Ирина курила на скамейке около поселкового детского сада. С удивлением заметила, что её не раздражают голоса ребят. Ещё недавно она откровенно морщилась, если рядом играли дети, – не выносила этого шума. А сейчас она внимательно наблюдала за ребятами, иногда даже улыбалась: случалось, мальчишки, как воробьи, наскакивали друг на друга, – явно пытались по-мужски решить вопрос строительства какого-то внушительного сооружения в песочнице. А потом Ирина вдруг замерла: из деревянной беседки вышли две совершенно одинаковые девчушки… Им было лет по пять, наверное. Ирина уронила сигарету, даже ладонью по глазам провела, – может, показалось… Нет, по тропинке от резной беседки действительно шли две малышки в одинаковых вязаных платьицах, с одинаковыми тёмными тугими косичками. Заколки-ромашки тоже были совершенно одинаковыми… Вязаные платьица казались такими нарядными, так весело краснели на кармашках ягодки-землянички!.. Видно, мама, что связала своим дочкам эти одинаковые красивые платьица, была очень счастлива, – оттого, что они у неё есть, две малышки, две любимые дочки…
Девчонки укладывали большую куклу в игрушечную коляску, что-то ласково приговаривали.
Ирина жёстко и насмешливо одёрнула себя: нашла, чему завидовать!.. С этими близнецами, да ещё и с девчонками, хлопот, говорят, – себя забудешь... Она достала новую сигарету, уверенно чиркнула зажигалкой, а откуда-то свалившийся камень тоскливой тяжестью лёг на сердце…
За малышами приходили мамы или папы. Как ни старалась Ирина убедить себя в том, что ей совершенно безразлично, кто заберёт домой одинаковых девчушек в красивых вязаных платьицах, сердце у неё всё же сильно забилось: так и есть!.. За девочками-близнецами прибежала мама, – совсем юная, такая же темноволосая, как дочки. Ей очень шла удлинённая стрижка каре. Мама отряхнула песок с платьиц девочек, что-то негромко и строго сказала им… Ирина на секунду встретилась с её глазами: сразу и не поймёшь, чего в них больше, – беспокойства ли, тревоги… любви или гордости… Ясно только, что всего вдвойне: и тревог, и волнений, и любви…
- Оно тебе надо?! – бодро пыталась отмахнуться от неожиданной тоски Ирина. А память с упорной услужливостью возвращала её в кабинет УЗИ, – когда перед абортом ей сказали, что у неё двойняшки…
А Полину, одноклассницу эту, она не сразу и узнала. Ожидала увидеть поселковую замухрышку, – без маникюра, без причёски, в затрапезной, глупой от безвкусицы, юбке, одним словом, – всё, как здесь и положено… Ожидала, что Полька растеряется, покраснеет… Когда всё же поняла, что это и есть Полина, поднялась со скамейки, шагнула навстречу, снисходительно усмехнулась:
-Ну, привет… одноклассница!
Упрямо не признаваясь себе в какой-то затаённой зависти, ещё раз окинула Полинку взглядом: кремовая блузка, – простая будто, а Полинке к лицу… светлые брючки, – а ноги у Польки, оказывается, ничего так… высокие… Длинные волосы собраны заколкой в обычный девчоночий хвост, косметики особо не видно, как и маникюра, – хотелось позлорадствовать Ирине. И взгляд у Польки – усталый: понятно, попробуй целый день среди малышни!.. И тут же почему-то подумала: глаза у Полинки усталые, а сама она кажется гораздо сильнее её, Ирины…
Полина ничуть не растерялась, тем более, – не покраснела. Скорее, сама Ирина неожиданно растерялась. От этой непонятной растерянности забыла все приготовленные, такие насмешливо-уверенные слова. Всё же усмехнулась:
- Ты вот что, одноклассница… Не боишься, что не удержишь Хуторного?
Полина – вот хамка!.. – медленно окинула её спокойным, чуть любопытным взглядом:
- Я его и тогда не держала, – перед вашей свадьбой. И сейчас не держу. Он сам решит.
- Что ж не решил-то, – до сих пор!.. Ты ж не жена ему, а всего лишь нянька. Не думаешь, – вдруг зрение к нему вернётся?.. Увидит меня… и решит, – совсем не так, как тебе, вижу, хочется.
- Мне счастья ему хотелось. Потому и уговаривала тебя аборт не делать.
Ирина потемнела, прищурила глаза:
- Аборт я не от него сделала! – Осеклась: – И вообще, это не твоё дело! Я его женой была. У нас с ним всё ещё может наладиться. Скажи спасибо, что он сейчас не видит… Вот и смирился с тем, что с ним ты, а не я, – всё равно не видно! Но он помнит меня! Помнит, какая я!
