Война в Донбассе, как собственно и совместная специальная военная операции ВС РФ И НМ ЛДНР, сейчас «проходит» жирной полосой во всех крупных мировых СМИ. Но… эта война началась далеко не сегодня, эта война уже тянется долгих восемь лет.
Все началось с государственного переворота 2014 года в Киеве, затем были протесты всего юго-востока Украины, а… потом, уже в мае месяце в Донецке и Луганске прошли исторические события: референдум, положивший начало двум новым Народным Республикам. О происходящем в те дни, как и о настроениях дончан, накануне и во время референдума рассказала коренная дончанка Вероника.
- Вероника! Вот, вспомни, 11мая 2014 года... Что происходило восемь лет назад? Какие были настроения в городе в тот день? Какие у тебя, лично, настроения были?
- За весь город, конечно, сказать не могу.
- Ну, хорошо. Не весь город. В твоем районе что происходило? Ведь именно в этот день проходил референдум, ставший уже историческим.
- Я особенно не смотрела так… Потому, что была перепуганная, зашуганная вся, если хотите. … На других ине смотрела особенно. Это сейчас уже конечно, все по-другому воспринимается, а тогда, восемь лет назад, я была совершенно другим человеком. Больше тогда была запуганной, чем интересующейся. Очень большая растерянность была.
- В чем это выражалось?
Ну, во-первых, информации в те дни было очень мало. Это сейчас ее много, в какой-то степени даже присутствует ее перенасыщенность. Тогда, наоборот было, превалировал недостаток информации. Одни сплетни, слухи, домыслы. Естественно это очень мешало.
Тогда вовсю работала украинская пропаганда. Очень вольготно тогда себя чувствовали даже не сомневающиеся, а именно про-укропы, то есть, те, кто с украинскими настроениями были. Они естественно нагнетали всю эту ситуацию, нагнетали все… И, конечно позитивно это все никак на настроениях сказываться не могло.
- Ну, а все-таки… Референдум ведь прошел. Как это произошло, по твоему мнению? И, что самое главное, благодаря кому?
Что было позитивного?Народ тот, который был более решительным, а такие люди были… У нас все на этом и держалось с первых дней, с 14-го года... Все буквально держалось на этих людях. И, кстати,держится все на них и до сих пор. Если бы не было ни активистов, ни наших армейцев, ни волонтеров… Думаю, не нужно объяснять что было бы тогда.
Именноэти люди продвигали эту идею, они организовывали референдум, они входили в эти комиссии. Потому, что не только ведь в Донецке были такие люди, были они и в других городах, это все знают. И вот и оставалась надежда на таких вот людей не сломленных, людей, верящих в себя, верящих в будущее, несмотря ни на что. И именно они этот весь настрой и вытягивали, они работали в этом направлении.
- А ты сама ходила на референдум? Что ты там увидела? Какие у людей настроения были?
- Конечно я была. Как я могла не идти голосовать.
- Ну, вот на том же участке, где ты голосовала, какие у людей настроения были? И много ли вообще там людей было?
- Много,.. Да, людей было много. Причем, я вот могу сказать… Предыстория этого вот всего какая была. Тот самый день какой он был… Ночь, которая предшествовала, с 10 на 11 мая, я тогда не спала.
- А почему?
- Потому, что было не сколько волнение. И это волнение не… Ну, вот когда знаете,не спят накануне каких-то событий, вот когда чего-то торжественного ждут и уснуть не могут… Нет, это было другое волнение - было именно чувство опасности.
- В чем это выражалось?
