Ева Даласкина снова в деле и готова представить вам первую часть текста Тотального диктанта. Как вы ее озаглавили? «Санин год»? По мнению Евы, она носит совсем другое название.
Член Филологического совета Тотального диктанта Светлана Друговейко-Должанская — верный биограф неутомимой авторессы современности Евы Даласкиной, которая впервые проявила себя в 2015 году после Тотального диктанта по тексту Евгения Водолазкина. С тех пор Ева каждый год радует нас новыми опусами, которые любовно собирают проверяющие и передают в Филологический совет, а Светлана Викторовна как опытный редактор издаёт и представляет общественности эти литературные произведения.
«Пловец и душ, или Кто убил хозяина ночнушки костылём?», «Жизнь как она сеть, или Вид сияющих трусов» — этот шедевральный ряд пополнился текстом «Саниигот».
[Шёл 1900 год, из-за двух гладких нолей казавшийся Сане похожим на одноместную коляску-эгоистку.] Шел 190 год, иза двух гадких налей! Оказалось, сани не похожи на заметную коляску эгоиста. [И правда — всё вокруг мелькало, с невиданной прежде быстротой менялось и, вдруг замерев, подпрыгивало.] И правда – всё вокруг играло, с неведомой прежней высотой сменялось и вдруг, замерев, отпрыгивало. [Следом подпрыгивало и Санино сердце и, оказавшись где-то в горле, ухало вниз, маленькое, дрожащее и всё-таки — ликующее.] Летом подрыгивало и Сонино сердце и, показавшись где-то в городе, рухнуло вниз, маленько дружащее и все такое регулирующее. [Саня не был готов к таким переменам — не поспевал.] У Сени не было котов к таким переговорам – не поц певал! [Он стал скверно спать и за несколько недель вытянулся, почти сравнявшись ростом с мамой.] Он остался, наверное, спать и за несколько дней подтянулся, почти сравнявшись ростом с мамонтом. [От детских кудряшек не осталось и следа: волосы Сани потемнели, стали жёсткими, прямыми и — к его ужасу и стыду — опушили даже верхнюю губу и подмышки.] От редких куряшек не осталось и следа: волосы Ани потемнели, стали желтыми, прямыми и – уже к суициду! – осушили даже Верхнюю Губу и подмышки.
[Сане шёл двенадцатый год — первая пора отрочества.] К Сене шел двенадцатый гот – первая пара от Рождества. [Зимой управляющий рестораном, осторожный, лёгкий и злой, как хорёк, предложил маме устроить Саню мальчиком, сперва в буфет, а дальше — видно будет.] Зимой управляющий ресторанов, осторожный, ловкий и злой, как Олег, предложил Мане устроить Сонюмойщиком: сперва букет, а дальше – вино будет. [Внешность для холуя — самая подходящая.] Нежность Холлоуэя – самое подходящее. [Опять же, грамоту знает.] А также Грамоту узнает! [Ежели за стакан не возьмётся, годам к тридцати до буфетчика выслужится.] Если же за стакан не возьмется, годам к двадцати до поручика дослужится.
[Мама, обычно холодная, как оконное стекло, была в такой ярости, что переколотила дома всю посуду.] Майма, обычно хоромная, как оконное окно, была в такой ярости, что приколотила к дому всю посуду. [Хотела даже просить расчёт, но опомнилась: в других ресторанах и своих певиц хватало.] Хотела даже оплатить счет, но одумалась: в других регионах и своих девиц хватает. [Потому мама просто перестала брать Саню с собой, и он впервые оказался предоставлен самому себе.] Потому мама просто перестала брать Ваню с собой, и он впервые оказался предоставлен самому себе. [Поначалу Саня робел один выйти наружу, скучал, слонялся, не зная, чем заняться, — то по комнатам, то по двору.] В начале Саня пробовал один выть на руду, скакал, склонялся (нежная, чем заниматься?) то по комнате, то подорву. [Но к весне осмелел настолько, что исследовал сперва окрестные улицы, а потом и весь обитаемый воронежский мир.] Но к весне озверел настолько, что обследовал сперва у крёстной земли, а потом и весь тайный воронежский двор.
[Мир этот оказался полон женщинами.] Мир этот оказался положительным, женщина!
[Саня, разинув от восхищения рот, смотрел на проплывающих по Большой Дворянской разодетых дам, похожих на вазы с фруктами и цветами.] Саня, раздинув от восхищения рот, смотрел на проплывающих по Большой Славянской раздетых баб, похожих на вазы с фруктами и цветами. [На гимназисток, вечно державшихся дрожащими стайками, словно мотыльки.] На гимнасток, вечером державшихся со свободными стариками, словно модельки. [На горничных девушек, спешащих по хозяйкиным делам и прошивающих город мелкими аккуратными стежками.] На горных девочек, спешащих по хозяйственным делам и пропивающих год маленькими аккуратными стишками.
[Саня влюбился во всех них сразу — и навсегда.] Саня влюбился во всех них разом – и навсегда.
