не произноси ложного свидетельства на ближнего своего» и «не пожелай» чужой собственности (Исх. 20: 13‒17; Втор. 5: 17‒21) составляли общую основу древней общинной и семейной этики также и за пределами Израиля [Gerstenberger, 1965], имели аналоги в правовых системах древности («Законы Хаммурапи»; «отрицательные признания», произносимые умершим перед судом Осириса в 125 главе египетской «Книги мертвых», др.); но, в отличие от данных правовых памятников, а также и от ряда иных запретов в Ветхом Завете (Исх. 21: 22), Декалог не проводит различий между свободным и рабом, мужчиной и женщиной.
Принципиальные отличия версии Декалога в книге Второзаконие состоят в том, что соблюдение субботы мотивировано гуманитарными соображениями (как Иегова освободил Израиль от тяжелых трудов в Египте, так и израилиты должны в шабат освобождать невольников и даже скот от работы), в то время как в книге Исход дается богословская мотивация (этот день утвержден в память о дне отдыха Бога после трудов творения); также запрет «не пожелай» чужую жену выходит на первое место перед запретом на посягательство на чужое имущество, в то время как в книге Исход речь идет сначала о доме ближнего и лишь потом – о жене, которая называется в ряду другого имущества мужа.
Для отдельных заповедей Декалога есть буквальные или близкие параллели в других книгах Ветхого Завета: почитание только одного Бога (Исх. 22: 20 и 34: 14); соблюдение субботы (Исх. 23: 12 и 34: 21); почитание родителей (Исх. 21: 15, 17); запрет на убийство (Исх. 21: 12, Иов 24: 14); не укради (Исх. 21: 16, Зах. 5:4); не лжесвидетельствуй (Исх. 23: 1 и 7, Зах. 5:4); посягание на чужое имущество и жену (Иов 24: 15, Ос. 4: 1 и далее; Пс. 50(49): 18). По аналогии с Декалогом в другие периоды истории Израиля складывались похожие предписания (Левит 18: 7‒23; 19: 3‒19).
Декалог в Ветхом Завете дается в аподиктической форме – как краткие безусловные повеления и запреты, которые не связываются с конкретной ситуацией и не предусматривают определенного наказания за их нарушение, что отличает формулировки заповедей Декалога от большинства иных ветхозаветных предписаний (напр., Двенадцать проклятий на горе Гевал, Втор. 27: 15‒26) и существовавших в древности норм обычного и писанного права. Но при этом использованные для формулировок запретов древнееврейские слова свидетельствуют о том, что отдельные запреты второй скрижали изначально имели не безусловное, но вполне конкретное значение. Так, запрет на убийство передавался понятием «rāṣaḥ», которое не охватывало все разновидности умерщвления людей и животных, но лишь те, которые не служили на благо общины [Köckert, 2018, p. 34‒35]. Универсализация запрета «не убий» происходит уже после становления Декалога, в других книгах Ветхого Завета [Hossfeld, 2003, S. 33; Schockenhoff, 2013, S. 184].
Ни в одной из древних культур не сложилось цельного свода, похожего на Декалог. Ветхозаветные предписания носили не универсальный характер, но были адресованы конкретному народу как условие его вступления и пребывания в завете с Богом. В раннем Израиле Декалог был частью присяги и использовался для домашнего наставления; в эпоху Второго храма Декалог читался во время ежедневного храмового богослужения.
Универсализация заповедей Декалога происходит в эллинистической и раннехристианской традициях (Иосиф Флавий называет Декалог иудейской формой общепринятых норм нравственности [Vogt, Marinkovic, 2016, S. 124]); в ответ на эти тенденции формирующийся талмудический иудаизм дистанцируется от Декалога, его чтение на несколько столетий исключается из ежедневного богослужения [Wehre, 2014, S. 15].
Композиция заповедей Декалога
Упоминание в Ветхом Завете, что было именно «десять» слов, предопределило традицию десятичастного толкования Декалога, хотя он состоит из тринадцати (в иной интерпретации – из четырнадцати) тематических высказываний. Существует предположение, что разбивка на десять пунктов была общим организующим принципом многих ветхозаветных ритуальных предписаний (например, Исх. 23: 10‒19; 34: 17‒26; Втор. 27: 15‒26, др.); данный принцип восходит к эпохе устной культуры, когда использовались различные мнемотехнические приемы запоминания, в том числе с помощью десяти пальцев [Auerbach, 1966, S. 260‒264].
