На сегодняшней карикатуре «Остерегись, Максим!» писателя Горького предупреждают: «Гляди, как бы и тебя не пришлось зачеркнуть!..».
За что великий пролетарский попал в немилость, обязательно расскажу, но прежде – о писателях, уже списанных со счетов.
Все они большевиков не любили и высказывались на этот счет довольно резко.
«…Только безумный может не знать, какую силу зла и разрушения представляют собою эти дикари Европы, восставшие против её культуры, законов и морали. Нужно совсем не иметь Разума, чтобы не понять простых и ясных поступков, действий и вожделений большевизма. Надо не иметь глаз, как слепому, – или иметь глаза, но ничего ими не видеть, – чтобы не различить на поверхности земли этой огромной России, сплошь превращённой в пепел, огонь, убийство, разрушение, кладбище, темницы и сумасшедшие дома, каким стал от голода и ужаса целый город Петроград, да с ним и многие другие. Надо совсем не иметь ушей, – или иметь, но ничего ими не слышать, – чтобы не услыхать этих воплей и стонов, воя женщин, писка детей, хрипения удушенных, треска непрерывных расстрелов, что составляют неумолчную песню России в течение последних полутора лет.
Надо совсем не знать разницы между правдой и ложью, между возможным и невероятным, как не знают её сумасшедшие, чтобы не почувствовать социалистического бахвальства большевиков и их неистощимой лжи: то тупой и мёртвой, как мычание пьяного, как декреты Ленина, то звонкой и виртуозной, как речи кровавого шута Троцкого, то беспритязательно простой и наивной, как та ложь, какою обманывают маленьких детей, животных и... народы.
Имея глаза и уши, имея разум и волю, – надо быть или таким же дикарём, как сами большевики, или человеком, который страдает нравственным помешательством, чтобы остаться равнодушным к бесчеловечной деятельности большевиков и называть её каким-нибудь другим именем, кроме преступления, убийства, лжи и грабежа….»
Это первый из «зачеркнутых», писатель Леонид Николаевич Андреев. Живший на финских землях Империи, он после революции нежданно оказался за границей.
Страшно тосковал, писал в письме Николаю Рериху:
«Все мои несчастья сводятся к одному: нет дома. Был прежде маленький дом, дача в Финляндии, и большой дом: Россия с её могучей опорой, силами и простором. Был и самый просторный дом — искусство-творчество, куда уходила душа. И всё пропало. Вместо маленького дома — холодная, промёрзлая, оборванная дача с выбитыми стёклами, а кругом — чужая и враждебная Финляндия. Нет России…».
Через неделю после отправки этого письма, 12 сентября 1919 года, скончался от паралича сердца.
Про второго «похеренного», Дмитрия Мережковского, я уже однажды вспоминал (не надо смеяться, изначальное значение слова «похерить» - перечеркнуть крест-накрест, нарисовать букву «хер», сегодняшнюю «ха»). И он, и его жена Зинаида Гиппиус, ненавидели Советскую Россию лютой ненавистью.
Гиппиус в 1919 году сочинила стихи:
Блевотина войны - октябрьское веселье
От этого зловонного вина
Как было омерзительно твое похмелье,
О бедная, о грешная страна
Какому дьяволу, какому псу в угоду
Каким безумным обуянный сном
Народ, безумствуя, убил свою свободу
И даже не убил, засек кнутом
Ликуют дьяволы и псы, над рабьей свалкой
хохочут пушки, разевая рты.
И скоро в прежний хлев ты будешь загнан палкой -
Народ, не уважающий святынь.
Мережковский, разумеется, в своих эмигрантских статьях тоже не скупится на оскорбительные оценки большевиков:
«Большевики — сыны дьявола…»; «Мы забыли Бога и разучились поклоняться героям, богоявлениям в человечестве, «существам реальнейшим» — вот почему поклонились мы этим двум великим ничтожествам, Троцкому и Ленину, — великому Прохвосту и великому Скопцу»; «Дух зла воплотился в Ленине — о, еще не последний, а только очень средний! но все же подлинный; а дух зла есть дух небытия, ничтожества. Имя «великого» Ленина останется в памяти человечества вместе с именами Атиллы, Нерона, Калигулы и даже самого Иуды Предателя»; «Ленин — самодержец, Горький — первосвященник <…> У обоих в душе — один и тот же провал в пустоту, в нигилизм, в «босячество». Оба — великие блудники, или вернее, блудницы. Абсолютная русская женственность, абсолютная проституция»; «Горький — не друг, а враг, тайный, хитрый, лицемерный, но злейший враг русского народа».