- Ну вот, к примеру. Я тогда с уже покойной соседкой общалась, с Леной. Мы на телефоне смотрели все новости. Мы прекрасно понимали, что случилось в Одессе 2 мая, я знала что эти негодяи сотворили в Мариуполе 9 мая, видела я и реакцию своих бывших коллег по работе. Знала я что в Славянске происходит, знала, что на тот момент там уже реальные боевые действия были. Было даже какое-то ощущение сродни как сейчас вот, когда Донецк обстреливают. Прямо вот сейчас мы общаемся, а за окном грохочет. Тогда по Донецку еще артиллерией, конечно не работали, но вот чувство тревожности было сильное. Было такое вот чувство, что вот, нам не дадут провести референдум, поскольку они вот бомбят Славянск, там самолеты работали авиация, градами накрывали… Было ощущение, что вот никто им не помешает сделать тоже самое и с Донецком. Как вот сейчас говорят: «Не выходите на улицы. Идут обстрелы по городу, все эти провокации , и… Оно как бы висело в воздухе это ощущение. Ощущение, чтопо нам отработают, налетят самолеты... и все. Чтобы нас, в общем, расстрелять, убить, загнать, если можно так выразиться, под плинтус. Даже тогда было понятно, что уже идет война, и идет открытая агрессия со стороны Украины. Именно вот из-за этого и было тревожно, из-за этого и заснуть не получалось.
Даже вот, в какой-то степени было ощущение как сейчас. Сейчас вот обстреливают Донецк, вот прямо сейчас грохочет за окнами, и вот тогда было такое вот ощущение.
- Но, ведь, насколько помню, в Донецке реальные бои в конце мае начались?
- Ну, да. Бои начались в конце мая, а все равно это чувство опасности уже витало в воздухе. Украинские самолеты уже летали, они совершали облеты Донецка. Пролетали СУшки, причем низко очень пролетали, чуть ли не над крышами. Пролетали и транспортные самолеты, эти уже на большой высоте шли. И поэтому, чисто теоретически они могли авиацией ударить по городу. Что, собственно и произошло, правда, немного позже.
- Ну, хорошо. Давай все-таки вернемся к утру 11 мая. Как именно это утро для тебя лично началось?
- Уже, примерно к утру, к раннему утру, я все-таки забылась, усталость взяла свое. А накануне мы с соседями договорились, что пойдем вместе на референдум. Соседи еще сказали мне, что позвонят… Соседки мои, кстати, тоже были настроены решительно: идти голосовать. В общем, меня разбудил звонок… Я вскочила, поняла, что срочно нужно выбегать, бегом оделась, и мы пошли. Они пошли немножко вперед, потом Лена еще подошла. У Лены телефон был с камерой, и мы значит мы шли в направлении школы, где был по приглашению наш избирательный участок.
- Какое все-таки настроение было? Понимаю, что ты вот говорила тревожно там, а кроме этого какие-то чувства были?
- Погода была солнечная, цвели деревья, зеленая трава. Все было хорошо. Но, конечно тревога никуда не пропадала. Уже было понятно, как я говорила, что война уже идет. Вот она прямо ощущалась, казалось ее потрогать можно было... Но, когда мы шли, как то вот, чем ближе подходили к участку, то настроение становилось более бодрым. Лена еще выхватила телефон и начала снимать людей, которые уже проголосовали. Снимала она и тех, кто шли голосовать. Толп, прямо вот больших не было, но люди шли. Люди шли с флагами многие.
- Какие, кстати флаги были у людей?
- Люди шли, по крайней мере некоторые, не много их было, но те у кого были флаги – это были именно российские триколоры. Люди шли голосовать не просто за ДНР, а люди шли уже с настроениями, так сказать на будущее. Люди несли именно российские флаги. И Лена снимала на телефон и говорила: «Вот. Вот это мы идем не референдум».
- А на самом участке для голосования, что было? Какая там атмосфера была?
- Там столы стояли, по периметру, все было оформлено под участок избирательный. И когда я уже зашла на территорию увидел людей, которые работали в комиссии по проведению референдума. Были там и знакомые лица, были и другие люди, с нашего района, но я ведь не всех знаю. Визуально понимала, что это местные. Не было ни завезенных, никаких-то там привезенных, ничего это не было. Были люди местные. Все это делалось собственными силами. И людей было много. Пришлось даже так бочком проходить, потому что зал был довольно-таки людный. Кто-то голосовал, кто-то подходил. Причем, мы пришли где-то в районе обеда – одиннадцать двенадцать часов дня, и люди еще подходили.
-Ну, а что касается настроений, скажем в среде тех же членов комиссии участка?