- Не помнит, – чуть устало и спокойно, чуть ли не с сочувствием, ответила Полина. И ушла. Вдогонку расслышала злые, мстительные Иринины слова:
- Сама-то!.. Всё с чужими!.. Что, – не можешь родить ему? После выкидыша всегда так бывает. А я рожу ему, – сколько он захочет!
Разве можно было рассказать Ирине, как ослепший Саня вспоминает про освещённый солнцем террикон «Верхнелуганской» ! Как точно он догадался, что Тимофей Матвеев – вихрастый и рыжеволосый мальчишка!.. А когда Ирина так уверенно стояла на пороге аудитории, где у Сани было занятие, он не вспомнил её, не почувствовал, что она пришла…
Полина понимала, что утешает себя… А вообще, она и без Ирининых слов думала об этом,– если Саня когда-нибудь увидит её, свою бывшую жену…
… После операции Полине не сразу разрешили увидеть Саню. Когда она, не дыша, вошла в палату, Саня спал. От Полининого взгляда проснулся, открыл глаза… Сердце Полинкино оборвалось: Саня не прищурился от яркого солнца… Ещё не веря в такую несправедливость, в это горе, что так и оставалось с ней и с Саней, Полина склонилась над ним, без надежды – всё же отчаянно надеясь:
- Сань! Санечка! Ты видишь меня?
Саня – как у него получалось – улыбнулся её голосу:
- Вижу. Тебя, Полинка, я всегда вижу… – Нашёл её ладошку, прижал к своим губам. – Хочешь, расскажу, как темнеют твои глаза, когда ты плачешь…
А Полинка и правда плакала, – беззвучно и очень горько.
Врач хмурился:
- Так бывает. Через полгода, к зиме, снова приедешь к нам, шахтёр. А пока – не раскисать!
Саня пожал плечами:
- Да я уж привык.
А дома, на следующий день, как вернулись, Саня снова напился. Когда Полина вернулась с работы и пошла к нему, – Саня полулежал на траве под вишнями, прикусывал какой-то стебелёк, а рядом валялась пустая бутылка из-под самогонки, – он серьёзно сказал ей, будто объяснял что-то важное:
- Потому что я тогда не видел тебя. И ты уйдёшь от меня, – потому что я не вижу тебя.
Полина затормошила его:
- Ты видишь меня!.. Тогда… не видел, а сейчас видишь!
Саня усмехнулся:
- Нет, Полинка, не вижу. – Вдруг какая-то беспомощная растерянность промелькнула на его лице: – Я, Полинка, одно солнце вижу… Вон оно… за террикон садится.
Саня и правда повернул голову в сторону террикона…
- Сань! Ты солнце видишь? Правда?
- Вижу, – кивнул Саня. – Только оно неяркое, – грустно улыбнулся, – знаешь, как слабо заряженная лампа в забое…
Полина держала в ладонях Санино лицо, смотрела в его синие глаза:
- А завтра!.. А завтра ты посмотришь на него днём, – оно яркое будет! И ты увидишь его!
Саня хрипловато сказал:
- Полинка!.. Ты это… К Ветлугиным сходи… Солнце, Поль, вижу… А тебя – просто помню… Ты сходи к Ветлугиным… А потом уходи.
Полина вытерла слёзы:
- Давай в дом пойдём. Село уж солнце, пора. Мать волнуется. Батя ругаться будет, – что ты снова выпил.
Саня с хрустом сломал какую-то ветку:
- А батя не скажет…Не скажет батя, как мне вот, – без шахты?.. Без моего проекта по технологии проходки и крепления выработки в новой лаве? Я даже схемы не вижу, что мои пацаны на занятиях собирают! Так, пальцами, на ощупь… На хрена им такой препод!
- Ты говоришь глупости. Это ты научил их схемы собирать. – Полина обрадовалась пришедшей мысли: – Хочешь, мы съездим в лагерь к твоим ребятам? Они же приглашали тебя!
- Не хочу, – угрюмо ответил Саня. – Самогонки принеси… И уходи.
Вместе с батей отвели Саню в дом. Отец неожиданно попросил:
- Тось, дай нам стаканы. – Достал из шкафа бутылку, налил прошлогодней терновки:
- Давай. И – спать. Завтра поговорим.
А Саня метался целую ночь. Без конца звал Полину, просил:
- Не уходи.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Часть 16 Часть 17 Часть 18 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цветы»