Как вы помните, эта ненависть закончилась прославлением Гитлера – и во время выступления по берлинскому радио после начала войны в 1941 году, и в посмертно изданной «Парижским вестником» статье:
«Только теперь, отдавая себе, отчет об угрожающей Европе опасности большевизма, которая, впрочем, грозит не одной Европе, мы можем оценить по достоинству величие геройского подвига, взятого на себя Германией в Святом Крестовом походе против большевизма. К этому походу присоединились и другие народы Европы. Вот почему теперь, когда зашатались стены этой проклятой Бастилии под страшными ударами германского оружия, русские эмигранты со всеми глубоко сознательными людьми всех народов чувствуют, что в них загорается пламенная надежда».
Что до Куприна, то сразу после революции он тоже основательно «жёг глаголом». В 1919 году, например, властитель дум задавался неудобными вопросами:
«25 октября старого стиля 1917 года в управление всем Российским государством вступил Владимир Ленин и вот уже два года в полной мере самодержавно правит Россией. Он заключил позорный мир с Германией, он впустил германские полки разорять русскую землю, он порвал всякие дружеские отношения с нашими старыми союзниками англичанами и французами, он вместе с немцами устроил самостоятельную Украину, и он же источил русскую землю кровью, уничтожил десятки тысяч людей в тюремных застенках и под орудиями пытки палачей, он призвал наемных китайцев и латышей, чтобы пытать и уничтожать русских людей, он задушил русскую свободу и вернул Россию к самым темным временам бесправия, полицейского режима, пыток и казней. В страшные времена Иоанна Грозного русскому народу легче жилось и дышалось, нежели в Советской России в неистовые времена Владимира Ленина.
<…>
Кто же он такой? Чем держится он среди народа и откуда в одном человеке могла сосредоточиться такая страшная жажда крови, такая сатанинская ненависть к людям и презрение к чужим мукам, к чужим людским страданиям и чужой жизни?».
Правда, финал у Куприна был противоположный Мережковскому. Как и все они, он страшно тосковал в эмиграции и однажды не сдержался. Провожая возвращающегося в СССР художника Ивана Билибина, писатель признался ему, что тоже хочет вернуться. Художник пообещал поговорить с советским послом, и вскоре Куприн получил приглашение правительства СССР вернуться на Родину.
Писатель приехал в столицу, в июне 1937 года опубликовал в газете «Известия» статью «Москва родная»: «Я в Москве! Не могу прийти в себя от радости. Последние годы я настолько остро ощущал и сознавал свою тяжелую вину перед русским народом, чудесно строящим новую счастливую жизнь, что самая мысль о возможности возвращения в Советскую Россию казалась мне несбыточной мечтой».
Но, как вскоре выяснилось – приехал умирать. Прожив на Родине чуть больше года, Александр Куприн скончался в августа 1938-го от рака пищевода.
А вот теперь возвращаемся к Горькому.
Не специалистов здорово сбивает с толку советский канонизированный облик Горького как великого пролетарского писателя. Меж тем отношения с Советской властью у него были сложные – чтобы не сказать более.
И большевикам от «Буревестника» тоже доставалось изрядно. Писатель Бунин даже подборочку цитат в свое время собрал. Вот что писал Горький летом 1918 года в своей газете «Новая жизнь»:
«Теперь жизнью России правят люди, находящиеся в непрерывной запальчивости и раздражении. Они затеяли и разжигают взаимоистребление демократии, возбуждают бессмысленное и пагубное для этой демократии и для всей страны злорадство, ненависть, злобу…»
«Они, эти фанатики и легкомысленные фантазеры, возбудив в рабочей массе неосуществимые надежды, влекут русский пролетариат к разгрому и гибели…»
«Они совершают опыт социальной революции — занятие, весьма утешающее маньяков и очень полезное для жуликов… Они крикнули: «Грабь награбленное!». И грабят изумительно, артистически… Грабят и продают музеи, церкви, пушки, винтовки, интендантские склады, дворцы, воруют и продают буквально все, что можно! И вот русский народ, этот слабый, темный, органически склонный к анархизму народ, ныне призывается быть духовным водителем мира, Мессией Европы! Большевики, эти «вожди народа», говорят, что они зажгут из сырых русских поленьев костер для всего Западного Мира! Они уже зажгли его. Он горит плохо, воняет Русью, грязной, пьяной и жестокой. Несчастную Русь тащат на Голгофу, чтобы распять, видите ли, ради спасения Мира!»