Ну вот, хотя бы вспоминается разговор с девушкой. Не помню как ее зовут, не буду врать, но знаю, что она живет у нас на районе. Она тоже знала, что натворили в Одессе, знала и о событиях в Мариуполе. Она работала в избиркоме и сказала тогда: «У меня душа просто разрывается. Если я увижу, что кто-то проголосует после всего что случилось против, я не знаю что сделаю с этим человека». Она, конечно понимала, что как член комиссии не имела права высказывать свои мысли, свою точку зрения, но ее эмоции просто распирали. Она понимала, что война уже, по сути, объявлена и нужно было бороться.
Я уже потом стала понимать ее настрой, уже со временем, но она уже тогда все это поняла.
- Кстати, ты вот говорила об информационном голоде в тот период? В чем это выражалось?
- Ну… Исходя из того какое было противостояние… Ситуация, то ведь быстро накалялась. С экранов телевизора, не перекрытых источников украинских лился лишь украинский поток информации, все вот эти продажные СМИ, которые при ахметке (Ринат Ахметов – ред.) были, они быстро перекрасились в проукраинские, в глубоко проукраинские. Они топили за «Единую Украину», но на самом деле они все были против Донбасса. И это было понятно. И здесь нужно было понимать, что даже мы в своем обществе уже были друг против друга. Соседи вот у меня. Конфронтация нарастала даже с соседями. Кто-то был проукропом, кто был ярым укропом.
- Какой то пример такого вот противостояния привести можешь?
- Конечно. К примеру, какая вот была радость, когда накануне референдума кто-то из местных активистов на одном из терриконов повесил триколор российский. И я стою и смотрю, а ту выходит одна особа. Ее уже нет в живых, не знаю какие у нее были настроения в последнее время, но тогда… Она тогда еще спросила, мол что ты там такое высматриваешь. Я и показываю, мол, вон туда смотрите в ту сторону. Нужно было только видеть ее реакцию, когда она поняла чей это флаг. Бурная была реакция, мягко говоря. И потом, когда его сняли, были слухи что она кого-то подговорила, что бы они полезли и сняли этот флаг.
- Ты, кстати, ведь работала в Донецком юридическом институте! Это ведь структура, которая готовила силовиков, правоохранительные органы. Что там происходило?
- А там было полное разделение на два лагеря. Институт разделился на лагерь бандеровцев, и на лагерь тех людей, тех патриотов, которые остались здесь в Донбассе. А остальные все, и это было видно изначально… Это просто было каким-то недоразумением, что они вообще здесь, в Донбассе родились и выросли. Это просто мерзавцы. Я их считаю большими негодяями чем тех кто приехал сюда воевать, допустим со Львовщины, с Запорожья, или там, из Киева… Но те которые изначально несли ненависть ко всему, и к нам, как они нас называли сепарами, сепаратюгами, как они рассказывали как они нас ненавидят. И я понимаю, что это большие негодяи и мерзавцы чем те которые приехали воевать из других регионов. Там было четкое разделение.
- Вероника! Прошло уже восемь лет. Восемь лет войны. Причем, серьезной войны, со всеми бомбежками, артобстрелами, с множеством погибших. Войны, которая, дай Бог, похоже уже идет к своей развязке… У тебя что-то поменялось в твоем отношении… Имею ввиду, может если бы ты знала обо всем этом, может ты бы какое-то другое решение тогда приняла? Может по другому бы проголосовала?
- За эти годы просто все мои настроения цементировались. За эти восемь лет они просто цементировались. Не то что я там думала правильный и не правильный выбор я совершила: никогда я не меняла свое мнение. Возможно еще в молодости, когда только-только филфак закончила немного чего-то проукраинского у меня и проскакивало. Но у меня никогда не было радикализма этого, я это рассматриваю именно как патриотизм гражданина Украины, в свое время. Но никогда я не была вышиваночницей, тем более бандеровкой я не была. И изначально я всегда была только за Донбасс, и за все русское которое здесь было . Я была за все наши ценности и правильную историю. И, естественно с каждым годом, несмотря на весь страх, потери, ужас который был в 14-м году… Несмотря на все это, моя уверенность в правильности нашего пути, который мы провозгласили 11 мая 2014 года, только лишь цементирвалось. И у нас только один верный путь, которому мы должны следовать: только в Россию. И только вместе с Россией. Мы должны выиграть эту войну! Другого варианта у нас нет.