В иудео-эллинистической традиции число десять понималось зачастую в духе пифагорейцев как число совершенное (Филон Александрийский); в качестве обоснования могла проводиться аналогия с десятью первопонятиями (категориями) Аристотеля [de Vos, 2016, S. 102: Wehrle, 2014, S. 25‒26]. Мотив, что заповеди были начертаны именно на двух скрижалях, встречается во Втор. 4: 13, 5: 22, 9: 10‒10: 5. При этом по двум скрижалям заповеди могли распределяться по разным основаниям.
В талмудическом иудаизме, иудео-эллинистической философии и сочинениях раннехристианских авторов к первой скрижали зачастую относили заповеди, выраженные в утвердительной форме, ко второй – в форме запрета. Таким образом, предполагалось, что каждая скрижаль состоит из пяти предписаний (Иосиф Флавий «Иудейские древности», кн. 3, гл. 5, 5 [Иосиф Флавий, 1994, с. 84]; Ириней Лионский, «Против ересей», II, 24, 4), а заповедь о почитании родителей оказывалась в составе первой скрижали, выражающей дóлжное отношение человека к Богу.
Августин («Sermones» 9, 14 [Augustinus, 1865, col. 85‒86]) отстаивал соблюдение Декалога в контексте антиманихейской полемики и положил в основу распределения заповедей по скрижалям заповедь любви (с аллюзией на Мф. 22: 37‒40): первая включает предписания о любви к Богу, вторая – о любви к ближнему. Поскольку цифра три символизирует божественное, то первая скрижаль включала три заповеди, обращенные, соответственно, к Богу Отцу, Иисусу Христу и Св. Духу.
Впоследствии сложились две основные традиции группировки заповедей Декалога по скрижалям. Филон Александрийский («De Decalogo», «De specialibus legis» [Philonis Alexandrini opera, 1902, p. 269‒307; 1906, p. 1‒265]) рассматривал запрет поклоняться чужим богам и создавать изображения Иеговы как две самостоятельные заповеди, а запрет посягать на жену и имущество ближнего объединял в одну. Первая скрижаль состоит, таким образом, из четырех предписаний, а вторая – из шести. Данная группировка принята в средневековой раввинистической и современной иудейской традициях, Православной [Филарет (Дроздов), 2013, с. 125] и реформатских [Кальвин,1997, с. 378‒412; «Гейдельбергский катехизис», вопр. 92] церквях.
Другая традиция разделения предписаний, восходящая к Оригену («Homiliae in Exodum», 8, 2 [Origenes Adamantius, 1862, p. 351]) и Августину («Quaestiones in Exodum», 71 [Augustinus, 1865, col. 620‒621]), а также утвердившаяся в Католической [Катехизис Католической Церкви, 2001, с. 144‒165] и Евангелическо-Аугсбургской [Лютер, 2002, с. 108‒110] церквях, а также в ряде баптистских общин, объединяла запреты поклоняться чужим богам и создавать образы Иеговы, но рассматривала по отдельности заповеди «не пожелай жены ближнего твоего» и «не пожелай имущества ближнего твоего». При такой группировке предписания второй скрижали начинались не с пятой, но с четвертой заповеди.
Могла отличаться и последовательность заповедей второй скрижали. В Септуагинте запрет прелюбодействовать вынесен перед запретом «не убий» (ср. Мк. 10: 19; Лк. 18: 20; Рим. 13: 9); этот порядок использовал Филон Александрийский, обосновывая важность семьи как основы человеческого общества и разделяя, таким образом, группы предписаний, обращенных к семье (почитание родителей и сексуальной чистоты) и к обществу («De Decalogo», 20 [Philonis Alexandrini opera, 1902, p. 291‒292]); также Августин, который цитировал Декалог в версии Септуагинты [Augustinus-Lexikon, 1996. S. 248‒249], ряд представителей западной схоластики. Под влиянием Жана Жерсона («Opusculum tripartitum» [Gerson, 1706, col. 430]) и французской средневековой традиции во многих адресованных верующим наставлениях, листовках и песнях после XV в. запрет «не кради» выносился вперед перед запретом на прелюбодеяние [Smith, 2014, p. 48‒75; Thum, 2006, S. 18].
Автор: Корзо Маргарита Анатольевна
Подробнее читайте на сайте Электронной Философской Энциклопедии.
