Из книги В. М. Катанова "Родные дали".
Документы Государственного архива Орловской области утверждают, что село Никольское, Альшань тож в 1782 году принадлежало лейб-гвардии поручику Федору Прокофьевичу Соковнину. И не просто принадлежало, но и одно время называлось Соковнино.
«Соковнины, – читаем в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, – дворянский род, происходящий, по сказаниям старинных родословцев, от барона Иоганна фон Икскюль, выехавшего из Ливонии к царю Иоанну Васильевичу и принявшего св. крещение с именем Федора Ивановича. Его сын Василий Федорович, по прозвищу Соковня, был полковым головою (1552). Прокофий Федорович С. (оковнин) (умер в 1662 г.), был окольничим и носил титул «наместника» калужского. Из его сыновей – Алексей, окольничий, казнен был в 1697 г. за намерение убить Петра Вел. (икого), а старший Федор Прокофьевич С. (оковнин) (умер в 1697 г.), боярин, за преступление брата был сослан в дальние деревни».
Далее говорится о том, что сестрами названных братьев Соковниных были Евдокия, княгиня Урусова, и Феодосия, знаменитая боярыня Морозова, что Никита Соковнин, сын Федора Прокофьевича, умерший в 1770 году, был генерал-аншефом и пострадал по делу Волынского, стал генерал-майором в 1741 г. В числе губерний, где Соковнины значились в родословных книгах, упомянута и Орловская.
Большая энциклопедия, выходившая под редакцией С.Н. Южакова, проливает свет лишь на одного представителя этой фамилии, на П. Ф. Соковнина – боярина времен Михаила Романова, принимавшего деятельное участие в событиях 1512 года. Был посланником при заключении Деулинского договора (1618), участвовал в переговорах по поводу Азова, на Енисее служил воеводой, заведовал Каменным приказом в Москве.
Из всех Соковниных, мне кажется, ближе всех к Альшани Федор Прокофьевич, сосланный Петром Первым «в дальние деревни», брат боярыни Морозовой, увлеченной в раскол великим Аввакумом, уморенной голодом в подземелье Боровска.
Федор и Прокофий – эти два имени в роду Соковниных упорно повторялись, переходя из одного века в другой.
Носили эту фамилию такие уважаемые люди, как Борис Сергеевич (1784-1849) – генерал-майор, орловский губернатор в 1818-1821 годы, Николай Михайлович (1811-1894), вице-адмирал, но внимание наше обращено прежде всего к именам альшанской ветви. Похоже, недалеко ушла от нее Е. П. Соковнина. Ей было 12 лет, когда она жила в Москве у своего дяди С. Н. Бегичева, пользовалась наставлениями его друга А. С. Грибоедова.
«Лиза, не люби света и его побрякушек, – говорил ей гениальный автор «Горя от ума», – будь деревенской девушкой, ты там будешь больше любима, а главное, научишься сама лучше любить».
«В эту зиму Грибоедов, вспоминала потом Соковнина, – продолжал отделывать свою комедию «Горе от ума» и, чтобы вернее схватить все оттенки московского общества, ездил на обеды и балы, до которых никогда не был охотник, а затем уединялся по целым дням в своем кабинете. Тогда по вечерам раздавались его чудные импровизации на рояли, и я, имея свободный доступ в его кабинет, заслушивалась из до поздней ночи. У меня сохранился сочиненный и написанный самим Грибоедовым вальс, который он передал мне в руки» («А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников». М., 1980. С. 94).
Написанное Е. П. Соковниной носит название «Воспоминания о Д. Н. Бегичеве». Речь идет о другом ее дяде, который одним из эпизодов своей жизни вдохновил Грибоедова на создание образа Платона Михайловича в «Горе от ума». Дядя этот был в Воронеже вице-губернатором, покровительствовал поэту А. В. Кольцову и написал нравоучительный роман «Семейство Холмских».
Крайне заманчиво женщину из круга друзей великого писателя представить в наших негромких местах, но переход на тонкий лед предположений опасен даже напротив Альшанской церкви, где наша Ока с помощью наносных песков отличается особенным мелководьем.
Не будем предполагать.
Лучше от Е. П. Соковниной перейдем к С. П. Соковниной, которую звали Софьей Прокофьевной, а с 4 марта 1830 года стали величать графиней Бобринской. С ее приходом к власти в нашем краю все Федоры и Прокофии рода Соковниных ушли в прошлое.
Софья родилась 12 мая 1812 года. Раннее утро жизни она могла провести в Альшани или Орле: нашествие Наполеона многих дворян вынудило бежать в наши места. Например, супруги Глинки покинули Смоленскую губернию и вместе с маленьким Мишей, будущим великим композитором, спасались в нашем городе на пыльных берегах ныне упрятанной под камни речки Пересыханки. Будущий историк Николай Устрялов на берегах Неручи, в доме управляющего имениями князей Куракиных, плакал и дрожал от страха перед возможной встречей с французами…
Дочери Прокофия Федоровича Соковнина, о котором мы пока ничего не знаем, было 13 лет, когда поэт К. Ф. Рылеев и его отважные друзья вышли на Сенатскую площадь в Петербурге, чтобы перестроить Россию, когда новый царь Николай Первый, подавив восстание пушками, объявил охоту на лучших людей своего времени. Жандармы, нагрянувшие в Тагино, арестовали Никиту Муравьева и Захара Чернышева, в тюрьме древних Кром ночевали по дороге в крепость члены Южного общества декабристов.
В том же обществе состоял с 1824 года гвардейский поручик Василий Алексеевич Бобринский (1804-1874), о котором следует рассказать подробнее. На тайном совещании в Тагино он, богатый помещик Тульской губернии, предложил товарищам по борьбе 10 тысяч рублей на создание нелегальной типографии.
