Новелла «Квадратурин» начинается как сатира с элементами фантастического, но довольно быстро переходит в интеллектуальную притчу или даже литературу экзистенциальных ужасов. По большому счету, Кржижановского нельзя назвать сатириком, и это тоже хорошо объясняется сюрреалистическим кодом, который слабо монтируется с этим жанром.
«Квартирный вопрос».
«Квадрат». Это слово многократно встречается в текстах Кржижановского и не только по частотности, но и по значимости.
Пространственная малость в творчестве Кржижановского соотносится с размышлениями о судьбе человека, попавшего в жизненный «затиск», когда выбирать особенно не приходится. Теснота пространства становится постоянной характеристикой жилья.
Отсюда отмечаем привычку у героев шагать из угла в угол. («Квадратурин», «Штемпель»).
Люди живут «врозь, вперебой, мимо друг друга», они разделены «лишь тонкими стенками, подчас фанерой, не доходящей даже до потолка». В Москве «люди близки друг другу не потому что близки, а потому что рядом, тут, по соседству…», «по смежности».
Такой тип жилищ порождает «homo urbanus – существо, ассоциирующее по смежности». Такой человек пребывает в духоте абсолютного одиночества. В очерках читаем: «Мои 10,5 кв. арш. раскалились за день. Душно. Пойти бы куда-нибудь. Да некуда. И не к кому».
Тут и вспоминается известный монолог Мармеладова: «А коли не к кому, коли идти больше некуда! Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти. Ибо бывает такое время, когда непременно надо хоть куда-нибудь да пойти!».
Чужое пространство в произведениях Кржижановского враждебно по отношению к «Я». «Квадратурин» завершается тем, что уже личное пространство самого героя становится враждебно по отношению к нему самому.
В «расщепе пера» Кржижановского размышление о «Я» и «не Я» закономерно влечёт за собой содержательное и структурное соотнесение быта и Бытия.
Думая над «квартирным вопросом, Кржижановский, по своему обыкновению, предпочитает арифметике не только алгебру, но и геометрию. В игре пространствами он находит форму своей мысли о предмете.
Движение от точечного пространства в сферу бесконечности задано векторной схемой сюжета.
Как подметил автор, «в комнате было почти темно», и жилец, словно скрепляя договор с нечистой силой, поставит свою подпись в какой-то «книге благодарностей». Ощущение крайней зажатости вновь подчёркивается. В состоянии тревоги Сутулин «встал и попробовал зашагать из угла в угол, но углы жилклетки были слишком близко друг к другу…».
Исполнение задуманного, что немаловажно, происходит ночью, с оплошностью, которая имеет роковые последствия. Когда «оставалось выквадратуринить потолок», содержимое упавшего тюбика испарилось, и работа осталась незавершённой, а «чёрный сон тотчас же упал» на безмерно уставшего Сутулина.
Ситуация магического расширения пространства встречается, и в романе М. Булгакова, где нехорошая квартира явлена разрастающейся до «чёрт знает каких размеров». Вместе с тем и Коровьев, сладко ухмыляясь, повествует там об одном ловкаче-горожанине, который, получив трехкомнатную квартиру, вскоре, путем махинаций, стал обладателем шести комнат, пока, «по независящим от него причинам», его деятельность не прекратилась.
Фундаментом продолжающегося действия становится экзистенциальная ситуация ускользания от человека опор, причину которой писатель обозначает игрой слов – «чуть не в квадрат возведённой квадратурой».
Неравномерно «растянувшийся комнатный куб» с куда-то вкось расходящимися стенами и просевшим потолком вызывает у Сутулина приступ головной боли и чувство постоянного страха. Повествование, разворачиваемое Кржижановским, идёт с обострением трагизма ощущения малости и незащищенности человека перед безжалостным напором неизвестной враждебной силы.
Слово «квадрат» остраняется, обретая уродливый облик и попадая в неуместное сочетание: «Остановись, – просит Сутулин. – Надо остановить эту квадратуринью штуку. Или я…».
Автор отмечает не только «едкую боль, ещё с утра забравшуюся под череп и продолжающую вращать сверло», но и беспокойный сон, озноб, раздражение, усиливающийся страх («Растет, проклятая, растет»). К этому присоединяется и «ночь, длинная и тягучая, как боль в виске».
Человек, мучившийся в комнате – «спичечной коробке», теперь, оказавшись в «огромной, мёртвой, но пустой казарме», начинает нежно хвалить клетушку, какой она была до Квадратурина, «такой тесной, но такой своей, обжитой и теплой крохотушей». А автор, словно нарочно, нагнетает лингвистической чрезмерностью пугающий абсурд происходящего: «Вот – вытеснится этакое из тюбика, расквадратится: квадрат в квадрат, квадрат квадратов в квадрат…»
Кржижановский с экспрессионистическим напором показывает метания загнанного во тьму человека, несущего «изострившуюся боль в виске», боящегося соседей и прохожих, решающего, наконец, собрать вещи и, пока все спят, бежать: «Дверь настежь. Пусть и они. Почему одному мне? Пусть и они». Постепенно на страницах произведения автором воссоздается не просто, психологическое отчаяние, а онтологический ужас: «Сутулин остался один на подгибающихся, ватных ногах среди четырёхуглой, ежесекундно расползающейся тьмы».
Финал новеллы смотрится как мрачная философская аллегория. В нем изображён побеждённый человек. Имея в запасе всего три спички, «сквозь чёрный воздух» Сутулин безуспешно пытается выйти из безграничья. Кржижановский не оставляет ему надежды, жестко ведя тему безысходности: «Но поворот был сделан, очевидно, неточно. Он шёл – шаг к шагу, шаг к шагу – с пальцами, протянутыми вперёд, и не находил ничего: ни узла, ни крючьев, ни даже стен…Тело облипло холодом и потом. Ноги странно выгибались».
В финале фамилия Сутулин исчезает из повествования, которое переходит в обобщенно условный план.
На безумном крике, разбудившем среди ночи «жильцов квадратур, прилегавших к восьми квадратным гражданина Сутулина», завершается проведённый автором эксперимент – «Кричать в пустыне заблудившемуся и погибающему и бесполезно и поздно: но если всё же – вопреки смыслам – он кричит, то, наверное, т а к».
#Литература
#Квадратурин
#Советская литература
#Кржижановский
