Глава 1. Как я заговорил.
Однажды я, как обычно, после прогулки спокойно дремал. В квартире у меня есть несколько мест, где я люблю покемарить. Это либо посередине коридора, либо рядом с дверью в санузел, либо на кухне между мойкой и плитой. Ну, в общем, в самых неудобных для движения человеков местах. Человеки у меня деликатные, потревожить мой сон боятся, стараются аккуратно через меня переступить или обойти, а я одним глазом за этими их мучениями тихо наблюдаю. Бывает, правда, что человечиха теряет терпение и самым беспардонным образом начинает меня двигать ногами. Я тогда тихо рычу, показываю клыки, но тут начинаются обещания применения мокрой тряпки, если я «наглая морда» не дам ей пройти, и мне приходится уступать.
Кстати, могу заметить, что самым зловредным существом в нашей квартире является именно человечиха. Ей наплевать на мое личное пространство и зону комфорта. Она постоянно обещает дать мне по шее, а иногда даже бъёт меня мокрой тряпкой. А эти ее вечные «нельзя»?! «Нельзя» ничего: ни ходить по мокрому полу, ни хватать на улице восхитительно воняющие куски, кости и какашки, ни выть, ни скалиться, ни подходить к другим человекам с целью их обнюхать, ни копать глубокие ямы, ни попрошайничать за столом. И это я ещё перечислил маленькую толику того, чего нельзя. Она так и норовит ущемить меня в правах. А ещё у неё есть любимое: - «Бандит, пойдём мыть лапы! Нельзя по квартире ходить грязными лапами!» Меня, гордого хаски, заставляют после прогулки мыть лапы! Если бы вы знали, хасята, как это унизительно. Я всегда показываю свое недовольство и всячески сопротивляюсь этой ужасной процедуре. Я рычу, упираюсь, скалюсь, но ничего не помогает, насилие над моей личностью, вернее, лапами всё равно совершается. Но! При всей своей зловредности человечиха умеет делать так, что я готов ей всё простить. Когда она меня гладит за ушами или угощает оладушками, я тут же забываю про все её злодеяния, виляю хвостом, даю лапу и даже могу лизнуть в нос, в общем, люблю её.
Так вот. Валяюсь я как-то после прогулки и слышу, как человечиха говорит старшему человеку, что моя шерсть по всей квартире её достала, сил у нее больше нет и поможет только грумер. Ну про шерсть я слышу часто, про то, что сил нет тоже, а слово грумер прозвучало неопасно и я пропустил его мимо ушей. Мне бы, конечно, насторожиться, но я беспечно продолжил дремать. Не насторожился я и в тот момент, когда человеки одели на меня ошейник, посадили в машину и куда-то повезли, приговаривая, что после грумера, наконец-то, в квартире будет чисто. Не насторожился я и когда меня завели в кабинет к какой-то тёте в белом халате. Даже когда меня всего намочили, намылили шампунем и опять намочили я тоже не сильно беспокоился, потому что думал, что меня просто купают. А вот когда меня поставили на стол, начали выдирать шерсть, одновременно выдувая её воздухом, я понял, что попал. Первое время я держал себя в руках и проявлял недовольство обычным собачьим способом - скулил, выл и завывал. Но потом терпеть стало невозможно. Расчёска впивалась в мою кожу и выдирала шерсть, компрессор дул с такой силой, что у меня выдувало все внутренности. От страха я забыл, что я обычная собака и закричал человеческим голосом: «Вы офигели! Это Капееец! Хватиииит!». В этот момент рядом с моей мордой стояла человечиха и так как компрессор шумел меня услышала только она. Она удивленно покрутила головой, потом посмотрела на меня, потом опять покрутила головой, потом спросила у старшего человека говорил ли он что-нибудь, потом опять посмотрела на меня. Мне уже было всё равно знают ли человеки, что я умею разговаривать или нет, я просто завопил: «Человечиха! Немедленно прекрати это издевательство!». У человечихи расширились глаза, вытянулось лицо, открылся рот, и она сначала зависла в таком вот неприглядном виде, а потом грохнулась в обморок.
Продолжение следует.