«Среди служителей советской власти то и дело попадаются взяточники, спекулянты, жулики, а честные люди, чтобы не умереть с голода, занимаются физическим трудом… Кошмар, нелепость, идиотизм!»
«Народные комиссары относятся к России, как к материалу для опыта. Русский народ для них лошадь, которой прививают тиф для выработки противотифозной сыворотки… Какой жестокий и заранее обреченный на неудачу опыт!»
«Я буду твердить русскому пролетариату: тебя ведут на гибель, тобой пользуются для бесчеловечного опыта!»
«Большевистская политика выражается в равнении на бедность и ничтожество. Большевизм есть национальное несчастие…»
«Советская власть не стесняется расстрелами, убийствами, арестами, никакой клеветой, никакой ложью… В среду лиц, якобы выражающих волю народа, введено множество разного рода мошенников, бывших холопов Охранного Отделения и авантюристов…»
«Рабочих развращают бесшабашной демагогией… Советская политика — предательская политика по отношению к рабочему классу…»
Причем – и это очень существенная деталь – если все вышеперечисленные материли новую власть, находясь в эмиграции, то Горький это делал в Москве, и высказывал все то открыто, печатая в газете в своей колонке «Несвоевременные мысли».
Да, в отличие от аполитичных коллег, у него были неоспоримые заслуги перед партией большевиков, но при этом «буревестник революции» как будто специально нарывался – то устраивал истерики в прессе из-да обстрела Кремля, то досаждал старому другу Володе, ставшему вождем мирового пролетариата, ходатайствами за врагов, хлопоча, например, за великого князя Павла Александровича и поэта Николая Гумилёва, а их расстрел воспринимая как личную трагедию.
А поводом для этой карикатуры стали очередные хлопоты Алексея Максимовича, на сей раз – за эсеров, процесс над которыми был тогда в СМИ темой №1 и о котором я уже писал.
1 июля 1922 года в «Правде появилась заметка, в которой сообщалось:
«Максим Горький, находящийся в настоящее время в Герингсдорфе (Германия), обратился со следующими письмами на имя Анатоля Франса и Рыкова:
Письмо Анатолю Франсу
Глубокоуважаемый гражданин Франс, процесс русских социалистов-революционеров принял характер открытой подготовки убийства людей, которые искренне служили делу освобождения русского народа. Я позволю поэтому обратиться к вам со следующей просьбой: поднимите еще раз ваш голос перед советским правительством, дабы дать ему понять всю недопустимость этого преступления. Быть может, авторитет ваш спасет жизнь социалистов...
Письмо Алексею Рыкову
Алексей Иванович, если процесс социалистов-революционеров закончится убийством, то это будет предумышленное убийство - гнусное убийство! Прошу вас сообщить о моем мнении Троцкому и другим... Сегодня я убежден, что если социалисты-революционеры будут убиты, то преступление это приведет к моральной блокаде России социалистической Европой».
16 июля появилась эта предупреждающая карикатура.
7 августа 12 подсудимых эсеров были приговорены к высшей мере наказания, которая позже была заменена 10 годами заключения.
А отношения Горького и Советской власти совсем испортились и оставались такими еще много лет. Но это уже другая история.
________
Проект "История в карикатурах".
Каждый день я буду показывать вам карикатуру из журнала "Крокодил" и коротко рассказывать про нее. Начну с 1920-х годов и буду понемногу складывать мозаику нашей истории столетней давности.
Присоединяйтесь и подписывайтесь на канал!
_____________
Если вы любите историю, можете почитать мою книгу Люди, принесшие холод - https://author.today/reader/27304/321021
А вы знали, что еще при Петре I и его наследниках южная граница России проходила по линии Саратова и Самары, а в районе Челябинска или Оренбурга русские поселились почти на столетие позже, чем на Камчатке? В этой книге рассказывается о том, почему так произошло. О том, как и почему Россия наконец-то начала расширяться к югу.
Первая серия знаменитой Большой Игры.
Книга вошла в лонг-лист премии «Просветитель», присуждаемой за лучшую научно-популярную книгу года.
Если вам понравится - я буду очень рад.