Во время восстания Бобринский был в Париже. Следственная комиссия отнесла его заочно к восьмому разряду, что грозило лишением чинов, дворянства и бессрочной ссылкой. Шел 1826 год. Принесший великое горе молодому офицеру: умерла его жена, девятнадцатилетняя княжна Горчакова. Царь распорядился 13 июля учредить за мятежным поручиком секретный надзор.
Софье Соковниной не было еще восемнадцати, когда она пошла под венец с Василием Бобринским.
Был он высок, обладал богатырской силой. Зимою ходил в шинели с плотно облегающим шею высоким, пушистым воротником. Носил усы и бакенбарды. Запоминался смелым и гордым взглядом. Глядя на портрет, я вспомнил услышанную на Фоминке поговорку:
– Ишь, загордился, как граф Бобринский!
Имя графа осталось в названии степи, от которой теперь, увы, ничего не осталось. Бабушка, бывало, глянет в окно и скажет:
– Туча в степь ушла – дождя не будет.
За свою честь постоять граф умел. В этом нас убеждает И. С. Тургенев, написавший в 1857 году А. И. Герцену под таким веселым названием: «Подробное историческое описание побоища, происходившего в первопрестольном граде Москве между графом Бобринским и профессором элоквенции Шевыревым».
На вечере, который давал бывший губернский предводитель дворянства Чертков членам общества любителей художества, возник спор о славянофильстве. В пылу спора Шевырев назвал Бобринского не патриотом. Тот ответил резкостью. Профессор за словом не полез в карман, оскорбительно намекнул на сомнительное происхождение своего противника и, по словам Тургенева, «бац графа в рожу». Далее читаем письмо: «Тут уже граф не вытерпел, сшиб профессора с ног, начал его топтать и бить стулом. Гости, увидев такое зрелище и сообразив, что граф, человек большого роста и сильный, непременно убьет старого и слабого профессора, тотчас все прыснули вон; один хозяин не потерял присутствия духа…»
Рассказывал Иван Сергеевич эту историю с явным преувеличением, пользуясь сведениями от литератора М. Н. Логвинова, впоследствии орловского губернатора. Отвечая Михаилу Николаевичу, поблагодарил его «за аккуратность и дружелюбие» в переписке, попросил написать, чем кончилось «ратоборство» Бобринского с Шевыревым. По «высочайшему повелению» Шевыреву предложено было отказаться от звания члена Московского художественного общества, уволиться из университета и выехать из Москвы в Ярославль. Бобринский должен был оставить столицу и «жить безвыездно» в деревне. К этому времени он уже был отцом двоих двоих детей: сына назвал Алексеем в честь отца, дочь – Софьей, в честь жены.
Ключ к буйной вспышке альшанского зятя надо искать в его происхождении. Дело в том, что дама, которая с удовольствием лакомилась лавровскими грушами на старой кромской дороге, приходилась ему родной бабушкой. Что касается дедушки, то им был Григорий Орлов, один из четырех братьев, подсадивших неверную супругу Петра Третьего на российский престол. Маленький Алеша, не зная родительской ласки, рос бесфамильно. Наконец, фамилию сыскали. Павел Первый, устроив пышные похороны матери и отцу, вынутому на этот случай из могилы, вспомнил о несчастном брате и в добром порыве сделал его графом и богатым землевладельцем.
Первый граф Бобринский был женат на баронессе Анне Владимировне Унгерн-Штернберг. В «Дневнике» А. С. Пушкина есть улыбчивые и благодарные строки о ней: старушка нередко выручала при дворе поэта, вынужденного являться на царские балы в мундире камер-юнкера.
«Придворный лакей, - читаем у Пушкина, - поутру явился ко мне с приглашением: быть в 8 ½ в Аничковом, мне в мундирном фраке, Наталье Николаевне как обыкновенно. В 9 часов мы приехали. На лестнице встретил я старую графиню Бобринскую, которая всегда за меня лжет и вывозит меня из хлопот. Она заметила, что у меня треугольная шляпа с плюмажем (не по форме: в Аничков ездят с круглыми шляпами; но это еще не все)… Граф Бобринский, заметя мою треугольную шляпу, велел принести круглую».
Речи идет о сыне Анны Владимировны, Алексее Алексеевиче, у которого не раз гостили супруги Пушкины. Был знаком поэт и с остальными Бобринскими, в том числе - с Василием Алексеевичем и Софьей Прокофьевной. Когда я узнал об этом из книги Л. А. Черейского «Пушкин и его окружение» (Ленинград, 1975), мне радугой засияло над родным простором бесконечно дорогое имя величайшего из поэтов.
Я представил себе приезд супругов Бобринских в наши места в Николин, престольный день, или на Троицу, когда так хороши были лес над Окой и роща за канавой, исчезнувшие задолго до моего рождения. Вот они вышли из церкви, построенной «иждивением графини С.П. Бобринской» в 1844 году, сели в карету с гербом (щит, двуглавый орел и девиз: «Богу слава, жизнь тебе») и покатили на мою Фоминку, на свой хутор Софию. На всем пути – груши в белом цвету или унизанные плодами. Сам хутор – остров близ старой кромской дороги. Холмятся кусты сирени и акаций, хорошо знакомые нам.
И мне кажется: я слышу их разговор меж собой, вижу руку графини, которую целовал Пушкин.
Начало повести Василия Катанова "Родные дали" можно прочитать ЗДЕСЬ и ЗДЕСЬ.
#василий катанов #альшань #бобринские #соковнины #история россия